Куда нам дальше идти

За прошедшие пару дней после зова к ним присоединяется не так уж и много ангелов. К четвёртому дню Ханна сообщает меньше чем о сотне, хоть они и продолжают потихоньку прибывать. Впрочем, никто не знает, сколько их действительно осталось, сколько сумели сохранить нейтралитет и сколько склонны помочь им, но не могут найти безопасный способ сообщить об этом. Дело в том, — объясняет им Михаил, нахмурившись, — что сотни хватит для рейда, который они планируют, но не для того, чтобы открыть врата. Им нужна сила, по крайней мере, ста тысяч душ, чтобы пробить барьер между Завесой и Раем — больше, если заклятье Метатрона сильнее, чем они предполагали, — и на данный момент на их стороне меньше дюжины жнецов, способных проникнуть в Завесу и попробовать их убедить. На это потребуется много времени, и если хоть один из этих одиннадцати — шпион Метатрона, они в лучшем случае утратят преимущество внезапности, в худшем — весь план пойдёт коту под хвост. Гадриэль сообщает имена двух недавно завербованных жнецов и ещё четверых из тех, кто ранее присоединился к Писарю, но это ничего не значит. Не беря в расчёт вероятность того, что он лжёт, стоит помнить, что его информация была актуальна до того, как Михаил сделал свой ход. Сейчас любой из них может быть как полностью на их стороне — так и на стороне Метатрона. Затем время выходит. Всё начинается с абсурдного отчёта из полицейского участка города Смит Сентер. Он находится в опасной близости к ним, практически у них на заднем дворе, и Сэм хмурится, глядя на экран ноутбука, пытаясь разгадать смысл сообщения. Оно не похоже ни на что из прежде им виденного, но о нём сообщили через официальные каналы, которые Сэм всё ещё регулярно мониторит на предмет возможной охоты (пусть даже ни он, ни Дин не решаются охотиться с тех пор, как привели в Бункер ангелов, и Габриэль открыл им, что именно их защищает). И оно определённо не выглядит как прикол по пьяни. По всем признакам похоже на язык — такой, что не поддаётся английской транскрипции и, похоже, латинскому алфавиту в принципе. На всякий случай он сохраняет страницу в безопасном месте, которое создала для него Чарли («не скачивай странные штуки абы куда, кто знает, как скоро ведьмы освоят интернет»), закрывает ноутбук и отправляется на поиски Каса. Это занимает какое-то время, но, в конце концов, по звуку его серьёзного голоса он находит его в комнате отдыха. Предполагая, что он в компании Дина, Сэм не колеблясь заходит в комнату — и тут же об этом жалеет. Оба ангела одновременно поворачиваются, чтобы взглянуть на него. Кас спокойно, Гадриэль — с привычной для него настороженностью. На пару секунд мозг Сэма впадает в ступор, а затем выдаёт два наблюдения: во-первых, когда он их прервал, из всех возможных вещей они говорили о поп-культуре; во-вторых, поблизости нет никого из архангелов, ни бывших, ни нынешних. — Почему вы одни? — резко выдаёт он и морщится от своего тона даже прежде, чем Кас смотрит на него, прищурившись. — Меня не так легко одолеть, Сэм. Да, не самый лучший его ход. Он отчаянно пытается подобрать объяснение, но получается лишь: — Кас, прости… Кастиэль только вздыхает, выражение его лица смягчается. — Что ты хотел, Сэм? — звучит дружелюбно, только немного расстроенно, отчего Сэм чувствует себя ещё большим ослом. Он машет одной рукой, другой прижимая к себе ноутбук. — Я нашёл нечто странное, но… Его взгляд скользит к Гадриэлю, который начинает быстро подниматься с дивана, где сидел во время их вроде бы дружеской беседы с Касом. — Я мог бы… — но затем он обрывает себя, замирая в нелепой позе наполовину встав с дивана, и снова опускается обратно, уже значительно медленнее. Сэм мрачно улыбается ему, потому что нет, он не может, и если бы по его оговорке не было очевидно, что он и сам это понимает, то стало бы по тому, как он до побеления костяшек стискивает подлокотник и отводит взгляд. — Кастиэль, быть может, ты проводишь меня, — цедит он сквозь зубы, толком не сумев сделать голос ровным. Кас оглядывается на Сэма, чтобы узнать его мнение, и охотник недовольно кривит лицо. Он мог бы согласиться или помолиться и попросить Люцифера прийти за Стражем, но и то, и другое вызвало бы вопросы, на которые он не хочет отвечать, по крайней мере, до тех пор, пока не поймёт, стоит дело того или нет. — Забудь. Ты можешь остаться. Не ждя реакции Гадриэля, он вместо этого открывает ноутбук и кладёт его Касу на колени. — Ты можешь это прочитать? Кас так долго вчитывается в сообщение, что Сэм начинает надеяться, что там написана белиберда, но затем он отрывает взгляд и хмурится. — Это просьба о помощи. Автор осознаёт, что говорит не на том же языке, что и остальная часть страны, но надеется, что кто-нибудь сумеет перевести. Не думаю, что кто-то, кроме ангела, смог бы. Он говорит на диалекте простого сословия Верхнего Египта, относящемся к эре до древнеегипетского объединения. Его никогда прежде не записывали. Откуда это? — Смит Сентер, Канзас, — мрачно отвечает Сэм. — Если он знает, что говорит не по-английски, почему он не попросит кого-нибудь сделать это за него? — Потому что никто в Смит Сентер больше не говорит по-английски. Если то, о чём он поведал, правда, то все в принципе говорят на разных языках. Лишь некоторые способны понимать друг друга, а большинство не могут писать латинский алфавит и пользоваться современными технологиями. — Что-то вроде Вавилонской башни? Кас укоризненно хмыкает. — Её никогда не существовало. Это миф, который люди создали, чтобы объяснить естественные различия между языками. — Это история, — произносит Гадриэль слишком серьёзным для простого утверждения тоном. Ангелы обмениваются многозначительными взглядами, и что-то в животе Сэма обрывается. Ему не нужно ждать, пока кто-либо из них озвучит эту мысль. — Метатрон. Кас кивает. — Кто угодно из ангелов мог сделать это, но, скорее всего, так повелел Метатрон. — Но почему? Почему это? — Чтобы выманить вас, — отвечает Гадриэль. — Он презирает храбрость и помощь другим, считает их слабостями, которые он может использовать. — Но почему так? Почему способом, который мы можем связать с ним? — Запутавшимися и напуганными людьми легко манипулировать, — отвечает Кас. — Нужно быть осторожными, если отправимся туда. Все эти люди способны говорить с ангелами. Он может настроить их против нас. Сэм, нам стоит поговорить с остальными. Сэм забирает протянутый Касом ноутбук. — Ага. Стоит. Выслушав новость, Михаил просто кивает. — Я скажу Ханне отправить кого-нибудь на разведку. Сэм не уверен, как себя чувствовать: успокоенно, разочарованно или просто глупо. Они с Дином и Касом привыкли всё делать сами. То, что вместо них кто-то другой защёлкнет капкан очевидной ловушки, ощущается странно и неправильно. Как бы то ни было, в итоге выясняется, что весь город окружён противоангельскими печатями. — Супер. По крайней мере, мы знаем, кого он хочет выманить, — сухо комментирует Дин. — Готов, Сэм? — Это ловушка, — озвучивает очевидное Кевин с таким видом, словно вновь сомневается во вменяемости Винчестеров. — Нам не впервой. Печати можно уничтожить? — Это будет не так легко, — отвечает Михаил. — По данным Анпиэль, знаки большие и вписаны в окружающие поля. Габриэль фыркает, развеселившись. — Серьёзно? Он сделал круги на полях? Становится всё лучше и лучше. — Ага, прям парень твоей мечты, — бормочет Дин. — Да не поверишь, — без запинки дружелюбно соглашается Габриэль. — Вообрази, каким любящим вниманием я окружу его, как только мы его поймаем. Но для начала нужно это сделать, а не наоборот, ну ты понял.  — Мы не можем встретить его там, даже если сумеем избавиться от чар, — подчёркивает Михаил. — Пришлось бы сражаться на его условиях. — Ага, в курсе, прежде нам нужно разорвать связь между ним и Небесами, — недовольно корчит лицо Дин. У них есть план, как это сделать — по большей части, благодаря Кевину, — но он всё ещё слишком ненадёжный, и Дину он нравится даже меньше, чем Сэму. — Но нельзя сидеть сложа руки. Там снаружи люди. Если мы не выйдем поиграть, он позовёт громче. — И зачем мы ему вообще нужны? — вслух размышляет Сэм. — Он же не думает, что мы сойдём в качестве заложников. Он мог бы убить нас, но из всех мы представляем наименьшую опасность. Может, он хочет сделки? Это бы объяснило, почему он до сих пор никого не убил. — Или же он хочет знать, что мы затеваем, — предполагает Габриэль. — Вы люди. Такому как он прочитать вас раз плюнуть. И если в процессе он сварит ваши мозги, так невелика потеря. — Ты можешь нас защитить? — спрашивает его Сэм. То, как губы Габриэля изгибаются в сардонической ухмылке, само по себе служит ответом ещё до его слов. — Против силы такого уровня? На пару часиков, максимум. Я мог бы убить вас, когда он прорвётся, но что-то я сомневаюсь, что ты это имел в виду под защитой. — Да уж, спасибо, не надо, — закатывает глаза Дин. Габриэль подмигивает ему, затем снова становится абсолютно серьёзным. — То есть если мы отправимся туда, то можем проиграть, но если нет, он начнёт убивать людей, — подводит итог Сэм. Краем глаза он замечает, как Люцифер ёрзает на своём месте. С самого начала разговора ангел оставался молчаливым и неподвижным, но кто бы сомневался, что он не смог бы вечно сдерживаться, особенно когда Сэму приходится сказать: — Дин прав. Мы не можем просто сидеть и ничего не делать. Мы даже не знаем, сколько ещё нужно времени до того, как мы будем готовы атаковать… — День, — спокойно произносит Люцифер. — Может, два. Михаил обращает на него свой взгляд, выглядя каким-то образом ещё более отстранённым, чем обычно. Даже, возможно, осторожным. — У нас не хватает жнецов. Люцифер улыбается, и Сэм, хоть убей, не может расшифровать эту улыбку. — Пойду я. — Ты не хотел возвращаться на Небеса, — до боли нейтрально произносит Михаил. Люцифер пожимает плечами. Его улыбка становится ироничной и лишь слегка грустной. — Я не намерен остаться. Но, думаю, я могу выручить брата. — Ты хочешь убедить души помочь, — встревает Дин скептически. — Те самые, что отправляются в Рай. Звиняй, но не думаю, что они станут слушать Сатану. Люцифер медленно качает головой. Теперь его определённо развеселили. — Дин, Дин. Как будто мне когда-либо нужно было человечество в чем-либо убеждать. — Не думаю, что хочу, чтобы ты им угрожал, — вставляет Кевин, и Люцифер переводит на него свой тяжелый взгляд. — Мне никогда не приходилось угрожать. Всё, что мне нужно было сделать, это предложить. Дин фыркает. — Ага, ну да, это не то, что я припоминаю. — Правда? Потому что, насколько я помню, Сэм, в конце концов, убедил себя — и тебя, — что сказать мне да — лучший его шанс добиться того, чего он хотел. И если бы я не совершил ошибку и не стал угрожать тебе после этого, то я бы царил на Земле сейчас. Сэм вздрагивает, неожиданно ощущая озноб, и видит, как Дин сглатывает, а затем приподнимает подбородок, не желая вот так сдаться. — Кроме того, ему нужно убедить всего лишь часть душ, — встревает Габриэль, словно не замечая напряжения. — Нам требуется пара сотен тысяч. В Завесе их сейчас толчется порядка пятидесяти миллионов, плюс-минус дофига. Не говоря уже о том, что порядочная доля вообще не верит в Дьявола. Если он вынудит остальных сомневаться и бездействовать, думаю, этого вполне хватит. Наконец, он с любопытством глядит на Люцифера.  — Как ты собираешься уговорить достаточно из них, не поджарив их при этом? Люцифер откидывается на спинку кресла, сама воплощённая беззаботность. — Похоже, придётся мне научиться у тебя паре-тройке фокусов. Габриэль секунду ошарашенно таращится на него, а затем широко ухмыляется. — Просишь моей помощи, старший брат? — Прошу тебя выполнить свою часть плана, — мягко отвечает Люцифер, что, по опыту Сэма, не предвещает ничего хорошего. Габриэль лишь хихикает и грациозно манит его к себе пальцем. — Я научу тебя, юный падаван. Дин посмеивается, да и у Сэма предательски дрожат губы. Ну и конечно, именно Сэм за это получает предупреждающий взгляд. Но затем Михаил вновь берет под контроль обсуждение, и какое бы то ни было веселье, что Сэм сумел найти в данной ситуации, вскоре пропадает под тяжестью реальности. Вот он, финальный прогон плана. Вскоре они отправятся сражаться, и хотя всё куда сложнее, чем в их налёт на Карфаген*, но царит та же неопределённость, ощущение, что всё висит на волоске. Победят они или проиграют, после они уже не будут теми, что прежде. Не будут жить здесь, собираться как сейчас. Но смысл не в их жизнях. И никогда в них не был. Смысл всегда был в том, чтобы избавиться от последней твари из длинного списка тварей, кормящихся с людей, угрожающих их безопасности, и это не прекратится лишь ради тех редких случаев, когда у Сэма появляется что-то, чего он желает. Может, оно и к лучшему. Он давно уже понял, что его жизнь разваливается на части без смысла для существования, так же, как она разваливается без Дина. Он слишком хорошо натренирован, чтобы передохну́ть — и не сдохнуть от полной опустошённости. Так что он пойдёт и он будет сражаться, а после подберёт те осколки, что ему останутся, и попытается построить из них что-то стоящее. И если среди них будет Дин, с Касом и Кевином, а теперь ещё, хочется верить, что и Люцифер, всё будет даже очень неплохо. Время вышло. Сразу после обсуждения Люцифер затворяется с Габриэлем, а затем отправляется в Завесу. Сэм едва успевает поймать его в коридоре, чтобы на краткий миг остаться одним — и то только потому что он искал этой возможности. Когда он видит его, прощальные слова, которые он подготовил, покидают его. Собирающийся на битву Люцифер выглядит могущественным, опасным и неоглядным. Слишком сияющим, слишком холодным для человеческой кожи. И у Сэма перехватывает дыхание, когда его переполняют воспоминания — глубинные и реальные. Он помнит мгновения до другой битвы, помнит ужасное, неодолимое притяжение воли Люцифера, и на пару секунд ему нужно оказаться там, вместе с ним, и бросить все силы на помощь в его борьбе, как верный боевой конь. Но теперь они являют собой нечто другое. Теперь Сэм может притянуть Люцифера к себе для единственного яростного поцелуя — и чтобы преодолеть ту, другую жажду, и чтобы ощутить на языке жар его упорства. — Вернись. Не то, что он изначально собирался сказать, но этого достаточно, если судить по блеску глаз Люцифера. — Тебе пора бы уже знать, что я всегда возвращаюсь и всегда нахожу тебя, где бы ты ни был. Однажды это прозвучало бы как угроза, но теперь, когда Люцифер поднимает руку, чтобы коснуться ладонью щеки Сэма, он без колебаний прижимается к ней, несмотря на то что его прикосновение холодное до дрожи. Он видит напряжение, повеление в его взгляде — и не боится их. — Не делай это ещё тяжелее. Я бы перевернул весь мир, чтобы вернуть тебя. Сэм кивает, ни капли не удивляясь и абсолютно не желая напрасно пытаться отговорить Люцифера. С таким же успехом он мог бы пробовать уговорить Дина не делать глупостей, тщась вернуть его из мёртвых. Довольный Люцифер проводит большим пальцем по его нижней губе — быстрый и необъяснимо нежный жест, — затем опускает руку и отправляется дальше по коридору к своей комнате. Все остальные уже собрались там, за исключением Габриэля, который появляется спустя полминуты после них. Они почти ничего не говорят. Признаться, сказано было так мало, что непонятно, зачем было собираться всем, но вот они тут, почему-то нуждаются в том, чтобы оставаться вместе, когда первый из них уходит. Комната Люцифера настолько маленькая, что внутрь заходит только Михаил. Пожалуй, они могли бы все там поместиться, но это было бы и неудобно, и неловко. Люцифер ложится на кровать (в кои-то веки идеально заправленную), закрывает глаза и перестаёт дышать. Сердцебиение Сэма ускоряется, пускай он и знал, чего ожидать. Затем пол под ногами начинает дрожать — глубокий гул на грани слышимости, что пробирает его до костей, поднимается по позвоночнику и оседает в мозгу первобытным страхом. Это не чувство, а, скорее, предчувствие, присутствие чего-то великого и могущественного, звериного, святого, и на этот раз от осознания, что это из-за Люцифера, не становится легче. Древние, животные части мозга Сэма воют об опасности, требуя, чтобы он спасался от приближающегося землетрясения, а человеческое в нём отшатывается перед лицом смерти. До этого момента он полностью не понимал значение того, что Люцифер войдёт в Завесу. Затем дрожь проходит. Обстановка разряжается достаточно, чтобы трое людей судорожно вздохнули и отошли от испуга. Ангелы печально-угрюмы, а на кровати Люцифера лежит пустое тело. Его грудь поднимается и опускается почти неуловимо, ритм уверенный, но такой медленный, какого Сэм никогда не видел у живого человека — сосуд в стазисе, ждущий возвращения своего владельца. Михаил прикладывает два пальца к его лбу, чтобы проверить жизненные показатели, затем, удовлетворённый, убирает руку. Люцифер ушёл из этого мира.