o.O.o
— Ребят… ребят, вам обязательно нужно пялиться на меня, пока я занимаюсь делом? Прежде чем кто-то ещё реагирует на жалобу Кевина, Дин ослепительно улыбается и хлопает того по плечу. — Конечно, обязательно. С воскрешения прошли необходимые три дня, и все они собрались в библиотеке, чтобы узнать, является ли их Пророк до сих пор Пророком. Люцифер не знает, какого исхода желать сильнее. С одной стороны, если Кевин всё ещё остаётся Пророком, это будет знаком того, что Господь пока одобряет их действия. Может быть. С другой, мысль о том, что всё внимание Отца, возможно, фокусируется на нём каждый раз, как Пророк смотрит на него, сбивает с толку. Одно дело, что Бог смутно осознаёт всё, что происходит, и последствия этих событий (или, по крайней мере, это то, во что он хотел, чтобы верили ангелы) Другое дело, когда за тобой наблюдают так пристально. Люцифер привык к чувству, что о нём забыли навсегда. В нём есть свобода. Пусть даже это свобода преступника, уже осуждённого, признанного неисправимым и сокрытого от мира так глубоко, что никакой из его поступков не имеет значения. Теперь он вновь может действовать. Он вновь может быть осуждён. Он бросает взгляд на Михаила, но тот слишком занят неотрывным наблюдением за Пророком, который, в свою очередь, перестал ёрзать и разглядывает Скрижаль. — Окей. Я определённо что-то вижу, — объявляет Кевин через мгновение, немного рассеянно. Это всё, что он произносит. Несколько минут он не двигается и ничего не говорит, а затем, — Вы издеваетесь? Он поднимает взгляд и смотрит сначала на Михаила, затем на Люцифера. — Нет, серьёзно. Вы надо мной прикалываетесь? — Что там? — спрашивает Дин. — Это рецепт. — Какого-то оружия против ангелов? — Ага. Если у них смертельная аллергия на сливочный сыр, ваниль и сахар. Что за фигню вы там понаписали? Габриэль моргает, а затем кривляется. — Я бы сказал, доказательство, что у Папы есть чувство юмора. — И что он очень пристально следит за нами, — мрачно добавляет Михаил. Его заявление встречено долгой напряжённой тишиной. Люциферу приходит в голову, что для команды, которая предположительно являет собой сторону Господа во всём этом беспорядке, они не очень-то рады Его вниманию. Только Кастиэль выглядит слегка обнадёженным, и даже он не уверен в том, стоит ли ему. Это удивительно, правда. Учитывая короткий, но впечатляющий список прегрешений ангела, чудо, что он не выглядит таким же нервным как остальные. — Это всё, что там есть? — спрашивает Сэм. — Нет. Под рецептом идут ещё слои, но у меня уйдёт какое-то время, чтобы до них добраться. Клянусь, если окажется, что следующий месяц я буду поваренную книгу расшифровывать, я кого-то прикончу. Вы уверены, что это копия ангельской Скрижали? — Это копия того, что нам показали и назвали ангельской Скрижалью, — отвечает Михаил, — Но всегда была вероятность, что мы не сможем скопировать то, что увидели. — Ты забываешь о хорошей новости, — говорит Габриэль, — У нас-таки есть Пророк. Как ты себя чувствуешь, парень? Кевин на мгновение задумывается, затем пожимает плечами. — Ощущение, что если я продолжу пялиться на эту штуку, то мигрень будет обеспечена. Ничего нового. — Можно взглянуть на тебя? — Ага. Габриэль прижимает два пальца ко лбу Пророка и ухмыляется. — Отлично выглядишь. Ни тучки на горизонте. Парень делает вялую попытку испепелить его взглядом. — Спасибо. Габриэль только ещё ярче ухмыляется. — Всегда пожалуйста. С этим покончено, и Кевин смотрит на всех присутствующих. — Окей, а теперь не могли бы вы оставить меня одного? Не думаю, что разберу что-либо вразумительное до завтра, так что нет смысла вам тут торчать. Вслед за этим они постепенно разбредаются заниматься своими делами в библиотеке или ещё где-то. Люцифер обращается к Михаилу, но тот не выглядит заинтересованным в беседе. Он вновь наблюдает за Пророком, хотя за прошедшие дни научился делать это чуть менее заметно. — Эй, Кевин? — зовёт Габриэль, выглядывая из-за двери в библиотеку. — Мм? — Запиши-ка мне тот рецепт, а?o.O.o
Они хорошо работают сообща, он и его братья. Это во многих отношениях удивительно, но правда. Они дополняют друг друга: Габриэль со своей безграничной фантазией, Кастиэль и его способность всё видеть с неожиданной стороны, Михаил как глас разума, и Люцифер как знаток устройства Завесы. Он всегда интересовался устройством Вселенной, другими реальностями помимо Небес и всеми теми пространствами, что находятся между ними. Есть причина, по которой ему так хорошо удаётся посещать сны. Но странно не это, если не учитывать то, что крошка Кастиэль способен не отставать от них… по большей части. И не то, как они склонны забывать о своих различиях, едва только появляется что-то получше, на чём можно сфокусироваться, хоть это тоже важно, и Люцифер даже не надеялся вновь познать это. Нет, дело в другом. Странность заключается в том, над чем они работают. Нет никакого древнего ритуала, который они могли бы раскопать и использовать, никакого плана, никаких готовых решений. Они создают нечто новое с нуля. И это так отличается от того, что он помнит, от заданий Отца, который всегда знает все ответы. Не то чтобы Бог никогда не просил их самостоятельно найти выход, но они всякий раз могли прийти к нему, если не были уверены — и даже когда он отказывался отвечать, что иногда случалось, по крайней мере, они знали, что их план не окончится полнейшей катастрофой. Сейчас нет никакой надёжности, ничего, кроме их собственных знаний и (по большей части, Михаилова) терпения обсудить всё, что только может пойти не так. Это волнительно. И подчас раздражающе. — Ты это серьёзно. Хочешь позволить им продолжать. — Не вижу иного выбора. Души — не просто сила, у них есть цель. Особенно, если они организованы по всему миру, что сейчас весьма вероятно. К этому времени их уже, должно быть, миллионы в Завесе. Мы не сможем ими управлять, — убеждение Кастиэля выдаёт тяжесть его прошлого опыта, — Я также верю, что они будут сотрудничать добровольно и куда более эффективно, если мы дадим им выбор. Это их право — отправиться в Рай. — А что, если они не захотят? — спрашивает Габриэль будто мимоходом и подбрасывает монетку, с которой играет без остановки уже больше часа. Люциферу жутко хочется перехватить её в воздухе в следующем броске. В ответ на вопрос Михаил нахмуривается. — С чего бы им не захотеть? Габриэль ловит монетку и наклоняется в сторону старшего, ставя локти на стол между ними. — Потому что на Небесах скучно, большой брат. Эти люди создают что-то своё. Ты слышал пацана. Общие зоны, всё, что только можно представить. Люди — существа социальные, Михаил, почти такие же, как мы, и скучно им становится ещё быстрее. Не думаю, что эти ребята сильно обрадуются твоей маленькой аккуратненькой клетке. Если подумать, ты осознаёшь, какой хаос могут устроить в твоей идеальной системе несколько смелых, уверенных в себе душ? Потому как я на что угодно готов с тобой спорить — таких будет немало. И вновь замкнутый круг. Они заканчивают это обсуждение, когда в библиотеку в четыре часа утра забредает Дин, окидывает их сонным взглядом и, пытаясь звучать хоть относительно вежливо, требует у Люцифера кружку его экстра крепкого кофе. Теперь они достаточно уверены в том, что с помощью тех ресурсов, что есть сейчас, барьер между Завесой и Небесами разрушить можно. Иными словами, если души согласятся помочь. Они всё ещё не знают наверняка, можно ли провернуть это без разрушения Вселенной в долгой перспективе, но, по крайней мере, сейчас они хотя бы могут обсуждать эту самую перспективу, а не часы и дни. Что означает, что приводить в жизнь их с таким трудом составленный план почти так же рискованно, как ничего не делать. Ну и ну.o.O.o
Судя по всему, Отцу нравится держать их в напряжении. Спустя два дня тяжёлой работы всё, что Пророк смог обнаружить в Скрижали, помимо рецепта чизкейка, это несколько абзацев, которые он уже переводил, и обрывки, не имеющие никакого смысла. Он просит у них пояснений насчёт этих частей, но это — словно пытаться угадать сцену из книги, тыкая пальцем в её обложку. Михаил, естественно, воспринимает это как замечание, и признаёт, как много они гадали, когда создавали эту версию Слова Господня. Пророк кривляется, говорит «Супер», размышляет какое-то время и затем просит их создать все остальные правдоподобные версии — не потому что одна из них может оказаться нужной, но потому что он надеется, сравнивая их, создать правильное Слово. Даже Люцифер вынужден восхититься такой самоотверженностью. Они с Михаилом приступают к работе над этими версиями. Габриэль делает чизкейк. Он оказывается вкусным.o.O.o
Они быстро входят в легкий ритм. Ночью разработка планов прорыва на Небеса, затем завтрак, работа над Скрижалью, обед, обсуждение других планов и всего, что по возможности пригодится, с Пророком и охотниками, ужин. Всё было бы почти хорошо, если бы им не нужно было в любой момент ждать следующего хода Метатрона. Они могли бы устроить ещё один ночной киномарафон. Однако есть и другие возможности, чтобы попытаться разгадать, что же тогда произошло. Не так уж трудно поймать Сэма за разглядыванием его рук, как только он замечает это впервые и начинает обращать внимание. Он принимается использовать их ещё чаще, в маленьких незначительных жестах, предназначенных для того, чтобы Сэму было на что смотреть. Спустя пару дней он пользуется возможностью дотронуться — всего лишь легким прикосновением пальцев, когда он наклоняется, чтобы взглянуть на абзац в книге, на который указывает Сэм. В награду он получает тихий вдох, пусть Сэм и убирает свою руку, словно одно это ощущение было чересчур. Он не начинает избегать Люцифера. Наоборот, он ищет его общества, незаметно вторгаясь в его личное пространство. После этого они ещё несколько раз якобы случайно касаются друг друга. Не всегда по инициативе Люцифера. Или, возможно, у Сэма просто очень хорошо получается идти ему навстречу. Этого недостаточно. Люцифер обнаруживает, что хочет большего, хочет усадить Сэма и исследовать так же тщательно, как он исследовал себя: скольжение кожи, мягкость волос, разные места, где ощущения от прикосновений отличаются, податливость мускулов и сопротивление сухожилий, твердость кости. Это пугающе ново, эта нужда исследовать, что позволяет человеческое – по-настоящему человеческое – тело, что оно воспринимает как приятное, а не то, что его разрушает. Но с другой стороны, ведь это же Сэм – единственный человек, способный заставить его следовать неожиданными путями и сделать секундную потерю контроля стоящей того в конечном счёте. Один раз, когда он проходит мимо его стула, он поддаётся искушению воссоздать момент, похожий на ту ночь, и проводит пальцами сквозь занавес волос по шее Сэма у затылка, гладя кожу. Сэм вздрагивает так сильно, что сминает рукой страницу, которую читал, и посылает ему обескураженный взгляд, затем быстро проверяет, видел ли их кто-нибудь. После этого он посылает ему ещё один, более пристальный взгляд, и возвращается к своим поискам. Щёки его краснеют. Возможно, это всё-таки было слишком.o.O.o
Немного неожиданно, что на следующее утро Кастиэль идёт за ним, когда он хочет быстро ополоснуться в душе в перерыве между планированием и дальнейшей работой над Скрижалью с Михаилом. Кажется, этим утром простыми удовольствиями ему не насладиться. И не притвориться, что у них всё хорошо. Учитывая то, как Кастиэль смотрит на него, когда Люцифер оборачивается и реагирует на его присутствие приподнятой бровью, он думает, а не стоит ли ожидать клинка промеж рёбер. Это заставляет задуматься обо всём, что он сделал за последнее время, но он честно не может припомнить ничего такого, что вывело бы младшего брата из себя. — Ты утверждаешь, что твой нынешний сосуд был дан тебе Богом. Говоришь, что он идеально тебя вмещает. Кастиэль звучит так, словно у него есть доказательство, что это не так, мелкий паршивец, и Люциферу приходится напомнить себе, что просто отмахнуться от него может быть слишком рискованно, учитывая обстоятельства. Или, по крайней мере, неудобно. Определённо безопаснее решить всё мирно. — Да? — неуверенно говорит он. — Тогда почему ты опять загоняешь Сэма Винчестера в угол? Он прищуривается, горя желанием напомнить серафиму, что он ещё слишком молод, чтобы высказывать безосновательные обвинения, но держит себя под контролем. — Почему ты спрашиваешь? — Сэм – мой друг. Ты причинил ему достаточно вреда. Оставь его в покое. Такой серьёзный. Такой целеустремлённый. Такой глупый — так, что и раздражает, и умиляет. — Всегда стремишься защитить, Кастиэль. Он знает об этом? Или же причина, по которой ты решил выступить против меня вместо того, чтобы обсудить это с ним, заключается в том, что ты знаешь, что он тебе не обрадуется? Судя по тому, как младший прищуривается, глядя на него, бесится и отказывается отвечать, он попал в точку. Это хорошо. Значит, он не единственный, чью заботу отвергают. Но Кастиэль — упрямый как бык, надёжный Кастиэль — всё ещё остаётся проблемой. Не говоря уже о том, что у Люцифера слабость к проявлениям верности. В особенности, верности тем, кто ему дорог. За это он может простить многое. — Я не пытаюсь вновь сделать Сэма своим сосудом. Это я тебе обещаю. — Тогда что ты пытаешься сделать? И это на удивление хороший вопрос. Стать ближе, определённо, но как именно и до какой степени? — Быть может, мне просто нужен друг? — предполагает он, не особенно ожидая, что Кастиэль поверит ему. Но единственное, что произносит Кастиэль: — Это будет трудно. Ты был худшим из всех врагов, что у него когда-либо были. Это слегка задевает, пусть и означает, что, по крайней мере, он важен. — Не по моей воле, — мягко напоминает он серафиму. — Неправда. Ты сделал свой выбор в самом начале. Ты решил стать врагом человечества. Сэм Винчестер входит в его число. Ладно, а вот это задевает ещё сильнее. — Может, я научился делать исключения, — отвечает он чуть резче. — Этого недостаточно. — Не испытывай моё терпение, младший брат. — Этого недостаточно, если ты хочешь быть его другом, — упорно продолжает Кастиэль, не обращая внимания на предупреждающий тон голоса Люцифера, — Сэм — охотник. Он защищает людей, заслуживающих и не заслуживающих того, от всего, что им угрожает. Он пожертвовал собой, чтобы защитить человечество от тебя. Ты думаешь, его устроит быть исключением? И Люцифер обнаруживает, что ему нечего сказать на это. — Если ты хочешь быть его другом, — продолжает Кастиэль уже не так строго, — ему нужно доверять тебе. Доверять не только, что ты не нападёшь на него или на тех, кто ему дорог, но и в отношении всего человечества. Если ты хочешь этого, ты не можешь продолжать оставаться Врагом. Кастиэль пристально смотрит на него. С какой целью, Люцифер не уверен. Может, тот ожидает увидеть реакцию, которую он дать не способен. Но, в конечном итоге, серафим решает, что тишина была достаточно долгой, и перемещается, намереваясь пройти мимо. Вместе с этим мысли Люцифера приходят в движение. — Кастиэль, — зовёт он. Серафим оборачивается. — Да? — Ты сказал, что это будет трудно. Стать Сэму другом. Не невозможно, — и ведь эта часть была самой странной, это намеренное отсутствие категоричности. Кастиэль недолго рассматривает его, а затем выражение его лица смягчается. — Я прошёл через многое с Сэмом и Дином. Если они и научили меня чему-то, так это тому, что каждый совершает ошибки — и каждый заслуживает второй шанс. Если действительно хочет этого. Последнее сопровождается пронзительным взглядом, скрытым предостережением, в котором смысла больше, чем во всем разговоре, и Люцифер легко кивает, показывая, что это он осознаёт, в отличие от всего остального, что пока не способен переварить. На этом Кастиэль останавливается. Люцифер смотрит ему вслед какое-то время, затем вздыхает, как можно дальше прогоняет из головы все лишние мысли и отправляется работать над Скрижалью, потому что у них тут война, которую предстоит выиграть.