только ты.

      Годы меняют людей. Этого не замечаешь, наблюдая за кем-то каждый день, но стоит ему пропасть надолго, и вот, перед тобой совсем другой человек.       Школу Лиса закончила неплохо, поступила в университет, переехала от родителей в общежитие. Отпустила волосы и перекрасила их в рыжий. Словно таким образом консервируя хорошие воспоминания о чем-то далеком и неуловимом. О чем-то, что помнить вроде и не хотелось, но чувствовалась острая необходимость хоть как-то сохранить тот зыбкий период своей жизни.       Прошлое осталось там, где ему самое место.       До одного дня.       Весеннее солнце едва проникает в библиотеку. Лиса усердно переписывает материал из учебника, сверяет с чужой тетрадью и уже собирается уходить. Здесь немного прохладно, пахнет сладкой терпкостью старых книг и тишина такая, что самый бесшумный вдох вторит глухим эхом.       Услышать свое имя тут... Девушка немного пугается, удивленно оборачиваясь.       Там стоит Пак Чеён. Совсем уже взрослая, видно, что отрастила свои черные волосы, только кончики выкрашены... В бирюзу.       Они замирают вот так на неопределенное количество времени, чтобы принять и осознать, чтобы простить, чтобы вспомнить. Чтобы поймать тот самый электрический разряд, как в первый день их знакомства.       В новой школе Чеён так и осталась изгоем. Она с трудом отучилась там, экзамены сдать не смогла и собирается в этом году повторить попытку, чтобы попасть на факультет журналистики.       Сняв ботинки и пользуясь тем, что библиотека сегодня пустует даже больше обычного, девушки с ногами забираются на диванчик. Рассказывают, что нового. Рассматривают друг друга украдкой. Они изменились не только внешне.       Полное перерождение. Лиса стала спокойнее, мягче. Весь её прежний запал теперь осел оттенком апельсинового на волосах, а внутри — выжженная пустота. Взгляд кроткий, пьянящий преданностью.       У Чеён глаза отравлены слезами, тусклые, а смотрит затравлено и виновато. Она превратилась в импульсивный комочек нервов, который вспыхивал от малейшего прикосновения и тут же снова прятался в свой панцирь. Она как всегда начинает говорить первой, когда общие темы исчерпываются. — Это никогда не было экспериментом. Прости меня за всё.       Опустив голову, видит, как пропитанные пылью солнечные зайчики медленно подбираются ближе. — Да ладно тебе...       Лиса улыбается, но обида никуда не уходит. Простить сложнее, чем кажется, и вдруг нестерпимо хочется, чтобы Чеён ушла. Страшно прикипеть к ней опять. — Нет, серьезно. Я так сильно зависела от мнения окружающих, от своего положения в школе, да и родители постоянно на меня давили. Мне хотелось везде успеть. Соответствовать чужим ожиданиям. Я так много училась и столько всего делала, и я очень хотела, чтобы это оценили. В какой-то момент... Появилась навязчивое желание угодить всем. Получить одобрение. Я ночами спать не могла, если слышала критику в свой адрес.       Лиса аккуратно садится ближе. Не может воздержаться от переполняющего сочувствия, отголосков прошлых чувств и той привязанности к этому человеку. Где-то в подсознании прокручивается их последняя встреча в кафе. Но боль не такая сильная, когда знаешь правду. Да ведь и Лисе тогда не стоило многое делать и говорить.       Они разговаривают очень долго. Сумерки глотают помещение, вязкой синевой отпечатываясь на юных лицах, до костей утрамбовывая густую пронзительную тоску.       Каждое совместное воспоминание они разбирают на мысли и чувства.       И ближе к закрытию, когда Чеён хочет поймать чужие губы своими, её останавливают чужие руки, уверенно, без доли былой слабости. — Не надо, — шепчет Лалиса. — Пора идти по домам. Я рада, что мы встретились и поговорили, спасибо за откровенность, но... Не думаю, что у меня остались чувства к тебе. — Решила меня моими же словами? — Для меня это не было "экспериментом". Просто детская влюбленность, наверное, я была рада, что мне дали возможность быть рядом. Никто из девушек раньше не подпускал меня ближе, вот и уцепилась за тебя как за последний шанс.       Лиса улыбается слишком убедительно, стряхивает с колен невидимую пыль и собирает вещи. В груди царапает, но это ничтожно по сравнению с разбитым сердцем. — Ты врешь. Просто боишься, что я опять тебя брошу.       И эти слова вдруг вызывают волну необъяснимой ненависти, как будто Чеён еще раз подчеркнула ту зависимость, которой Лиса болела. Она сжимает одну из книг в руках до побелевших пальцев. С этими волосами похожа на тигровую лилию, лишь вечерний свет из окна оттеняет их непривычно серым, обесцвечивая. — Мне наплевать. Я просто хочу, чтобы ты больше не появлялась в моей жизни.       И уходит. Не сбегает, как в прошлый раз, а надменно держа осанку, уходит медленно, не оборачиваясь. Чеён хочется плакать от злости на саму себя.       Она тоже собирается уходить, но взгляд задерживается на столе, и кажется, Лиса забыла какой-то блокнот. Оттуда слишком навязчиво выбивается пожелтевший листок, и Чеён разворачивает. В голове что-то глухо щелкает, слезы льются неконтролируемо, отчего вся тушь мажется по лицу, и очень хочется вернуть время вспять.       Там тот самый рисунок, бдсм-нуар. Она подарила его ей, когда они впервые встретились, и раз Лиса хранила это столько лет, как теперь можно так просто отпустить значащего тебе человека? А значащего ли?       Пряча лицо в волосах, Чеён отдает блокнот библиотекарю, просит вернуть "той рыжей девочке" и уходит. Теплый ветер освежает и успокаивает. Сигарета плавит губную помаду, впитывая нежно-розовый глиттер.       В блокноте она оставила бумажку с номером своего телефона. Знает, что Лиса не позвонит. Но слишком необходимо хоть на что-то надеяться и во что-то верить.