*
— Я не встречал ещё человека удачливее тебя. — Ты лукавишь, венан. — И глупее. — Ближе к истине… — И храбрее. Третий раз, Инквизитор. Разумеется, ты выучил моё ворчание наизусть. Тихий смех и шелест волос, скользящих под ладонью. — О, нет, венан. Моя голова занята заклинаниями и правилами этикета, да и то Жозефине пришлось постараться, чтобы извлечь их из глубин памяти. На твоё ворчание никак не хватит места. — Ты хотя бы помнишь, как меня зовут? — Варрик зовёт тебя Молчаливым и вечно сетует, что подбирать угрюмых эльфов ему на роду написано. Укоризненный взгляд. — Сэра зовёт тебя задницей с кинжалами и до сих пор дуется за то, что ты не попался в её ловушку с пчелами. Выжидающее молчание. — Солас… — Избавь меня от необходимости отвечать, что я думаю о Соласе! — С радостью, венан. Тишина и ровный гул высокогорного ветра, доносящийся из приоткрытого окна. — …Солас зовёт тебя len’alas lath’din и отказывается признавать, что вы с ним одной крови. Впрочем, такой чести пока не удостоился ни один из эльфов. Он чудной, да? — Он сноб и лжец. — Мне стало бы гораздо легче, венан, если бы вы проявили друг к другу хоть немного снисходительности. — Тебе стало бы гораздо легче, если бы твои соратники были с тобой честны. — Тогда бы я лишился доброй половины. У каждого есть что-то, о чём он предпочёл бы молчать. У меня в том числе — но это не причина опустить знамя Инквизиции и распустить войско. — Инквизитор… — Меня зовут Максвелл. Максвелл Тревельян. Требуешь с меня имя, а сам моё забыл. Едва слышный усталый вздох. Кончики пальцев, очертившие контур лица. — Лорд Максвелл Тревельян, для умирающего у вас слишком длинный язык. — Аравел Лавеллан, для простого развед… Мягкое касание губ, оборвавшее речь. Шелест занавесок, тронутых ветром, сплетение пальцев, лежащих поверх одеяла. Где-то во дворе радостно тявкает мабари. — Каллен всё-таки приспособил хоукову псину к тренировкам солдат? — Похоже на то. Emma lath… Тонкие пальцы бережно отводят с лица ржавую прядь. — Emma lath, если в следующий раз, когда ты в одиночку сцепишься с превосходящим противником, твоего отступника не окажется рядом, я добью тебя сам. Обещаю. — Повтори это снова. — Что я перережу тебе горло? — Что угодно, главное — на эльфийском. У тебя получается так… Хриплый беспомощный смешок. — Ar tu na’lin emma mi, ma vhenan. Na'ghillas din. — Волшебно. — Не дергайся, если не хочешь, чтобы твой бок зашивали заново. Искристые смешинки в серых глазах. — Тогда наклонись ко мне сам.*
Когда Солас поднимается в покои Инквизитора, тот уже крепко спит, а несносный Лавеллан сидит на полу возле его постели. Подбородок его лежит на сцепленных пальцах; сцепленные пальцы накрывают мосластую кисть Инквизитора. — ...irassal ma ghilas... Лавеллан сидит почти что спиной к Соласу, непривычно расслабленный, мягкий, текучий, как илистый песок лесных озёр. По узкой спине расплескалась дымчатая тьма волос, по покоям — тень приглушенного напева. — Ma garas mir renan Ara ma’athlan vhenas… Лавеллан не слышит шагов по лестнице, не ощущает чужого присутствия. Сейчас для него не существует ничего, кроме мерного дыхания человека, к чьей руке он прижимается щекой. Солас смотрит на них, пока последние слова старой колыбельной не растворяются в закатных тенях, а затем беззвучно отступает вниз по лестнице, к выходу из покоев. Пожалуй, помощь целителя Инквизитору сегодня не нужна.