o.O.o
На следующее утро Сэм просыпается и ощущает повисшее в воздухе напряжение. Словно с прибытием Кастиэля все вдруг вспомнили, что их импровизированный союз — что угодно, но не нормальное положение вещей. В частности ангелы напоминают собой группу волков из разных стай, которые внезапно обнаружили себя на одной и той же территории и понятия не имеют, начать рычать друг на друга или дружить. С другой стороны, они с Дином навряд ли чем-то лучше. Один Габриэль отчаянно балаболит всё утро, но как и все, он слишком увяз в их общей предыстории, чтобы притворяться, что всё отлично. Между ними просто было слишком много всего. Габриэль срывается за обедом, и весьма зрелищно: он превращает всю еду с их тарелок в тараканов, опрокидывает на наблюдавших за ним старших братьев свою порцию и уносится с кухни, оставляя позади двух возмущённых бывших архангелов, двух матерящихся охотников и Кастиэля, жалобно наблюдающего за тем, как его еда шустренько сбегает со стола. Сэм берет себя в руки, поднимает опрокинутый на пол стул и в кои-то веки единодушно соглашается с Дином, который клянется прикончить Трикстера различными изобретательными способами, пусть даже выплюнутая им еда так и осталась макаронами. После случившегося Люцифер и Михаил пропадают неизвестно куда. Атмосфера по-прежнему остаётся накалённой. Всплеск эмоций Габриэля был как первый гром, что только предвещает надвигающийся шторм. Он совсем не разрядил обстановку. Тем удивительнее, что именно Габриэль хочет видеть их всех поздним вечером. Они собираются в новой комнате отдыха. Архангел вновь выглядит более-менее спокойным. Прежде чем Дин начинает угрожать ему с целью заставить расправиться с их новыми непрошеными сожителями, он привлекает внимание всех присутствующих, подбрасывая и ловя что-то похожее на связку ключей. — В общем. Я тут кое о чём подумал. Защитные чары смогут сдерживать нашу маленькую Метапроблему какое-то время, но не вечно. Позвольте представить вам план Б на случай атаки, — он шагает к Сэму и суёт ключ в его ладонь, задержав свою на несколько секунд. Тот выглядит невинно, обычный ключ от дешевой квартирки, но теплый, словно впитал в себя тепло тела Трикстера, — Ключи к моим убежищам, парни. Использовать только в случае крайней необходимости. Он приближается к Дину, который рассматривает его с подозрением, но послушно протягивает руку. — Вставьте в любую замочную скважину, и откроется проход размером с дверь, которую вы использовали. Первого, кто отправит мне вонючую рыбу через какой-нибудь ящик, будет преследовать ночной горшок-людоед, — следующий на очереди Кастиэль, — Они сработают только для вас — кто угодно может открыть дверь, но только тот, кто получил ключ от меня, будет способен пройти. Это даже Метатрона должно задержать достаточно, чтобы смотаться откуда бы то ни было, прежде чем он объявится. Габриэль совсем не колеблется, когда отправляется к Михаилу, но его голос утрачивает часть своей притворной лёгкости. — У вас двоих больше шансов просто улететь, но на всякий случай, — Люцифер получает ключ, всунутый ему в руки чуть более резко, чем необходимо, — Тебе может встретиться маленький, почти целиком белый пёс. Сделаешь ему больно, и я сделаю больно тебе. Сэм моргает. — У тебя есть собака? Габриэль пожимает плечами и даже находит силы слегка ухмыльнуться. — Думаю, это у собаки есть я. В первый раз объявился где-то в конце девятнадцатого века. До сих пор точно не знаю, что он такое. Неважно. Если придётся воспользоваться ключиками, не ломайте там ничего и держитесь подальше от моей коллекции порно. И ещё, если убежище нужно будет покинуть до того, как я успею туда добраться, оно выбросит в какой-нибудь безопасной местности — возьмитесь за руки, если хотите оказаться в одном и том же месте. Вопросы? На мгновение кажется, что вопросов не будет, но затем Кас с сожалеющим видом протягивает свой ключ обратно. — Спасибо, брат, но из-за меня возникнет чрезмерный риск. Как только я уйду из бункера, Метатрон может меня похитить, и вам не удастся узнать об этом до тех пор, пока убежище не будет скомпрометировано. Если ты считаешь, что эти меры лишь задержат, а не остановят его, то ты не можешь позволить себе такой риск. Габриэль закатывает глаза, но выражение его лица смягчается. — Я всё продумал, — с легкостью сообщает он, — Вдохновился здешними чарами. Никто вновь не вспомнит о ключе, пока не увидит, что использовал его. Оставь. Кас колеблется, но в конце концов кладёт его в карман. — А теперь к нашим свежеприобретённым тараканам, — как и ожидалось, начинает Дин, но его притворно-угрожающий взгляд в сторону Трикстера почему-то не такой суровый, каким бы без сомнения был всего пару минут назад.o.O.o
Их союз больше, чем просто в духе «враг моего врага», но в этом и заключается сложность: с одной стороны, если бы это было так, они, по крайней мере, были бы уверены, что он продержится до тех пор пока Метатрон не будет побеждён, с другой — есть вероятность, что они останутся союзниками даже после того, как покончат с ним. (Если им удастся покончить с ним, но Сэм отказывается думать об этом). В конце концов, Габриэль уже однажды выбрал их сторону, Люцифер, по-видимому, полон решимости помогать Сэму (даже если это лишь из прихоти, которая в один момент может кончиться), а Кас — прекрасный пример того, что ничто не решено окончательно, учитывая то, как он метался, будучи то их союзником, то другом, то врагом последние пару лет, затем лишь, чтобы настолько врасти в их крохотную семью, что Сэм и представлять себе её без него не хочет. Он особенно не хочет представлять Дина без него. Совершенно очевидно, что Кастиэль обезоруживает его брата как никто другой. С того самого момента, как умер Кевин, только их разговоры по телефону позволяли видеть Дина почти улыбающимся. То, что он здесь, даже если всего на пару дней, уже чудесно сказывается на старшем Винчестере. А это, в свою очередь, хорошо для всех. Дин умеет, в каком-то смысле, притягивать людей на свою орбиту, с помощью некой особой силы гравитации, которую Сэм всё никак не мог понять, но слишком много раз видел в действии, чтобы сомневаться. Где-то между внезапным жестом щедрости Габриэля и следующим утром Дин, кажется, решается дать новым обитателям бункера реальный шанс и перестаёт вести себя как сущий параноик, и дело здесь, может быть, не только в том, что теперь они находятся в большей безопасности, но и в том, что Кас на удивление куда-то пропал сразу как только Дин отправился спать. Этого не будет достаточно. Между ними слишком много всего, слишком много обвинений, сожалений и неразрешенных вопросов, делающих их непредсказуемыми по отношению друг к другу. Но, быть может, это и удобный случай — хотя бы получить ответы на некоторые из них. — Михаил. Можно тебя на минуту? Он не ожидал застать Михаила одного так скоро. Пожалуй, именно поэтому он почти проморгал открывшуюся возможность, когда они пересеклись в коридоре. Ангел останавливается и поворачивается, обращая на него всё своё внимание. — Да. В нём чувствуется напряжение, которое Сэм не может воспринимать иначе как настороженность, но действительно ли это она, или же просто всё дело в том, что Михаил использует свой сосуд лишь как физическую марионетку, а не для выражения своих эмоций, он понятия не имеет. — Я хотел спросить… — Сэм не договаривает и отводит взгляд. Хорошего способа убедиться в правдивости страхов, терзавших его годы — и каким-то образом всё равно недостаточно долго — нет. Он собирается с духом, заставляет себя посмотреть на тело своего младшего брата, которого он почти не знал, хотя встретиться взглядом с сущностью, теперь живущей в нём, он все-таки не может, — Душа Адама. Она была уничтожена в Клетке? На краткий миг на обычно нечитаемом лице Михаила проявляется замешательство. — Конечно, нет. Душа Адама не отправилась в Клетку. Сэм дергается от неожиданности. — Что? Мгновение Михаил изучает его, затем выражение его лица понимающе смягчается. — Это было его условием для нашего соглашения. Он предоставляет сосуд в использование, если они с его матерью остаются в Раю, и больше их никто никогда не тревожит. Я сделал как он просил. — Он в Раю. Отдалённо Сэм осознаёт, что он повторяет его слова как идиот, но из-за растущего внутри облегчения ему трудно заставить себя беспокоиться об этом. — Да. — Отлично. Это… просто отлично. Он уже собирается поблагодарить ангела и пойти своей дорогой, когда Михаил вновь заговаривает, звуча обеспокоенно. — Ты осознаёшь, что пока правит Метатрон, я не могу гарантировать душе твоего брата покой. Вы должны быть готовы к тому, что ваша семья и друзья могут в любой момент стать его заложниками, — он замолкает, колеблясь, но затем продолжает, — Хотел бы я сказать, что они в безопасности. Крайне важно, чтобы души достойных людей никто не тревожил. Это правило тяжело нарушить любому ангелу, но Метатрон уже доказал, что готов пойти на гораздо более серьёзные жертвы в своём желании реформировать Рай. Что-то здесь не так с этим заявлением, еще одно скрытое за несвоевременным напоминанием об их риске сообщение. У Сэма уходит мгновение на то, чтобы понять, что именно, и теперь уже он смотрит ангелу в глаза. — Ты сейчас говоришь о том, что нарушил правила, когда втянул во всё Адама? Пожалуй, ему не следует удивляться, что Михаил отказывается отводить глаза. — Да. Я не видел иного выбора. Либо нарушить инструкции Отца по ежедневному присмотру за Раем, либо не выполнить самый главный Его план. Губы Сэма кривятся в отвращении. — Цель оправдывает средства. Михаил хмурится, как будто Сэм только что поставил его перед философской дилеммой, которая никогда раньше не приходила ему в голову. — Я не очень уверен. Да, это имеет смысл, особенно на войне, но в последнее время я начинаю думать, что если цель не может быть достигнута достойными способами, возможно, не следует и пытаться её достигнуть. Сэм непонимающе моргает. — Отлично. Потому что это был сарказм. — А, — некоторое время они просто рассматривают друг друга. — Есть что-то ещё, что ты хотел спросить? — Нет. Спасибо. Этого… достаточно. Михаил кивает, разворачивается и уходит, словно этого разговора никогда не было, оставляя Сэма смотреть ему вслед. Порой даже Люцифер кажется не таким непонятным.o.O.o
— Кастиэль не хочет возглавлять Воинство. Люцифер замирает от неожиданно прозвучавшего голоса, затем разворачивается к Михаилу, который уставился на незавершённую Скрижаль, словно та была чем-то большим, нежели всего лишь результатом слепого копирования и догадок. Они не солгали, когда сказали, что нашли совпадение в воспоминаниях, но задачу это не облегчает. — Разве это не хорошо? Мне казалось, тебе он не нравится. Михаил устремляет на него чуть озадаченный, слегка укоризненный взгляд, словно он не может поверить в то, что из всех людей его брат вдруг ответил ему с таким чрезмерным упрощением. Люцифер тщательно скрывает улыбку. — Воинство некому будет возглавить, — поясняет Михаил, — Габриэль отказывается, Кастиэль тоже. Все лидеры других фракций или незначительны, или мертвы, за исключением Метатрона, который слишком непредсказуем, чтобы позволять ему править. — Он также и наш враг, — мягко отмечает Люцифер. — Да, единственный достоверно известный враг. Тем не менее, если мы одолеем его, Воинство будет в ещё большем хаосе, чем при нём. Ангелы не созданы для анархии. Люцифер пожимает плечами. — Это не твоя забота, если только ты всё-таки не хочешь вернуться на своё место. — Ты знаешь, что я не могу. — Я знаю, что ты веришь в то, что не можешь. Мы не знаем наверняка. Он ждёт, что Михаил резко прервёт его, но вместо этого Михаил вновь бросает взгляд на Скрижаль. Эхо Слова Господа. Конечно же. — Я потерял право на это, Люцифер. Совершил слишком много ошибок. Люцифер застывает. Самым похожим на признание откровением, к которому они пришли за все те века в Клетке, было «Я сожалею», инициированное им и разделённое — в начале с неохотой, а затем с облегчением — Михаилом. — И я ни одну не могу исправить, — бессильная горечь Михаила ощутима так ясно, что отражается на лице сосуда. Как будто тяжесть его взгляда, впивающегося в Люцифера, словно прося чего-то — возможно, понимания — не говорит сама за себя, — Может быть, я правил всего лишь как вынужденная замена, но я сделал всё, что было в моих силах, заботясь о Небесах, а ныне даже этого не дозволено. Так что есть я? Что есть мы? По милости Отца мы вышли из Клетки, но в Творении больше места нам нет. Мы отыграли свои роли, изжили своё предназначение, стали разочарованием. Рискуем вернуться обратно в Клетку, всего лишь помогая. — Да, рискуем, — твердо обрывает он, видя, что Люцифер открывает рот, а затем добавляет более мягко, — Я не отступаюсь. Не могу, без четкого на то указания. Стоять в стороне и просто смотреть почти так же ужасно, как быть запертым. Знаю, ты разделяешь мои чувства. Может быть, я недостаточно благодарен, и, может быть, я не заслуживаю даже этой малой доли милосердия, но мне нужно знать, что я сделал всё, что мог, даже если за это придётся вернуться в Клетку. Я не могу повернуться спиной к Небесам окончательно. — И одно это, — Люцифер не может не отметить, слишком сильно выведенный из равновесия откровениями брата, — уже делает тебя лучше Отца. — Не богохульствуй, брат, — укоряет Михаил, но звучит он, скорее, устало, нежели строго, — Не делай всё ещё хуже. Люцифер кратко кивает. Михаил выглядит обеспокоенным. В руках он сжимает скопированную Скрижаль. Теперь, когда они находятся каждый в своём сосуде, должно быть легче воспринимать печаль другого, так как она больше не отражается прямо на Благодати. Легче не становится. Люцифер вздыхает. — Михаил, я знаю, ты не упустил из виду тот факт, что мы — двое из четырех ангелов с целыми крыльями во всём Творении. Или что Отец мог сделать нас куда ниже рангом, чем Серафимы. У нас не просто достаточно сил для самозащиты — их хватит, чтобы сражаться. Как ты думаешь, почему? Михаил всё ещё молчит. Люцифер понимает, что это, скорее, нежелание делиться теориями, которые у него точно есть, нежели простое «Я не знаю». Он пытается подойти с другого угла: — Если бы Отец сказал тебе делать всё что захочешь, вообще что угодно, что бы ты сделал? — Я бы вернулся на своё место на Небесах. Ответ почти мгновенный, инстинктивный, и от этого всё ещё тяжелее. Это ещё сильнее приводит в бешенство, вот только злится Люцифер не на Михаила. Он закусывает губу, чтобы сдержаться и не давить на брата, потому что тот лишь станет упрямиться в ответ. Но будь он проклят, как же ему хочется. — Я бы попросил тебя отправиться со мной, — спустя мгновение добавляет Михаил мягче. Люцифер кривится. — Рай — отныне не место для меня. — Ад тоже, — твердо возражает Михаил. Это вызывает у Люцифера улыбку. — Да, — признаёт он, — Там мне никогда не нравилось, на самом деле. Но мне вполне хорошо здесь. Всегда любил эту часть Творения, даже несмотря на то, что завелись тут некоторые паразиты. Они вновь замолкают, оба погрузившись в собственные мысли. — Если бы ты мог делать что захочешь, — медленно произносит Михаил, — ты бы всё равно решил уничтожить человечество? Как ни странно, на это у него однозначного ответа нет. — В конечном итоге, — обдумав эту мысль, заключает Люцифер. Уголки его губ приподнимаются, — Для начала я бы поэкспериментировал. Думаю, выяснил бы, как долго могу их терпеть. — Затем ты бы делал то, чего хочет Отец, — с железно-тяжёлой иронией в голосе отмечает Михаил. — Только поначалу. И только если ничего поинтереснее бы не нашлось. Ты знаешь меня, братец. Это правда, и она обладает тем преимуществом, что служит целям Люцифера. Каким-то образом быть двумя неудачниками вместе стало приятнее, нежели кому-то пытаться взять верх, и в то же время каким-то образом Люцифер стал благодарен за эти перемены. Но Михаил прав. Это не привычный им масштаб действий, и Люциферу приходится прикусить язык, чтобы не выдать того, что он сказал бы, будь у них свобода такого рода. Лети, брат. Воспари, чтобы вновь править на Небесах. А Землю оставь мне.