o.O.o
Ханна умело скрывает дрожь, когда узнаёт его, затем приподнимает подбородок и, прежде чем направиться к Михаилу, на мгновение стойко перехватывает его взгляд. Люцифер с трудом удерживается от улыбки. Она вполне ровня Кастиэлю. По крайней мере, в том, что касается отношения к нему. В отношении же к Михаилу Ханна проявляет куда меньше агрессии, чем её командир. Она смотрит с таким видом, словно не в силах поверить, что находится рядом с ним, и никак не может решить, хорошо это или плохо. Ханна уважительно, но сдержанно, почти настороженно кивает ему. — Михаил, — затем почти без промедления и почти тем же тоном, — Люцифер. — Ты не удивлена видеть нас обоих, — констатирует Михаил. — Кастиэль рассказал, что встретился с вами, и что вы уладили свои разногласия, — ускользает она от чёткого ответа на невысказанный вопрос, после чего бросает взгляд на Винчестеров. Это даёт понять, что напряжена она не только из-за присутствия архангелов. — Мы можем поговорить наедине? — Лады, — отзывается Дин, притворявшийся, что рассматривает устройство кухни в их явочной квартирке. — Нужно перетереть важные ангельские штуки, а? Пойдём, Сэмми. Стоявший прислонившись к комоду Сэм строит обиженное лицо, но без удивления выпрямляется. Люцифер мысленно делает себе пометку позже разузнать, в чём тут дело: либо это неприязнь Дина к ангелам в целом, либо когда-то между ним и Ханной произошла какая-то размолвка. — В общем, не станем вам мешать, — соглашается Сэм. — Ханна, будь здесь, как дома, сколько понадобится. Мы на связи. Ханна нехотя чуть кивает ему и следит за тем, как охотники направляются к двери. Но когда Дин выходит, Сэм на мгновение замирает. Он оглядывается — и звучит ясное, словно звон колокольчика: — Люцифер? Люцифер не прячет улыбку, вызванную этой молитвой, хотя и не может понять её тепло. Оно обычно отсутствует, когда они разговаривают вслух. Это тепло кажется чертой, свойственной только Сэму — и одновременно чертой подлинно человеческой. — Я тебя слышу, — довольно подтверждает он. Люцифер готов поклясться, что видел, как Сэм улыбнулся краешком губ, ещё раз коротко кивая и поворачиваясь, чтобы уйти вслед за братом. Он ушёл, и мир ощущается куда враждебнее, особенно под пристальным вниманием Михаила и Ханны. Люцифер пожимает плечами. Он смотрит прямо на Ханну. Улыбка сползает с его лица. Ханна быстро понимает, что никто ничего объяснять ей не собирается, и поворачивается к Михаилу. — Кастиэль поведал мне, что ты не намерен возглавить Воинство, — сразу переходя к делу, заявляет она. — Это так. — Очень жаль, — убеждённо отвечает Ханна. — Это главная причина, по которой братья встают на сторону Метатрона. Им трудно поверить, что ты бы так бездействовал, если бы действительно вернулся. Вот это «ничем не примечательный ангел». Насколько Люцифер помнил, мало кто из ангелов когда-либо осмеливался в открытую критиковать Михаила, и ещё меньше из них впоследствии об этом не пожалели. Лицо Михаила становится невыразительным словно маска. Только по глазам видно, что в теле всё ещё присутствует дух. — Хочешь сказать, они считают, что Михаил каким-то образом находится под моим контролем, — Люцифер радостно помогает ей вырыть себе могилу. — По словам Метатрона, ты управляешь Клеткой, — выдаёт она. Люцифер сжимает зубы, а на вопрос очень спокойно отвечает Михаил: — Ею не управляет никто, кроме Отца. — Потому именно Отец единственный, кто мог незаметно выпустить вас, — тут же откликается Ханна. — Михаил, в чём твоя миссия? Зачем ты здесь, если не вести нас? Михаил поджимает губы и вновь отрешается от всего. По лицу сосуда ничего невозможно понять. — У меня нет миссии. Ханна долго молчит. Люцифер не знает, что именно выбило её из колеи — что у ангела может не быть миссии, или же что её нет у Михаила. — Даже той, что выбрал бы ты сам? — наконец, куда мягче прежнего спрашивает она. В её серьёзных голубых глазах почти плещется сочувствие. Михаил колеблется. Втягивает воздух, будто собираясь ответить, затем вновь медленно выдыхает, не сказав ни слова. — Мы не созданы для такого, — давит Ханна. В её всё ещё участливый голос возвращается убеждённость. — Мы должны были поддерживать порядок, вместе оставаться сильными, каждый выполнять возложенные на нас обязанности. Этой путаницы не должно было случиться. — Но она случилась. — Да, и нужно сделать всё, что можно, чтобы в ней разобраться. У нас есть выбор. Мы обязаны сделать его правильно. Должны избрать путь быть ангелами, братьями и сёстрами. Быть воинами Господа, а не сражаться друг с другом. Но нам нужен лидер. Им можешь стать ты или им может стать Метатрон. Кастиэль в плену, а больше ни у кого нет шанса объединить нас всех. Пока брат продолжает молчать, Люцифер посылает ей улыбку, нарочно скорее раздражающую, нежели приятную. — А если Михаил откажется? — Тогда править будет Метатрон, — спокойно отвечает она. Улыбка Люцифера становится искренне веселой и, может, чуть злой. — Не слишком ли рискованно предъявлять нам ультиматум? Когда Ханна перехватывает его взгляд, в её глазах что-то вспыхивает. — Меня дважды просили присоединиться к Метатрону. Я оба раза отказалась, рискуя жизнью, в надежде, что есть лучший выбор. Зачем мне вновь рисковать, если другого выбора нет? Она не дает ему времени на ответ и снова обращается к Михаилу. — Мы всё ещё солдаты. Если Падение что-то доказало, так это то, что нам необходим лидер, или мы обратимся к хаосу и разрушениям. Это не ультиматум, такова наша природа. Мы способны меняться — и мы изменились. Не думаю, что мы смогли бы вернуться к тому, как всё было раньше, — она замолкает, а затем неуверенно продолжает, — Не думаю, что я хочу возвращаться к тому, как было раньше. Приятно иметь право голоса, и не только в качестве помощника командира, а просто как ангел. Но нам нужны… границы и цель, а их мы сами себе дать не можем. Михаил лишь смотрит на неё — так долго, что Люцифер спрашивает себя, собирается ли тот вообще ещё что-то сказать за сегодня. По-видимому выразив всё, что хотела, Ханна смотрит на Михаила, позволяя тишине длиться столько, сколько нужно. — Я тоже не могу, — в конце концов, болезненно ровным голосом проговаривает Михаил. — Я не знаю, чего хочет Отец. И не в силах обещать, что он вернётся, даже если мы всё сделаем правильно. Толком не успев осознать, что происходит, Люцифер подходит ближе к брату, но затем останавливается, потому что, в самом-то деле, не может ничего предпринять. Точно не перед Ханной. Возможно, и вообще. Михаил слишком утратил веру, и Люцифер последний, кто способен как-то это исправить. Ему не следовало бы даже хотеть этого. Какое-то время Ханна обдумывает сказанное, после чего легонько пожимает плечами. — Не уверена, что даже вернись он, мы заметили бы разницу. У нас всегда был только ты. Михаил вздрагивает. — Бог никогда не являл себя перед нами таким, каким Он являлся тебе, — напоминает Ханна ему. — Нет причин думать, что это изменится, если Он вернётся. Естественно, было потрясением узнать, что Он отсутствовал столь долгое время, но как нам оплакивать то, что, оказывается, мы утратили целые тысячелетия назад и даже не заметили потерю? Ханна умолкает и вновь начинает с осторожностью: — Я сожалею о твоей утрате, но её нельзя сравнить с нашей. У нас был ты. И… хоть не всё было благополучно, но этого хватало. С лицом Михаила происходит нечто странное, что Люцифер не в силах расшифровать. — Этого хватало, ведь вы полагали, что данные вам поручения исходили от Отца. — Нет. Потому что эти поручения давали предназначение и объединяли нас. По крайней мере, большинство. — Предназначение было ошибочным. — Ты знал об этом в то время? — Разумеется, нет. Я верил… — остаток предложения застревает у Михаила в горле, и он оставляет его недосказанным. — Тогда в чём разница между той ситуацией и нынешней? Кто бы ни занял твоё место, лучше он ничего не придумает. Так же, как ты и поступал тогда, новому лидеру придётся принимать решения, не зная волю Господа. Возможно, Кастиэль правильно предположил, может, одному ангелу не следует нести на себе такую ответственность. Но от этого путь наш не становится яснее, лишь больше будет тех, кому придётся вслепую его нащупывать. И это Люцифера ещё здесь называют умелым искусителем? Он немного разочарован, что сам не додумался зайти с такого угла, потому как очевидно, что до какой-то степени это сработало. Достаточно, чтобы запомнить и после использовать, по-всякому переиначивая. Как именно — придётся обдумать позже. Может быть, вот он — отсутствовавший ключ к тому, чтобы убедить Михаила хоть раз поступить так, как он действительно хочет. Не сразу, конечно, что печально, ведь чем больше времени у него это займёт, тем сложнее будет собрать последователей. Но Михаил всегда был и будет слишком упрям для собственного блага. Вызванная Ханной новая волна задумчивой тишины впечатляет, но Люцифер знает, чего ожидать, когда брат наконец-то выпрямляется и произносит без тени сомнения: — Так и быть. Люцифер моргает. — Я приму командование над Воинством. Сообщи об этом всем, кому сможешь. Мы сделаем то же самое. Люцифер в открытую пялится на него. Он бы усомнился, что всё верно расслышал, да только в остальном ошибки быть не может. В голосе и позе Михаила сквозит полная убеждённость, и смотрит тот таким взглядом, словно уже представляет, через сколько битв придётся им пройти и победить. Он впервые наблюдает это, когда Михаил находится в сосуде, но узнал бы где угодно и когда угодно. Потому что вот он — его брат, настоящий Михаил, а не сломанная, подавленная тень, что выбралась из Клетки. Ради этого можно забыть, что не он подтолкнул брата к перевоплощению. Ханна выглядит так, словно поверить не может своей удаче, но будучи солдатом, как и остальные, в присутствии своего генерала быстро превозмогает удивление. — Что мне следует сказать им? Михаил не то чтобы колеблется — в таком состоянии никогда — но какое-то мгновение собирает всю свою решимость. — Правду. Бог выпустил нас из Клетки. Мы заключили мир, и нам был дан второй шанс, пусть и не как архангелам. Поручения у нас нет. Отец поведал нам очень мало. Мы знаем, что Он не задумывал Апокалипсис, что не следует вмешиваться в дела человечества. В конечном итоге, его судьба зависит лишь от самих людей. Знаем, что Отец не доволен поступками Метатрона. Остальное же — наши решения и наша ответственность. Я созываю братьев и сестёр не потому, что так повелел Господь, а потому что Он даровал нам свободу воли, и я буду поступать с ней так, как считаю правильным. Метатрону нельзя доверить управление. Он не Бог, его не заботит, что будет лучше для наших близких. У него нет иной цели, кроме как утолить свои собственные амбиции, его правление угрожает существованию самих Небес. Метатрон не способен возглавить Воинство, и я призываю братьев и сестёр отречься от него и присоединиться ко мне. Люцифер победно ухмыляется и с вызовом и торжеством расправляет крылья, едва вспоминая о том, что нужно не выпускать их за предел чар, которые наложил Габриэль. Бросая вызов не брату, а Вселенной. Любому, кто попытается встать у них на пути. Ханна вздрагивает. Михаил поглядывает на брата краем глаза, но, что любопытно, оставляет крылья спрятанными, словно более ему не нужно напоминание о своей свободе. Затем, будто по какой-то внутренней подсказке, он поворачивается и перехватывает взгляд Люцифера. — Ты со мной? Ничто в его тоне не намекает на то, что он ожидает от брата сомнений, а Люцифер и не сомневается — он едва ли не заходится смехом от ликования. — Да. Конечно, да, — а затем, так как много раз Михаил с энтузиазмом предлагал ему что-либо лишь потому, что оно было нужно ему самому, Люцифер добавляет, — Если ты только всё ещё не настаиваешь, чтобы я вернулся на Небеса, когда всё закончится. Говоря это, он улыбается, но Михаил приходит в себя, какое-то время глядит ему в глаза и вслед за тем серьёзно обещает: — Я не стану принуждать. Улыбка Люцифера смягчается, и в знак благодарности он кивает. На некоторое время Ханна предоставляет их самим себе, а затем осторожно спрашивает: — Это всё, что следует передать? — Да. Следи за теми, кто клянется в верности. Тех, у кого нет другого убежища, собери здесь. Кто сейчас в рядах Метатрона должны оставаться там, пока я не призову. Когда придёт время, они сыграют свою роль, а до тех пор я хочу, чтобы Метатрон не знал, кому верить. — Что только справедливо, ведь и мы тоже не будем, — замечает Люцифер. Михаил чуть заметно хмурится. — Верно. Ханна нерешительно поглядывает то на одного брата, то на другого, затем вновь обращается к Михаилу: — Что вы планируете делать с теми, кто не присоединится? Ответ на этот вопрос занимает у Михаила некоторое время. — Я не покараю их только за то, что они приняли сторону Метатрона или воздержались от выбора. Коль я решился возглавить их лишь на основе той информации, что обладаю, и благодаря свободной воле, то же должен позволить и им. Но если встречу в битве, щадить я не буду. Однако это должно остаться между нами. Пусть сами для себя решат, чей гнев им более страшен. Мы не можем позволить себе списать со счетов тех, кто присоединится из страха, когда докажем, что способны победить. Ханна кивает. — Если больше нет вопросов, нам нужно заняться составлением плана. Мы будем на связи. — Безусловно. После этого они расправляют крылья и возвращаются в бункер, покидая первого солдата в новом воинстве Михаила.o.O.o
Михаил приземляется в своей комнате. Люцифер следует прямо за ним. Для проявления хороших манер у старшего сейчас слишком мало терпения, а Винчестеров всё равно ещё нет дома, и встретить их они не могут. Михаил до сих пор не оправился, но не от короткого полёта, а от последствий своего решения. Люцифер приземляется запыхавшийся от смеха, словно брат освободил какую-то его часть, что ранее не смогла выбраться из Клетки. И вновь Михаил осознаёт, как кардинально они отличаются. Холодок, что пробегает сквозь него из-за этой мысли, не даёт ему впечататься в брата для поддержки, как в те времена, когда вокруг сквозило безнадёжностью, но, по крайней мере, всё было определено, и их различия не имели значения. Вместо этого он позволяет образу, что принял ради Ханны, разрушиться и видит, как улыбка исчезает с лица Люцифера, едва лишь тот замечает. — Только не говори, что передумал. Да будто он мог. — Нет. Или так, или бросить родных на произвол Метатрона. Ханна была права: больше никого не осталось. Больше сомневаться я не могу. Люцифер согласно хмыкает и ещё мгновение наблюдает за братом. В нём борются хорошее настроение и беспокойство, это легко читается по его крыльям, которые Люцифер до сих пор не спрятал. Возможно, он не сделал этого ради Михаила, потому что тот замечает момент, когда беспокойство побеждает. — Что такое, брат? Может, различия всё ещё не важны. Может, они оба хотят этого достаточно сильно, чтобы не позволить им что-то значить. — Я не изменил своего мнения, Люцифер. И всё ещё думаю, что это не то, чего хотел Отец, когда выпустил нас. Но я не могу просто смотреть. Лишь надеюсь, что мне будет позволено привести близких к победе, возможно, исправить некоторые из прошлых ошибок. Однако потом… Михаил не может заставить себя закончить, но Люцифер договаривает за него: — Ты всё ещё думаешь, что Он покарает тебя. — Возможно. — Даже несмотря на то что веришь, что поступаешь правильно. — Да. Всё равно это неповиновение. Люцифер открывает рот. Закрывает. Открывает снова. Качает головой. — И когда это я стал тем из нас, у кого больше веры в Отца? Михаил вздрагивает, но затем находит в себе силы слегка улыбнуться. — Ты всегда был таким, если под верой в Него имеешь в виду то, что в конце концов Он увидит всё так, как видишь ты. Вот только не знаю, в Него это вера или же в себя. Люцифер обдумывает сказанное с почти что робкой ухмылкой. Затем он вновь становится серьёзным. — Даже если ты прав, я не позволю тебе пасть одному, — обещает он, и Михаил дрожит, потому что оба они понимают, о чём речь. — Не хочу тянуть тебя за собой. Люцифер пожимает плечами и наполовину ухмыляется, но именно по крыльям, с которых легко читать эмоции, Михаилу становится ясно, что скрывается за этим фасадом: упрямая привязанность, которой поди брось вызов. — Не упускай из виду то, что сказал Отец. Он долго ждал, прежде чем прийти, так как желал, чтобы мы примирились друг с другом, сильнее, чем чтобы мы примирились с ним. Как по мне, он что хотел, то и получил. Когда-то в этом заявлении Михаил услышал бы одно лишь презрение, но не верность. Он отводит взгляд. — Ты не боишься? — звучит тихо и без выражения. Люцифер немного раздумывает над этим. — Не особо, — в итоге откликается он. — По большей части, потому что не считаю, что Отец в ближайшем будущем захочет с нами поговорить. И даже если захочет, и даже если ему не нравится, что мы делаем, я всё равно… Он останавливает себя, хмурится и затем продолжает намного медленнее, почти что неохотно: — Нет, думаю, я вновь достаточно Ему верю. Он изменился. Сомневаюсь, что Он намерен когда-либо вновь вернуться к управлению, открыто поощрять и наказывать, но если же… я считаю, что в этот раз он выслушает твои доводы. И они хорошие, Михаил. На это Михаил ничего не отвечает, желая, чтобы слова Люцифера звучали для него столь же убедительно, сколь, судя по всему, всё это кажется брату. — Не понимаю, почему ты завидовал людской свободе воле, — взамен произносит он. — Она ужасает. На сей раз Люцифер долго не раздумывает и мрачно ухмыляется. — Оно того стоит. Ну же. Нам ещё надо войну спланировать и победить. Потом будем переживать о наказании. Такой настрой Михаилу тоже не даётся легко, но в данной ситуации иного выбора у него нет. Он кивает, выпрямляет спину и направляется к Габриэлю с Кевином, которые ждут их новостей.