Стражи

      Приятный вечер вторника для Изуны и Тобирамы в очередной раз продолжился посещением облюбованного ими лав-отеля. Тихое местечко, где не задают клиентам вопросов, красивый парк рядом, приемлемые цены. А после секса, собираясь домой, Учиха предложил пройтись вместе.       Они трахались уже месяц почти ежедневно, и Изуна понимал, что ему стоит определиться, это только в рамках делового любопытства или Сенджу вызывает у него более высокие чувства.       Трахаться дальше это не помешало бы, но, возможно, объяснило, почему хотелось ещё. Новизна давно прошла, но секс оставался по прежнему зашкаливающе эмоциональным и привлекательным для повторения.       — Мне к метро, — дружелюбно-нейтрально отозвался Тобирама, потягиваясь и потирая ноющую поясницу.       — Мне туда же, — кивнул Учиха, немного соврав, легко потыкал Сенджу в поясницу, пообещав себе завтра размять его нормально. — Далеко живёшь?       — Доберусь, завтра не опоздаю, — криво усмехнулся Тобирама, одобряюще уркнув на тычки.       Сенджу и пунктуальность за такой короткий срок успели стать притчей во языцех. По нему можно было сверять часы и инкассацию.       — Верю, верю, — со смешком отозвался Изуна, привстал на цыпочки, чтоб поцеловать его в щеку. — Пойдем?       Прогуляться, оценить, каково с ним не только трахаться, но и общаться не по работе...       Изуна и длительные отношения, по его мнению, были совершенно несовместимы. И то, что Сенджу не тянуло бросить от скуки или паранойи, само по себе было странно и требовало исследований.       Под поцелуй жадный до ласки Сенджу подставился охотно, как и приобнял Изуну.       — Пошли, — довольно и легко согласился Тобирама.       После секса он всегда такой, гораздо более благодушный, чем до или во время, ленивый любитель поваляться. С точки зрения Изуны, всё вышеперечисленное было не самыми хорошими качествами, но в Сенджу это можно было терпеть за редкостный дар этим всем не раздражать.       Идти просто по улице было непривычно, чуть расслабившись и даже без вечного галстука.       А вскоре они свернули в парк, через который лежала кратчайшая дорога к метро. Можно было бы немного попетлять, гуляя, потому что даже в молчании идти было до странного уютно. Изуна уже думал утянуть Тобираму на чуть более длинный путь, когда чуйка забила тревогу.       — Тобирама, ты как насчёт зайти выпить,м? — мягко уточнил Изуна, судорожно находя взглядом горящую вывеску.       Будь это стриптиз или клуб любителей дешёвых ношенных носков, всё равно позвал бы. Внутреннее ощущение опасности и дискомфорта резко обострилось. С учётом регулярности попыток его поймать, подставить, отправить брату с отцом по частям, работало оно отлично и тут тоже вряд ли ошибалось: что-то намечалось.       В эту блядь чудесную ночь с Тобирамой, который как-то уже покрутил пальцем у виска на предложение выпить.       — Не хочу в бар, — ожидаемо отказалась белобрысая скотина. — Зачем нам куда-то вместе ходить?       — Провести время вместе? — просительная мордашка вышла весьма удачно — паранойя била нешуточную тревогу, а потому он просто и решительно потащил Сенджу за руку к бару, плюнув на отказ. Лучше уж Сенджу на него обидится, чем их обоих пристрелят на открытом пространстве ухоженного парка.       А если не пристрелят, то они об этом пожалеют, ибо попадут в чужие руки. Мадара как-то рассказывал, кого и почему нанимают на такие дела. Больше вопросов, не слишком ли жестоко СБ обращается с нападавшими и не лучше ли тех сдавать в органы, у Изуны не возникало.       Ни себя, ни Тобираму он не собирался оставлять на растерзание наймитам или прикрываться им как щитом.       — Учиха, блядь, — попытался тормознуть и вырвать руку мигом встопорщившийся Тобирама.       Было жалко, но резко крутанувшись Изуна коротко пробил ему в солнышко, заставив чуть ли не пополам согнуться.       — Мы, блядь, идём в бар, или фотография моей задницы с твоим членом в ней станет звездой ютуба, разве что без лица Учихи.       Пока Сенджу осознавал смысл фееричной угрозы, Изуна успел дотащить того до бара, очаровательно улыбнуться охраннику, усадить охуевающего Сенджу к стойке и даже что-то им заказать.       Озадачив бармена, Изуна, параллельно мониторящий пространство так, как учил брат, вернулся к злобному, как стоматолог с месячными, Тобираме.       Время объяснить что-то было, но следовало ещё и брату дать знать. Так, на всякий случай.       — Нужно было уйти с открытого пространства, — очень тихо пояснил Учиха, сбрасывая брату вызов по кнопке быстрого набора и бросая трубку после пары гудков.       От числа гудков тоже зависела реакция Мадары. Тут он будет ждать отзвона Изуны, не срываясь сам. Брата тоже похищали, но очень быстро пришли к выводу, что старший сын Таджимы психованный, а самостоятельный братик как-то сбежал, и на пару с Изуной отец, убедившись, что Мадара в безопасности, предложил террористам за умеренную сумму забрать его обратно. После чего подорвал всё заботливо оставленное Мадарой.       Изуна же на такие адреналиновые развлечения не подписывался. Не любил, да и не мог, а потому спасался сто первым приемом карате.       — И зачем? — сварливо осведомился Тобирама в ответ на пояснение. Ответить Изуна уже не успел — боковым зрением заметил, как недавно вошедший в бар человек с подозрительно топорщащейся курткой шагнул к ним.       Тот успел схватить Учиху за локоть, получил локтем в солнышко, уже потянулся ко внутреннему карману за оружием. Изуна моментально выдрал у того пистолет чуть не из пальцев, а локоть из руки, выстрелил куда попал (кажется, в живот, но Учиха не стал бы спорить) и развернулся к Тобираме.       Круглые глаза, полный ахуй и, кажется, за него сейчас прямо тут решат, что это только секс, а не что-то вроде... никаких слов типа «отношения», да.       Потому что нападающий был не один, и слава всем богам, что это был какой-то пиздецовый непрофессионализм. А значит, надо бежать дальше.       — Вот за этим, — тихо после грохота выстрела (нет, правда, а глушитель? О таком даже Изуна подумал бы при организации похищения, не говоря уж о Мадаре) просипел Изуна и кинулся на грудь Тобираме, сбивая его с ног и почти укладывая на невысокую барную стойку. Скольжение, и они уже по ту её сторону, а над головой разбиваются бутылки дешёвого пойла.       Не выпуская оружия, Учиха схватил Сенджу за руку, рванулся к тому выходу, до которого было ближе, один из нападающих, стоящих у них на пути, попытался схватить Тобираму, по охуению во взгляде решив, что тот менее опасен, но чем-то ценен хвостатому ебанату. Изуна слишком умного пристрелил, едва притормозив, вышиб дверь их совместной с Сенджу инерцией и тут же нырнул в ближайшую подворотню. Следовало бежать, бежать быстро и подальше.       Полный ступор в глазах, к счастью, не мешал Тобираме быстро переставлять ноги, уебывая с места происшествия, благо эти места Изуна знал и тащил Сенджу весьма уверенно.       Дыхание на вопросы и вопли любовник тоже не тратил, чем ещё раз подтвердил Изуне, что вкус и выбор партнёров у него шикарны.       Изрядно попетляв по району и убедившись, что их потеряли, Изуна, не замедляя бега, достал телефон.       — Нии-сан, я живой, помощь не нужна, адрес нападения такой-то, — выпалил на одном дыхании. После чего чуть медленнее побежал в сторону своего дома, по прежнему не выпуская руки Тобирамы.       — Подарок маме купил? Нет, я-то купил, а ты не забыл про юбилей? — медленная трусца совершенно не мешала Изуне напоминать брату о насущном.       А вот ещё более круглые и удивлённые глаза Тобирамы Учиха заметил только уже около своего дома, куда они как раз успели добежать. Запыхавшийся Сенджу очень трогательно держался за его руку и не перебивал трёп Изуны с братом, даже подкалывать его за это не хотелось.       — Всё, давай, отцу сам скажешь? Ага. Пока-пока, — попрощался Изуна, положил трубку и нагло затащил Сенджу в лифт. Раз уж пришли, пусть остаётся у него сегодня, отойдет от такого происшествия.       Звякнул ключами, открывая дверь, швырнул трофейный пистолет на полочку в прихожей, где тот жизнеутверждающе звякнул о ещё парочку таких же с прошлых разов, подтолкнул Тобираму в сторону кухни.       — Располагайся, лапа.       Пистолеты. Мелкие, побольше, внушительные, кучка отвинченных глушителей и даже слоя пыли нет. И абсолютно привычный Изуна, спокойно уже шуршащий чем-то на кухне. Тобирама такого не то что не ждал — он вообще сомневался, что такое возможно. Милый Изуна-чан, котик всея бухгалтерии, и горка оружия, и пара убийств, и «братик, не проеби семейное торжество, особенно специально, и папе напомни». Тобирама знал, кто такой Изуна, о его связях в криминальной среде, но полагал того куда больше дипломатом, не способным отстреляться самому.       — Эт-то что за нахуй был?       — Попытка прислать меня папе и брату по частям, — невозмутимо отозвался Изуна. — Иди руки мой и садись, чай или кофе будешь?       — Эээ.. и часто такое бывает в твоей жизни? — покосился на оружие Сенджу. В ответ то смотреть не умело, и это радовало       — Не реже раза в месяц, — дёрнул плечом Учиха, — да ты садись, садись, — и за руку отвёл того на кухню, посадил на стул в уголке, припомнив, что ни разу не видел Сенджу у кофеварки, поставил перед тем кружку чая.       На чай Тобирама посмотрел грустно, тяжело вздохнул и всё-таки родил:       — А можно мне кофе? Со всей молочкой, что найдется, и ложки четыре сахара? А то подкрашенная и некрашенная вода ещё на работе заебала...       — Конечно, — радостно улыбнулся Изуна, невозмутимо поцеловал в щеку, взъерошил волосы и повернулся к кофеварке. Грустно-растерянного Тобираму хотелось затискать, а сбросить стресс от очередного нападения надо было. А заодно узнал, что тот любит такой кофе! Новая деталь в образе безмерно радовала.       Выданный кофе был торжественно превращён в Нечто путем смешивания с сахаром, молоком и сливками разом. Сам не очень любящий этот горьковатый напиток Изуна умилительно смотрел, как Тобирама сначала присосался, потом, подумав, сложился чуть ли не втрое, затянув ноги на стул, прикрыл глаза. Через полторы минуты отвис, когда Изуна как раз допил свою большую кружку крепкого, чуть сладкого чая.       — Вкусно. Спасибо. А это так квартирка, на случай твоих месячных, или ты тут живёшь?       — Я тут живу, — улыбнулся Учиха. — Ну, большую часть времени. В дом семьи возвращаюсь только под обострение паранойи или под сезонное обострение у придурков.       — А сезонное обострение — это сколько покушений в месяц? — на удивление сочувствующе спросил Тобирама. А взгляд тёплый-теплый, словно ему и правда не всё равно.       — Ну, три месяца назад, после нашумевшего контракта с Энерджи Системз, после третьего покушения за неделю братик запер меня в подвале под домом семьи, где камерами утыкан каждый сантиметр. И не отпускал от себя даже в сортир. Параноик! — прозвучало ласково. — Но это нечасто бывает. Право ходить в сортир без взвода спецназа и даже — о ужас — ходить по улице я себе выторговал давно.       Учиха улыбнулся, тон был тёплым, и сел он поближе к Тобираме, приобнял его.       Пытался делать вид, что ничего такого в этом нет.       Всего-то сидят на кухне в третьем часу ночи, в обнимку, он делится ностальгическими воспоминаниями и позволил себе показать, как на самом деле любит брата.       — Пошли спать, м? — тихо попросил Тобирама, ласково приобнимая Изуну за плечи.       — Пошли, — кивнул тот, вздохнул, как перед прыжком, и выдал на одном дыхании. — Прости, что втянул тебя. Забылся и не предупредил, что рядом со мной бывает опасно.       Вот сейчас он скажет, что не страшно, хуйня случается, но Изуна чёт не мужик, предпочел побежать, и всю жизнь бегает, и опасно, и за брата цепляется, по бункерам отслеживается.       Ага, конечно. Вот Сенджу Тобирама то и сделал, щаз. Эта скотина с ласковой улыбкой и мстей за лапу цапнула его зубами за плечо до болезненного вскрика, ровно туда же, где в порыве страсти и так оставила метку.       — Спать. И утренний минет. И кофе,— коротко переформулировал планы Тобирама. — И на работу. Кровать где?       — Угу, — покладисто буркнул Изуна, чувствуя себя выжатым лимоном. Адреналин побега схлынул, оставляя дикую усталость.       Обнял Сенджу за пояс и утащил в спальню. Привычно кивнул камере «доброй-ночи-вторника-нии-сан-я-спать», бросил одежду на стул и свалился поверх одеяла.       — Нии-сан? Ты всегда прощаешься с братом в выключенный монитор? — рядом упал Тобирама, абсолютно бесстыдно голый, благо им обоим хватало ума мыться в отелях, и тут же подгреб к себе Изуну.       — Я с камерой прощаюсь, — сонно пробурчал Изуна. — И не дай ками не попрощаюсь, это одно из условий моей жизни здесь, а не в комфортном бункере на цепи. В прямом смысле.       — Камеры? Цепь? За мной тут следят и передачки в бункер не возьмут? — пошутил Тобирама, выпутывая одеяло. И даже почти не задумался, прежде чем укутать не только себя, но и не менее вымотанного Изуну.       — Угу, — совсем сонно прореагировал тот, обнимая Тобираму, — спокойной ночи, — выдохнул и моментально отключился.       — Реально следит? Учихи, блядь, вуайеристы, — выдохнул Тобирама, не веря до конца, и также отключается в тепле и уюте.       ... где-то​ там Мадара в это время скрипит зубами на малолетних пидорасов и с затаенным интересом рассматривает брата Хаширамы, чуть ли не первого постороннего, которого Изуна привёл к себе.       И второго в постели, но лапоньку Акеми-чан можно не считать, ровно также они с Изуной пили, пробовали травку и обсуждали сотрудников и сотрудниц по стройности ног и лапательности жопы.       Со спины к старшему сыну подошёл отец, поглядел на картинку с камер и вздохнул тяжело, покачав головой.       — Домой привел спустя месяц. Ох, малыш, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — констатировал факт Таджима.       — Я за ними слежу, — хмуро буркнул Мадара. — Если не понимает, переселю в бункер.       — Обоих? — фыркнул Таджима, а на экране мелкий Изуна, попытавшийся привычно отползти и выкрутить на себя всё одеяло, был возвращён в объятия одним движением, а на лице Тобирамы проступило на редкость знакомое выражение, вызвавшее чесотку кулаков.       — Изуну. А этого допускать за хорошее поведение. Обоих.       Таджима потрепал старшего по волосам и ушел, время позднее, а всем завтра работать. И надеется, что младшему хватит то ли терпения, то ли ещё чего, чтоб удержать любовника, допущенного так близко. Ему совсем не хотелось, чтобы сын пострадал — хоть от нападений, хоть от сердечных терзаний.       А страдающий младший — это локальные проблемы всем окружающим, которые устроят обеспокоенные родственники. Да, Изуна был их якорем, был этаким сердцем семьи, к которому можно было просто прийти и посидеть, подумать. А потом снова: Таджиме — выяснять и разбираться, кто опять налажал, и сколько миллиардов проёбано, Мадаре — дрессировать экстремистские группировки и обрубать слишком длинные руки. Почему-то справиться с последствием таких стрессов мог либо алкоголь и декаданс, либо родной человек. Таджима с Мадарой тоже были родствениками, но вот выдыхать так друг рядом с другом не могли, а вот с похожим на Маюри Изуной — запросто.       И спасите все Ками глупого Сенджу от глупостей!       

***

      Утро началось с осторожных прикосновений. Изуну гладили по животу, ласково, но без нерешительности. Лениво дремлющий Учиха на это только уркнул одобрительно, подставляясь и медленно вспоминая вчерашнее. Понимая, что как легли, так они и уснули — в одеялке, в обнимку.       Бросил взгляд на часы на тумбочке, зевнул и мягко повернулся в руках​ к Торью лицом, обнимая его за пояс.       — Доброе у-утро? — лениво зевнул Изуна.       Его тут же поймали за хвост, но вместо привычного рывка ласково потрепали и почесали под затылком.       — Утро, ла-апа, — согласно мурлыкнул Тобирама, притягивая Учиху ближе и зарываясь носом тому в шею, — ммммм, какой ты…       Изуна на ласку только растекся тёплым расслабленным телом, прижался ближе и погладил Сенджу от затылка до бедер.       Утро было раннее, спать ещё хотелось, но тёплый Тобирама под боком был соблазнительнее мысли доспать пару часов. И поцеловать того было совершенно естественно просто за то, что он лежит тут, греет Учиху, ласковый и милый.       Поцелуй вышел медленным, уверенным и нежным, как и всё неторопливое и настойчивое утро. И возбуждение, лениво накрывающее обоих одеялом, было таким же лёгким и неотвратимым, как Сенджу.       Шевелиться лишний раз всё равно не хотелось, но вот целоваться, гладить, обниматься и мурлыкать — это же не шевелиться?       И возбуждение вызвало мысли не о жарком сексе, а о чем-то другом. Ласковом и неспешном.       Что там Сенджу вчера говорил, утренний минет и кофе?       Правда, хотел этого от самого Изуны, но это можно переиграть. Тобирама уже совершенно однозначно прижался к Изуне членом, целуя в скулу и гладя по внутренней стороне бедра.       — Можно?       Изуна согласно мурлыкнул, закинул ногу на бедро Тобирамы, прижался чуть ближе.       — Можно, лапа, — и улыбнулся, лениво прикрывая глаза.       Вместо привычной взаимной грызни на тему кто тут милая лапа, а кто мужик, Тобирама просто поцеловал Изуну в уголок губ, наконец обхватив ладонью оба их члена и легко гладя. Изуна даже приоткрыл глаз посмотреть, с каким выражением лица тот просыпается с ним на пару таким ласковым.       А посмотрев, уверенно решил, что за такую моську иных её увидевших убивал бы зверски, ну или отдавал бы братику. Сонно-ласковый, чуть улыбающийся Тобирама был просто чересчур умилительным. Изуна аж проснулся от такой милоты, широко открыл глаза и снова зажмурился. Линзы, которые он забыл вчера снять, резко напомнили о себе резью в глазах.       Выступившие слёзы Изуна сморгнул, и, зажмурившись, уткнулся лбом под подбородок Тобираме. Благо, тот не успел заметить, что что-то не так, и просто поцеловал пушистый затылок.       Открыть глаза снова он не решился, ласково поцеловал Тобираму меж ключиц, погладил ягодицы, бедра.       — Красивый Торью, — тихо мурлыкнул, но тот должен был расслышать.       — Хороший Учиха, — с нотками абсолютного довольства хмыкнул Тобирама, ласково оглаживая Изуну. Без резких движений, чуть массируя и перебирая пальцами, больше возбуждая, чем усиливая давление. Мягкие волосы Учихи было приятно целовать.       Тот довольно мурлыкнул, лизнул Сенджу в ключицу, поцеловал снова.       — Красивый, ласковый, хороший, — довольно проурчал Изуна, и, чуть помедлив, добавил с вопросительной интонацией, — мой?..       — Мой Учиха, — поправил его довольный Тобирама, обнимая другой рукой и притягивая к себе ближе, чтоб касаться всем телом.       Вот тут-то Изуна и понял, насколько это «просто секс».       Впрочем, плохо это не было. Проблемно до ужаса, ставило целую гору разных вопросов, но хорошо.       А потому Учиха решил не портить хорошее утро, прижался поближе, втянул Тобираму в поцелуй.       Проблемные вопросы он будет решать позже.       И скорее всего вместе с Тобирамой. Право поучаствовать тот заработал, и отнюдь не своим членом, что тоже был очень хорош.       Просто с ним было хорошо. Молчать, просыпаться, ругаться, пытаться вытащить, что такого он скрывает и почему играет в робота.       — Тор-рью, быстрее, — тихо попросил Изуна.       — Так? — уточнил тот, чуть ускоряя движения ладони, но не надавливая сильнее. И улыбался, взгляд прямо-таки чувствовался макушкой. Так, что Изуна оторвал лицо от его груди и посмотрел в глаза, и плевать, что от линз глаза защипало. Глаза пройдут, а вот когда ещё увидит такую моську Тобирамы?       Улыбающегося, довольного, спокойного и открытого. Можно взять голыми руками. А можно — отдаться самому, подставить губы под поцелуй и часто-часто дышать, чувствуя ощутимую, но по прежнему лёгкую ласку.       — Да-а, Торью, мм, — тихо даже не стонал, урчал-выдыхал Учиха, жался ближе.       — Хороший, красивый, замечательный Изуна, — тихо и почти неразборчиво шептал Тобирама, уже чуть вздрагивающий от накатывающего удовольствия и явно уже не контролирующий, что говорит. — Мой Учиха, да, мой и твой, ммм...       И это собственническое «мой» не вызывает желания сбежать, оттолкнуть и послать подальше, и не надо выдавливать из себя что-то в ответ.       Оно приходит само.       — Мой Торью, — и целоваться долго, обхватить его ладонь своей, чуть направить, но больше — просто держать её там.       Наслаждаться, что вот они лежат, отделённые от мира тёплым одеялом, в обнимку, возбуждённые и ласковые, оба. И им хорошо до поджимающихся пальцев на ногах, до частого глубокого дыхания и судорожного шёпота о том, как же это хорошо — быть вместе, рядом, тут, сейчас. Ощущать чужую ладонь, чужой член, осторожные прикосновения и близость тихого, утреннего удовольствия.       Вчера был долгий день, грустно закончившийся. Сегодня — отличное утро и Изуна тихо выдохнул, соскальзывая в удовольствие следом за Тобирамой, пачкая их руки семенем, продолжая целоваться.       Ещё некоторое время они лежали так, отдыхая, а потом у Учихи мерзко запищал будильник, напоминая, что сегодня рабочий день, и надо бы вставать, чтобы успеть ополоснуться под душем и позавтракать хотя бы кофе.       — Это что за адский звук, м? — недовольно заворчал на него Тобирама, предпринимая попытку спрятаться в растрепавшейся за ночь шевелюре Изуны.       — Это толстый намек на то, что ещё немного, и у нас будут все шансы опоздать на работу, — лениво зевнул Изуна. — Пошли в душ, что ли... — а сам обнял, почесал белый затылок.       — А может, мы правда пойдём в душ, вместе, — мечтательно проурчал Тобирама. — Отмоемся от «доброго утра» и плавно перейдём к «доброму дню», о-ооо, даааа-а, так, ни-иже, Изу-уна, — не стеснясь громко и эротично простонал Тобирама от пальцев в волосах.       — Ага, — промурлыкал тот, постепенно отползая к краю кровати, не отпуская от себя Сенджу.       Встать всё-таки было надо хотя бы для того, чтобы доползти до душа.       Вставать Сенджу категорически не хотелось, и манёвр с отползанием по кровати он легко разгадал, и вместо того, чтоб встать, упал с кровати, утягивая за собой Изуну в перевороте. Недовольно пискнувший Учиха приземлился на уютного Тобираму, сверху получил одеялом и понял, что пошло бы оно всё в принципе, ему хорошо-о. И на работу идти можно попозже, брат в курсе, что его опять пробовали отловить, и всё равно там всё сейчас переворачивает вверх дном.       А потому он коварно завернул их в одно одеяло и перевернулся набок, тихо посмеявшись этому мелкому хулиганству.       — Что, ну его этот душ?       — Ну его. Полежим так? — улыбнулся ему Тобирама, обнял за плечи, переплел ноги. А они, на удивление, тёплые, и Изуна согласно и довольно потерся носом о чужое плечо. — От тебя ближе, можно за полчаса до работы добраться, время ещё есть. Пригрелись же...       — Успеем, — кивнул Изуна, — всё равно там утром полный бардак будет и никакой возможности спокойно делать дело... А тут такой теплый ты, ммм... — он нагло зевнул и устроил голову у него на плече.       — Соня, — забавно фыркнул отменно выспавшийся Тобирама и одернул одеяло, чтоб по ногам не сквозило. — Тебе к скольки, лапа?       — Вообще к десяти, — отозвался Изуна, — но сегодня минимум до полудня там будет бегать толпа очень злых безопасников. Так что раньше мне там появляться смысла не-ет...       — М, мне к девяти, — погрустнел Тобирама, — и мне-то никто не помешает... Я уйду чуть пораньше?       — Придется отпустить, — вздохнул Изуна, — или хочешь, пойдем вместе?       — Хочу тебя гладить, повернись чуть, — тепло попросил Тобирама, — и засыпай, если не выспался. Я тебя потом оботру и потормошу двери закрыть.       — Спасибо, — Изуна потерся об него щекой, повернулся поудобнее, чтобы подремать ещё немного в тёплых руках.       Во сне его продолжали ненавязчиво гладить, не раздражая и не щекоча, и он в ответ искренне мурчал, греясь. Пусть для него это и было привычным, но всё равно неприятно, когда тебя пытаются убить. А Тобирама мог бы и остаться, а не рваться на работу. Было бы хорошо провести время вместе не в гостинице, а лучше — всё выходные.       С другой стороны, имидж идеального сотрудника Сенджу выдерживал безупречный, и опоздание на работу по причине «лень отлипать от любовника» таковой бы очень заметно пошатнуло.       Но вот на выходные, подумал Изуна, не отвертится.       Хотя ЧП «меня пытались убить из-за любовника» таки было важной причиной. Это тоже надо будет объяснить на выходных, приучая Тобираму к рукам. И к тому, что «лапа» — это правда всего лишь ласковое урчание человеку, с которым хорошо, подумал Изуна, заползая во сне на Тобираму и урча «моё», не подозревая, какую бурю чувств вызывает у Сенджу. Особенно из-за доминирующего умиления.       Сенджу же честно дождался так двадцати пяти минут девятого, за пять минут добыл из кармана своих брюк влажные салфетки, которыми вытерся сам и вытер дремлющего Учиху, оделся и легонько тронул того за плечо.       — Изуна, закроешь дверь?       — Фокус покажу, — пробурчал сквозь сон Изуна, вытягивая руку и сдергивая со стула свои брюки.       Хотел он вообще-то нащупать свои ключи, но под диваном там же нашлись запасные, которые неделю назад вместе со сменой замков ему принёс Мадара. Их Изуна и кинул Тобираме.       — Твоё. Справишься?       Тобирама секунд пять хлопал глазами на ключи в руке, а потом кивнул.       — Справлюсь. Спасибо. Отсыпайся, — наклонился, чтоб легонько погладить по волосам на прощание.       Ключи от квартиры, в которой Изуна лежит. Его собственные. И Учиха сам выдал ему ключи, сказал, что они его...       На работу Тобирама приехал до неприличия довольный. Привычный кирпич сотрудниками был окрещён как особо требующий рихтовки, а общий сволочизм — зашкаливающим.       Изуна же, явившийся на работу к полудню, довольный, выспавшийся и улыбчивый, вызывал у окружающих тройную дозу умиления. Кроме злого, как все йокаи разом, Мадары, который не поленился прийти и высказать младшему всё, что он думает о его привычках, любовниках и безалаберности. Высказать тихо, но от того не менее грозно. Факт же выдачи Сенджу ключей взбесил старшего брата особенно.       Потому что Сенджу был мутный, непроверенный, и вообще бесячий. И какого хрена, Изуна?       Изуна только пожал плечами и уточнил, с каких пор братик сменил ориентацию и теперь так уж против чужих любовников.       И отдельно попросил просто так Сенджу не обижать. Нет, то, что он подозрительный — не повод, Изуна с ним опасности не чувствует, и хотел бы навредить — давно бы попытался.       И вообще, братик, это моя загадка! Ты можешь его брата поискать. Как что? Жив, конечно, Тобирама говорил.       На сей ноте диалог пришлось свернуть, поскольку Изуна торопился на очередную встречу, что грозила затянуться до позднего вечера и вылиться в очередной крупный контракт.       Мадара, которого в процессе прощания дважды сравнили с Тобирамой, только пообещал, что пробьёт Сенджу по своим каналам. Изуна только посмеялся над братом, но не стал озвучивать, что именно это он и сделал, и именно потому, что пробилось, и заинтересовался Тобирамой. И вообще, его маленький белый пушистый домашний зверёк, прибившийся домой с К.Инк — вовсе не повод срывать контракт. И улетучился, абсолютно довольный, ведь будь брат на самом деле против Тобирамы — никакие уговоры не помогли бы. А так всё одобрено, профилактика осторожности проведена, младшего ощупали и отпустили. Вдруг и правда что найдёт или найдёт меньше, чем Изуна? Чудесно же будет и вместе поискать...о таких, неожиданно непростых Сенджу.       Поздним вечером Изуна приполз домой выжатый как лимон. Завтра предстоял второй раунд переговоров, а сейчас хотелось в ванну, потом под одеяло и в идеале — теплого Сенджу под бок.       Сенджу, к довольству Изуны, дома обнаружился. Потребовал обещанный минет, но так и быть, согласился перенести его получение на утро, дал увлечь себя в душ, с энтузиазмом отсосал и подставился сам, тихо вздыхая и вжимаясь лбом в прозрачную стенку душевой кабинки.       Настроение от такого продолжения вечера у Изуны резко поднялось, а потому из душа он утащил Сенджу в постель, заранее попрощавшись с камерой и потребовав не завидовать.       И вообще отличный был метод сбросить умственную и эмоциональную усталость.       А уж спалось с Тобирамой под боком вообще отменно. Тот не ворочался, засыпал разом, не давал дёргаться и скидывать одеяло Изуне, и высыпалось отменно. Голова на утро было свежая, жизнь казалась хорошей, и для полного счастья не хватало только завтрака в постель, но его Учиха оптимистично отодвинул на выходные.       Вместо этого он, проснувшийся на этот раз первым, притащил кружку кофе в постель Тобираме и наблюдал за растерянно-довольной белобрысой моськой с немалым удовольствием.       Ошарашенное выражение лица и явно забытая из-за удивления фраза благодарности трепетно присосавшегося к кружке альбиноса достаточно наглядно иллюстрировали его довольство. Изуна даже залез под одеяло под бок к Сенджу, устроил голову у него на плече и поинтересовался, какие у того планы на день.       «Потрахаться или чувства» было давно не актуально. Чувства и тёплый белый Сенджу, которого согласен принять брат. Будь иначе, тут уже был бы спецназ, Учиха не обманывался.       Ценность личного пространства Изуны для Мадары и их отца заканчивалась там, где начинались вопросы безопасности.       Планы на день же у Сенджу были в высшей мере банальны, а потому Изуна мурлыкнул, что вечером будет ждать Сенджу дома, лениво поцеловал в плечо, не отвлекая от кофе, и вообще был редкостным котичкой.       После чашки кофе сонный Тобирама, всё норовящий подремать на макушке Учихи, наконец-то начал напоминать человека. И заявил, что Учишачьи кости надо кормить, и пусть вообще показывает, где тут еда, которую можно брать и готовить. То, что он приготовит, есть можно будет сто процентов, а если Изуна ему поможет, то это будет даже вкусно.       Завтрак действительно готовили вместе. Яичница на пяток яиц, сыр, жареное тонкое то ли мясо, то ли ветчина с зеленью, чай Изуне и молоко с кофе для вкуса Тобираме. Бок о бок им было хорошо — и неожиданно не тянуло трахаться прямо над плитой.       Просто уютно и тепло, вкусная еда, спокойный завтрак. И вот это было совсем верным знаком, что отношения более чем стоят того, чтобы их сохранить. Так что даже братик не нашел слов для возражения.       Особенно если бы послушал, как они за завтраком вдвоём хихикали над забавными историями из практики Изуны, щедро сдобренными язвительными комментариями Тобирамы о людях и возможностях. Оказалось, что пару из них Сенджу знал лично и отдельно добавил красок.       В домашней, действительно домашней, а не отельной обстановке Тобирама неожиданно открылся совершенно с другой стороны, злобненькой, но безумно мило-растрёпанной и уютной, обожающей ненароком коснуться и теряющей дар речи от кофе в постель.       На работу Изуна ушел чуть позже, задержавшись помыть посуду и убрать постель. Попутно заметил часть вещей Тобирамы, но не придал тому значения. Сам же просил приходить вечером, логично не тащить все с собой, и, значит, вернётся точно.       Эта мысль грела его весь рабочий день. Вечером, задержавшись доделать кое-что упущенное утром, Изуна махнул рукой заглянувшему Тобираме, мол, занят пока совсем-совсем, и морально готовился дома никого не найти. Даже настраивал себя на то, что одному можно выспаться поперёк кровати, и вообще Тобирама сразу же сказал «секс и всё».       Тем больше было удивление от горячего бифштекса, свежих овощей и Тобирамы, в одном фартуке и мягких штанах, босиком стоящего у плиты с совершенно счастливой моськой.       Как его не порвало от умиления на сотню мелких Учих, он и сам бы не сказал. И что именно пищал, обняв Сенджу, уткнувшись носом в плечо и пытаясь не мешать тому готовить, тоже не сказал бы.       И за глупые мысли стало даже немного стыдно. Его То-орью, такой замечательно-домашний и милый.       Который пережил приступ нежности Изуны, умудрившись не обжечься, чмокнуть Изуну в затылок и тепло фыркнуть.       — Иди руки мыть и выползай из одежды. Можно совсем.       Учиха моментально испарился в сторону ванной, откуда вернулся через десять минут, успев вымыть руки, сполоснуться и переодеться в лёгкий халат. Пояс завязывать уже поленился и снова поймал Тобираму в объятия.       Тот довольно прикусил у него кончик уха, тепло фыркнул. Перехватил зубами прядь волос Изуны и чуть дёрнул.       — Свечи, я решил, что перебор, но нормальную посуду нашёл. С возвращением, Изу-уна. Будешь кушать, котёнок?       Учиха спрятал моську у него на плече, неразборчиво пробормотав согласие, но вот покрасневшие кончики ушей привычный хвост не скрывал. И руки на поясе сжались чуть крепче.       — Ко-оть? — тихо позвал его Тобирама и погладил по такой пушистой, такой задорной макушке. — Что такое?       — Ты восхитительный, — честно признался Учиха, волевым усилием оторвавшись от плеча.       Изуна хорошо знал цену искренней заботе и очень её ценил.       — Кушать буду. И спасибо...       — Ну так и восхитительный, — пробурчал Тобирама, алея скулами. — Садись, завтрак с тебя.       Да, он наглое создание. Пришёл, похозяйничал и коварно планирует оприходовать тёплого, наевшегося Изуну прямо у него на обеденном столе.       Изуна, которому совершенно не хотелось решать, потискать Сенджу ещё или всё-таки поесть, посадил того на стул, сам нагло сел на колени и посмотрел умильным, но очень довольным взглядом, и обнаглел вконец, протянув Тобираме вилку и попросив себя кормить.       — Учиха, блядь, — без малейшего удивления вздохнул Тобирама, — тебя из моей тарелки кормить или из своей, чудовище?       — Паранойя требует есть из чужой тарелки, — почти серьезно заявил тот, — но ты знаешь, что я параноик, и мог это учесть, поэтому корми из моей!       — Мадара заходил? — догадливо фыркнул Сенджу и послушно подцепил кусок мяса из тарелки Изуны в свою. — Чтоб нарезать. Ты, конечно, весь в папочку, но поверь мне, даже он не сожрёт такой шматень мяса не прожевывая.       — Да, мою паранойю зовут Мадара, — хихикнул Изуна, чуть ерзая на коленях Тобирамы, устраиваясь поудобнее. — Верю-верю, я не настолько в папочку!       — Ага, ты немного в мамочку. А милейшая Маюри-сама, помнится, имеет в узких кругах ласковую славу питбуля-убийцы, чьи челюсти в укусе не удалось разжать даже твоему папеньке. Но какие стати, какие стати! — захохотал Тобирама и подцепил кусочек мяса. — Кушайте, стати, не ёрзайте.       — Мамочка хорошая, добрая, — засмеялся Учиха, — и терпеливая, — взял с вилки кусочек мяса, довольно облизнулся. — Вкусно!       — При выборе встретить в тёмном переулке недоброжелательно настроенного гопника или твою матушку, я выберу первого, — искренне признался Тобирама и подцепил кусочек баклажана. — Овощи?       — Ням, — отозвался Изуна и ехидно подумал, что если так оно и пойдет, через полгодика встретить его матушку Тобираме придется.       — Так, не нравится мне что-то твоя моська, — почувствовал что-то Сенджу. — Учти, о приходе личности масштаба Маюри-сан мне доложат. Как и Таджиме-сану и всем, кто имеет шанс к несчастью привлечь внимание госпожи Учиха. Я успею сбежать на переговоры с нашими зарубежными коллегами, затянуть их до ночи, а потом увести в сауну к девочкам.       Изуна улыбнулся ласково и уточнил:       — Это на работу. А вот если матушка узнает о том, что у меня завелись отношения, от приглашения на семейный ужин ты не сбежишь. Но ты не бойся, мы не настолько жестоки, чтобы осознанно сдавать тебя маме!       — Учиха, нахуй, — севшим и явно испуганным голосом фыркнул Тобирама. Отношения, и не будут, а уже завелись.       — Уже на нём сижу, — нараспев фыркнул Изуна и засмеялся, откидывая голову.       Тобирама чуть покраснел и предпочел заткнуть Учиху едой. Пусть кушает, а не болтает. И не пугает его семейным ужином с Маюри-сама в роли «отношений» младшего сына!       Он мальчик взрослый, прекрасно понимающий, что лучше ещё раз бежать ночью от убийц Изуны, чем стать грустной могилкой, ибо стоял на пути Маюри-сама к внукам.       Проще сразу избежать.       Кормил он Изуну медленно, тщательно, давая тому облизываться, ёрзать и выставляться, отвлекаться на шуточки и лапать самого Тобираму. Но скормив ему большую часть порции, отложил вилочку.       — А меня, мм? Я сегодня, надеюсь, не лягу спать голодным?       — Нет, конечно, как ты мог такое подумать! — сделал большие глаза Учиха, забирая вилку с ножом и нарезая порцию мяса Тобирамы. — Кормить тебя и кормить, а то бледненький и тощенький!       — А вдруг я потемнею? Стану рыжим? — провокационно уточнил Тобирама, прежде чем забрать с вилки кусочек. А ещё на этот раз у него наконец-то свободные руки, он смог обхватить Изуну за талию и развернуть лицом к себе.       — Тебе пойдет, — фыркнул Изуна, — это же всё равно ты.       И не глядя подхватил вилкой кусочек моркови, протягивая Тобираме.       — Раз я, корми с рук? — ехидно уточнил Тобирама, а в глазах неуверенность, что весьма удивительно. Вот всё остальное он просто берёт не сомневаясь, что с энтузиазмом отдадут, а тут что не так?       А Изуна только умилялся, что Сенджу совсем ручной, протянул тому кусочек мяса в пальцах.       — Кушай, мой хороший, — промурлыкал ласково. Прелесть же, и всё его.       И если Сенджу не переберется к нему сам, то однажды обнаружит, что его вещи переехали к Учихе сами.       С маленькой такой помощью.       Потому что Мадара, которому сказали, что хотят переселить любовника к себе окончательно и хотят ради его спокойствия дать ему проверить всё, что у того есть, самому, не только всё перетащит, но и всё плохо и хорошо прибитое вынесет.       А «это просто секс» без всякого сексуального подтекста ест у него с рук. Шлейка. Надо заранее сказать Мадаре, что он всё решил, и на переезд Тобирамы к нему он хочет в подарок шлейку. Для беленького такого домашнего питомца.       На мысли о том, что за шлейку подарит братик, Изуна улыбнулся так, что Тобирама посмотрел на него с подозрением, хотя еду с рук продолжил брать.       Кормить друг друга на удивление забавно, и Изуна задумчиво потерся щекой о щёку Тобирамы.       — Посуда сейчас с меня, ты готовил, но... может, ты не против заняться ею вместе?       Тобирама кивнул — ему несложно помочь, а в тоне Учихи странная неуверенность, и кажется, тому важно согласие.       Изуна легко поцеловал его в щеку, встал, собирая посуду со стола.       Не то чтоб у него вообще не было длительных отношений — но первые кончились первым же совпавшим со свиданием покушением, после чего милая девочка заявила, что он не мужик, раз предпочел сбежать и прячется за брата, а второй — милашка Акеми-чан из кадров, к которой он рискнул подойти сам, честно призналась, что не переносит ни жить в чужом доме дольше пары дней, ни пускать кого-либо в свой дом. Трепетное отношение к личному пространству, воспитанное шестью старшими сестрами.       Он долго считал, что и сам того же мнения — его дом — это его крепость, где не должно быть чужих. А вот Тобирама не просто не раздражал — его не хотелось отпускать от себя. Даже на пять минут мытья посуды.       И когда возился под руками — или Изуна под его руками, потому что Тобирама был банально выше — всё равно было хорошо. Удобно, уютно, не раздражало дело, что делали вместе. Пусть пока неудобно, но очень скоро вместе и весьма ловко, тихо изредка обмениваясь репликами о еде, ассоциациях, планах.       Грязно трахаться на этом же столе не хотелось, как и вытолкать навязчивого гостя. Хотелось завалиться с пледом и какао на диван смотреть фильмы, и уснуть, прям там, под бурчание следующей серии и тихое сопение на плече.       Посуда помылась быстро, с шутками о быте и смехом, да и было её немного, Изуна потянулся за полотенцем, вытереть руки, Тобирама наклонился к нему, поцеловать довольную улыбку.       Домашний такой, так и не снявший фартука, но вот заботящийся о мелком Учихе.       Ответил Изуна с нежностью, закинул руки на шею Тобираме, который сам обнял того за пояс, подтянул ближе. Тёплая и нежная ласка от первого же прикосновения к голому торсу Тобирамы вспыхнула и накрыла.       Более-менее в себя Изуна пришёл уже сидя на рабочем кухонном столе, стукаясь затылком о навесные шкафчики, и с диким стояком. Тобирама был не лучше, лихорадочно и жёстко покрывавший его шею поцелуями-укусами.       Мысль убрать потом эти шкафчики нахуй мелькнула и пропала, смытая желанием.       Учиха с грустью подумал о том, что смазка валяется в тумбочке у постели и в ванной, а до третьего флакона на кухне он не додумался.       — То-орью... Скажи, что ты всё продумал и перетащил флакон из ванной?..       — Держись, мелочь, — выдохнул Тобирама и, подхватив Изуну за ягодицы, одним движением поднял и в два шага уронил на обеденный стол, так понравившийся ему по высоте, — бля, смазка у меня в кармане, а вот резинка..       — Мы дома, похер, — отозвался Изуна, здраво осознающий, что никуда они сейчас не пойдут, даже до ванной.       Тобирама так и не понял, какая связь между домом и отсутствием презерватива, но пробрало до печенок.       — Тебя... так можно? — тихо выдохнул на остатках выдержки. — У меня всё в порядке.       — Можно, я чист, — отозвался Изуна, которому выдержка уже отказала, и было в сущности пофиг. К тому же, Тобираме он доверял достаточно, чтобы позволить и такое.       Халат остался на столе, всё мягче лежать, ноги Изуны Тобирама прямо за щиколотки закинул на свои плечи.       — Подожди-подожди, чуть, я сейчас, — зачастил Сенджу, целуя косточку на щиколотке.       Учиха тихо, медленно выдохнул, расслабляясь и наблюдая, как Сенджу достает пластиковый флакончик из кармана штанов, оперся на локоть одной руки, второй потянулся к своему члену.       Пара движений, и Тобирама снова поцеловал Изуну, обхватывая скользкой от смазки ладонью член Учихи. Провел вниз, оттягивая кожицу, повернул, только чтоб обхватить всей ладонью головку, повернуть рукой вокруг, заставляя Изуну задохнуться и вскинуть бёдра.       — То-орью, — выдохнул он, скрещивая щиколотки за шеей Тобирамы, потянул его ближе к себе. — Не тяни уже, н-ну!       — Взять тебя так, без растяжки? — низким голосом выдохнул Тобирама, готовый и взять без смазки и подготовки, и сам сейчас дать, только быстрее, ближе, глубже. — Н-нээ, Изуна, ха-а?       — Да! — резко ответил Учиха, чуть сильнее надавил на шею. — Торью, блядь!       Ну сколько можно тянуть, а, прямым текстом же сказано! Да, будет чуть больнее, но сейчас на это совсем наплевать.       В конце концов, они спят уже месяц, друг друга в какие только позы не ставили. На мат Тобирама только укусил Изуну в шею, чуть огладил его и резко вошел, умудрившись сделать это одним движением, только едва смазав Учиху.       Зашипел, конечно, от острой боли и дискомфорта, но на желание это влияет только новой волной возбуждения.       Изуна громко ахнул, но не зажался, чтобы не причинять им обоим лишней боли. Хочется большего, возбуждение не сбилось даже болью, и он плавно и осторожно чуть пошевелился сам.       Скрестил щиколотки на шее Тобирамы, прогнулся в пояснице. Сенджу любит смазку на себе, и на самом деле всё очень приятно.       — Изуу-ууна, — судорожно выдохнул согнувший его почти пополам Тобирама, толкаясь ещё глубже.       — Да-а, — тот прикусил губу от острых ощущений, чуть зажмурился, — вот так, Торью, — и сам подался ещё ближе, глубже, смотрел широко раскрытыми глазами.       Они не целовались, смотрели глаза в глаза, и только чудом не уронили стол, истошно скрипящий под резкими, сильными толчками.       Изуна мимолетно подумал, что если сломают стол — новый надо будет купить попрочнее, цеплялся за Тобираму, царапая его плечи коротко остриженными ногтями, честно пытался не напрягаться, но не вышло, вышло только сильнее сжать своего Сенджу ногами, не давая им соскользнуть с его плеч — и плевать, что спина на это будет потом ругаться.       Тобирама весь мокрый, скользкий, горячий, что та печка, и Изуна застонал. Его в ответ подхватыватили за ягодицы, раскрывая сильнее и входя глубже.       Ему хорошо, горячо, до звёзд перед глазами.       — Уч-чиха блядь, — отчаянно застонал Тобирама, судорожно пытаясь не потерять себя, не разбиться на сотни осколков.       Изуна не ответил, только стонал громче, совсем складываясь пополам, и поцеловал Тобираму, глубоко, кусаче.       А потом оторвался и понял, что растяжки связок на такие фокусы ему всё же не хватает.       — П-переверни меня-а-ах! — попросил он у Сенджу. Тот не сразу услышал, но Изуна болезненно кривился от очередного толчка и повторил просьбу.       Тобирама кивнул, отстранился, но не дал ему даже рыпнуться самому, перевернул и снова вошел. Не на живот, на бок, по-прежнему удерживая за щиколотки и срываясь на всё более быстрый, но неизменно четкий темп, не отводя глаз. Распластанный Учиха красивое зрелище. Когда тот мокрый и разгоряченный от секса для и ради него — ещё более восхитительное       Изуна судорожно цеплялся за стол, кусал пальцы, чтобы не орать от того, как ему сейчас хорошо, и старался не жмуриться. Тобирама раскраснелся, и рот чуть приоткрыт, красивый, безумно желанный, и всё — его и для него.       — Пальцы, бля-яядь, — застонал Тобирама и зажмурился, — убрал нахуй на свой изо рта, Изу-уна… — и начал двигаться резко, глубоко, так, как любит Учиха.       Тот вздрогнул, чуть прогнулся, послушно выпуская пальцы из зубов, но только зацепился ими тоже за стол, и не сдержал голос, захлебываяся стонами.       И зажмурился, не выдерживая ещё более ускорившегося ритма, уже не пытаясь двигаться самому, не в силах выдавить даже единственную оставшуюся в голове мысль: «Ещё!»       Тобирама сжал крепче пальцы на его щиколотках, не думая, что может случайно оставить синяк, и даже когда жмурился — распластанный под ним горячий Изуна, который тянется к нему сам, чудился под веками.       Он поймал его губы чётко, безошибочно, выдохнул в них. И с грохотом упал на пол, вместе с развалившийся столом и Изуной в охапке.       Кто бы знал, как мягко лежится на щепках, если в руках — Изуна.       — Всё-таки сломали, блядь, — хрипло заржал Изуна, чуть отдышавшись. — То-орью, может, нам металлический стол завести? Или на нем совсем холодно и жёстко будет?..       — Металлическую стружку вытаскивать больно, тогда сразу надо брать большой магнит, — меланхолично, не открывая глаз, отозвался Тобирама.       — Поставим вопрос иначе, а что нас выдержит? — хихикнул Учиха, пытаясь не шевелиться. Занозы в тушке будут точно лишними.       — Трахаться на траве негигиечно, клещи, — усмехнулся Сенджу, удобнее перехватывая Изуну.       — Трава колючая и неприятная, — фыркнул тот в ответ. — Будем вставать с щепок? Я не хочу заноз нахватать.       — Ты можешь встать? Я нет. Если можешь, подними меня, и я имею в виду не член, ага?       Изуна хмыкнул и аккуратно поднялся на ноги. Его чуть шатало, но стоять вполне реально.       Щепки, к счастью, остались в халате, и чуть постояв и придя в себя, он наклонился и протянул руки Тобираме.       — Встава-ай!       На руку Тобирама смотрел с незабываемым выражением высокомерного презрения.       — Встаю, — ровно кивнул и более не двинулся. Он правда встал. Ну, как встаётся.       Учиха со смехом поймал его за запястья и аккуратно потянул на себя.       — Давай-давай, Торью, смешно же, трахали меня, а встать не можешь ты!       — Несправедливо, — не двинулся тряпочка-Тобирама, — тебя трахали, я встать не могу. Хочу, чтоб и меня оттрахали до сломанного стола. Задницу предоставить?       — Чтобы исправить эту несправедливость, надо, как минимум, дойти до другого стола, не находишь? — фыркнул Изуна. — Рабочий чур не предлагать, он прочнее!       — То есть мне тебе надо купить такой же стол? — резко дернул Изуну на себя Тобирама, но тот был готов к чему-то такому, и не только устоял, но и рывком поднял Сенджу.       — Вместе выберем, м? — и обнял его покрепче, чтоб не упал обратно. — Душ нас ждёт, давай, тут десять шагов.       — А может, двадцать, и кровать, и салфетки? — тут же обнял Изуну Тобирама. — Ммм, пушистик…       — А как же сломать тобой стенку душевой? — хихикнул Учиха. — Хотя не, на стекло падать больно.       И решительно потащил Сенджу в сторону спальни.       — Думаешь, мне не хватает шрамов, и хочешь оставить парочку? — по пути встряхнулся Тобирама, обнял Изуну за плечи. Его все ещё шатало, но ноги уже не подгибались. — Душевую ломай мной, разрешаю.       — Кстати, как ты относишься к ваннам, м? — полюбопытствовал Учиха. — Если сломаем душ, его придется менять…       — Лучше всего, наверное, я отношусь не к кроватям даже, а к футонам, если ты понимаешь, о чём я, — глубокомысленно заявил Тобирама и упал на смятые простыни. Пусть немного, но они уже пахли ими, а после сегодняшнего их придётся менять.       — Мысль любопытная, — одобрительно кивнул Изуна и тоже приземлился сверху. — Так что ты там говорил про сломать тобой что-нибудь?..       Сначала у Сенджу покраснели кончики ушей, и лишь потом он озвучил:       — Выеби меня. Сломай мной что-либо, Изуна.       Учиха улыбнулся хищно, целовал его долго, ласково, прежде чем пообещать:       — Непременно. Сломаем, может, не сегодня, но обязательно, лапа моя.       Легонько укусил за губу, скатился с Тобирамы и погладил того по пояснице одной рукой, второй потянувшись к тумбочке.       — Сука, блядь, — почти ласково фыркнул Сенджу, облизываясь.       Но не стал сопротивляться и сам перевернулся на локти. К такому он тоже готовился.       Изуна гладил его ласково-ласково, растягивал неспешно, давая ему время немного отойти и прийти в себя после сломанного стола на кухне. Да и ему самому нужно ещё немного времени восстановиться, и это отличный повод для долгой прелюдии.       Неспешные касания, вдумчивый поцелуй в крестец, тонкие волоски на бедре. Тобирама молчал и только тихо вздыхал на особо личные прикосновения, но удовольствия не скрывал. Прикосновения по хребту, мурашки, тонкая, почти прозрачная кожица.       Красивый, его Тобирама.       И брал он его так же ласково, не торопясь, давая время привыкнуть. И гладил по спине чуть влажной от смазки ладонью, тихо, вкрадчиво рассказывал, как ему нравится то, что он видит. Белая ровная спина, чуть влажные короткие прядки на затылке, тонкая кожа, на которой легко и приятно оставлять метки.       Они вскоре теряются в багровом цвете, и Изуна чувствовал редкое самодовольство за то, что это он. От его слов Тобирама алый и чуть мокрый, можно слизать капельки пота меж лопаток и уверенно удержать того за бедра.       А после наклониться, опереться ладонью на эту покрасневшую спину меж острых лопаток и резко ускорить ритм движений, не позволяя и дернуться под собой.       Главное — сохранить достаточно дыхания, чтобы не замолчать и не сорваться только на стоны, без ласковых описаний этих роскошных сильных бедер под рукой, горячего тела рядом и всего-всего То-орью.       Он всё равно сорвался, упал всем телом на Тобираму, обнял того за плечи, прижался всем телом. Плевать на разницу в росте, на недоговоренности, Изуна стонал, наконец замечая, что Сенджу вцепился руками и зубами в подушку и как-то странно вздрагивал.       — Т-торью?       Вместо ответа слышен только низкий, жадный стон, и Сенджу попытался глубже насадиться на член внутри себя.       Изуна начал двигаться чуть резче, крепче прижал Тобираму к себе. Это желание, взаимность рождают желание быть ещё ближе, дать тому всё, что тот сможет взять.       — Да-а, — еле пробилось сквозь подушку, которую жевал Тобирама, и Изуна поцеловал его в шею.       Хороший Сенджу, вцепился обеими руками в постель и только ерзает на нём.       Не трогает себя, понял Изуна.       От этого ему самому уже стало слишком жарко в уютном полумраке спальни, так что он и не подумал останавливаться, укусил того за загривок, судорожно сжимая руки у того на плечах.       Хотелось шептать, командовать, хвалить, но сил разжать губы нет. И двигался он все резче, глубже, под довольные и все лучше слышимые стоны Тобирамы.       И кончив, он так и упал, не дергаясь, как прижимался, медленно-медленно восстанавливая дыхание.       Главное сейчас — не уснуть прямо так.       Нужно перед сном обязательно доползти помыться, может быть, даже поменять постельное бельё, но вот сейчас оторваться от теплого Сенджу, даже скатиться с него, казалось непосильной задачей.       Тот даже не прикоснулся к себе, кончил, заляпав простыни, спрятал пламенеющее лицо в подушку.       — Тор-рью, — довольно проурчал Изуна, целуя Сенджу в шею.       Тот только дышал тяжело, чуть повел плечом, и Изуна тихо уронил их обоих на бок, не отпуская Сенджу от себя, гладил того по плечам и груди.       Стоило бы извиниться, он забил на резинку и кончил прямо в Тобираму, но тот, кажется, не возражал. Свернулся клубочком, выставив острые лопатки, но гладить себя позволял, прижимаясь ближе.       Как бы ни не хотелось шевелиться, чуть отлежавшись, они героически доползли до ванной, быстро отмывшись от следов бурного вечера, и свалились обратно в кровать, всё-таки плюнув на постельное белье. Вместо привычного прощания, Изуны хватило только на то, чтобы лениво помахать рукой в сторону камеры, притянуть к себе Сенджу поближе и вырубиться — в одеяло их обоих завернул уже Тобирама.