Голубая луна восходит над Хогвартсом

— Да, Гарри. В Слизерине почти все… Ну и на Когтевране — тоже… По-крайней мере, все попробовали. Пуффендуйцы — натуралы… — Колин недовольно фыркнул, — У них все это на факультете не приветствуется. Хотя Седрик, говорят, бывало… гулял с каким-то слизеринцем… Бедный Седрик, пусть земля ему будет пухом. — Хм, а я думал, опять один такой окажусь… — говорил Гарри уже не зная, радоваться ему сложившимся обстоятельствам или побиться головой о стену. Как он будет теперь смотреть на мальчиков? И какие взгляды будет ловить на себе? Отчего-то извечно правильному Гарри Поттеру было стыдно. Что-то внутри него говорило, что верней быть натуралом… Он всегда думал, что у ребенка должна быть мама, а теперь оказалось — это вовсе и необязательно… — Да, Гарри, нас — много. И мы все готовы тебе помочь. Ты только скажи. Только — намекни… — с этими словами, Колин подсел к нему поближе, — Знаешь, я еще тогда на первом курсе… — Кооолин! — Гарри взвыл и отшатнулся от гриффиндорца, — Не надо! Я не знаю, что творится в Хогвартсе, но мне кажется это проделки Темного лорда! Не гомосексуализм, а прямо массовая эпидемия какая-то! Вы с Невиллом как хотите — хотите детей рожайте, хотите лягушек размножайте, а я пойду к директору. *** — Поттер, вы сегодня какой-то взволнованный. Что наконец-то осознали свою сексуальность? — походя поинтересовалась профессор МакГонагалл, с которой Гарри пересекся по пути к директорскому кабинету, — И да, сегодня можете не мучаться, перечисляя маггловские сладости. Помфри сказала, что с ними профессору Дамблдору надо завязать, если он хочет дождаться, когда его убъет профессор Снейп, а не умереть от сахарного диабета… — О, правда? — уточнил ошарашенный Поттер, не осознав и половины из услышанного, — А пароль теперь какой? — Макароны по-флотски! — величественно вздернув подбородок, Минерва продефилировала куда-то в глубины Хогвартса. — Макароны по-флотски, — пробормотал Поттер. Каменная горгулья беззвучно согласилась с ним и отворила вход в кабинет. — Здравствуй, мой дорогой мальчик! — воскликнул Дамблдор, воровато пряча в складках своей пурпурной мантии запрещенную официальной медициной лимонную дольку, — Ты сегодня такой взволнованный… Но и со мною так было, когда я впервые осознал свою сексуальность… Гарри покраснел. Слово «сексуальность» из уст 115-летнего волшебника, отдаленно напоминавшего Санта-Клауса, звучало несколько неуместно. — Здесь нечего стесняться, Гарри… Я тоже был молод, юн… И горячая гриффиндорская кровь бурлила в моих жилах… И однажды, я встретил его… Того, кого полюбил всем сердцем… — Того… Его? Вы имеете ввиду… Сэр, пожалуйста, прежде чем мой мозг взорвется, скажите… Скажите, что это заговор темных сил, кошмарный сон… Что это неправда, что в Хогвартсе все мальчики — поголовно геи… А если это так, скажите, как это лечится? … — Гарри, ты хочешь вмешаться в задумки природы. Силе Любви половая принадлежность безразлична. Она захватывает нас, мой мальчик, подобно неумолимому течению горной реки. И лишь она одна приводит нас к свету. Моим светом стал Геллерт… — Альбус бросил печальный мерцающий взгляд голубых глаз на фотографию златокудрого юноши в фривольной позе, стоящую на директорском столе. — И ничто, даже высокие стены Нурменгарда не смогли препятствовать нашей любви, путь которой был так тернист и извилист… Сила Любви, мой мальчик, я вижу, ты вот-вот будешь готов познать ее, — говорил профессор Дамблдор, неминуемо приближаясь к будущему Спасителю магического мира. Гарри в ужасе отпрянул к двери, по пути разбив несколько колб с анализами… фу, простите, с воспоминаниями, заимствованными у волшебников насильственным путем. — Мэрлин! Да все вы тут, что ли извращенцы гребанные?! — риторически вопрошал Гарри Поттер, с ужасом выбегая из кабинета Дамблдора. Директор хмыкнул, спокойно вернулся на свое место, вытащил из кармана очередную дольку и сделал пометку на пергаменте, что надо попросить Снейпа наложить на мальчика пару профилактических обливейтов.