Куда нам дальше идти

После ухода Люцифера, пока они с Дином ждут, когда настанет время их части плана, у Сэма появляется возможность полностью осознать, насколько его внимание было занято ангелом. Это кажется невозможным. Они не так уж и много времени проводили вместе. По крайней мере, не в стенах их комнат. Но Люцифер каким-то образом всегда был рядом, по крайней мере на границе восприятия, но чаще в самом центре. Он заполнял собой всё пространство даже без прежнего трепета, предупреждавшего — опасность и архангел. Если Сэм будет полностью честен с собой, дело тут вообще не в разных видах. Последней, чьё присутствие и приближение он мог почувствовать нутром, была Джесс, пускай её образ был куда более нежным. Кроме того, впервые после неё он оказался в отношениях, которые больше, чем побег от реальности, больше, чем соломинка, за которую он цепляется, чтобы не утонуть. Он не знает, куда эти отношения приведут, не знает, есть ли у них шанс в долгой перспективе, но они стоят того, — стоят, чтобы за них сражаться. Стоят, потому что ради них ему не нужно забывать части себя. Безопасными от этого они не становятся. Например, Сэм не знает, как Люцифер отреагирует, если когда-нибудь он захочет их прекратить. Люцифер склонен к жестокости, когда идёшь против его воли, но он так сильно изменился, что перестал быть предсказуемым. И непохоже, что уважение, с которым теперь он относится к Сэму, исчезнет при первом неверном шаге. Да они, наверное, прежде разобьются и сгорят. Они всё сильнее переплетаются, становятся слишком важными друг другу. Их отношения не из тех, что могут тихо изжить сами себя. Либо они будут вместе до тех пор, пока кто-то из них не умрёт (вообще-то, вероятно, и после, если первым будет Сэм), либо разрыв будет феноменальным. Сэма это странным образом устраивает. Он уже далеко за той чертой, когда ещё мог повернуть назад. Когда они наконец-то запихиваются в Импалу, — Дин за рулём, Габриэль и Гадриэль на заднем сидении, — это почти что приносит облегчение. Кевин остался в Бункере, копается в версиях Скрижали на случай, если в последний момент обнаружится что-то важное. Михаил и Кас уже у Ханны и остальных, готовы открыть портал на Небеса, как только Люцифер освободит дорогу. Они едут по Лебанону. Городок непривычно тих. Редкие прохожие избегают смотреть в сторону чёрной машины или даже ускоряются, чтобы побыстрее проскочить за угол. Дин стискивает зубы и чуть разгоняется, не превышая ограничения скорости. Они едут не на расследование. Дорога до Смит Сентер проходит в напряжённой тишине. Даже Габриэль как будто на нервах. Сэм его не винит. Пока Михаилу и Люциферу не удастся лишить Метатрона суперсил, основную часть сражения придётся тянуть на себе ему, и только он сможет спасти их задницы, если что-то пойдёт не так. Если только Габриэль не решит спасти собственную, что куда более вероятно. Таким образом, на одного из их союзников опасно полагаться, если дела пойдут под откос, а на другого нельзя положиться в принципе. Сэм точно постарается не поворачиваться к Гадриэлю спиной, пускай они с Михаилом и Габриэлем и согласились, что нужно дать Стражу шанс доказать свою преданность. Так или иначе, они оба нужны им. Прямо какой-то сквозной мотив их команды. Скоро Винчестерам предстоит узнать, оправдывает ли себя иногда сделка с Дьяволом. Или с несколькими дьяволами, в переносном смысле. Как по плану они находят Анпиэль, всего в нескольких милях от окружающих город чар, но добавить ей особо нечего. Оказывается, у неё какая-то особая связь с птицами, но она не может заставить их обращать внимание на то, что они обычно игнорируют. По крайней мере, птиц-падальщиков не больше, чем всегда, значит, кругом не валяются тела. Кроме того, кто-то из людей перемещается по городу, потому что птицы всё ещё их сторонятся. Больше Анпиэль сообщить нечего, и она отводит их к границе чар. Не слишком близко: даже Габриэль, пытаясь заглянуть подальше, кривится и отшатывается, а Гадриэль заметно вздрагивает и останавливается не далее чем в двух шагах от их проводницы. Винчестеры, как и ожидалось, ничего особенного не ощущают. Символы огромного размера, каждый по меньшей мере метров девять в диаметре, с запутанным узором. Их практически невозможно потревожить без подручных средств. Дин пытается выпрямить пару примятых стеблей пшеницы, но они опускаются вновь. Можно попробовать вырывать охапками, но на это уйдёт уйма времени. Почва там, где начинаются круги, светлее, чем там, где пшеница растёт как обычно. Раскопав в одном месте землю, становится ясно, что изменение кончается на глубине примерно сантиметров двадцать пять. По их прикидке, если работать лопатой, перекоп пары кругов займёт несколько часов. Охотники обмениваются взглядом. Дин ухмыляется. Сэм не осуждает его за хорошее настроение, когда они возвращаются к ангелам. — Меньше тридцати сантиметров, — говорит Дин Габриэлю. — Давай, жги. Габриэль ухмыляется, взмахивает рукой и щелкает пальцами. В последний раз, когда Дин собирался на битву с ангелами за будущее Земли, он был за рулём Импалы. На этот раз он ведёт трактор для вспашки поля. Но, по крайней мере, у него отпадная покраска. Сэм не может сдержать смех при виде того, с каким задором тот забирается в кабинку. Возможно, после безвылазного сидения в Бункере Дин, скорее, радуется именно возможности сделать хоть что-то, нежели сесть за руль здоровенной машины. Но так или иначе выглядит он так, словно день его рождения наступил раньше обычного, и Сэм даже делает фото на память. Он собирается ещё долго подкалывать брата на эту тему. Затем лемеха достигают края первого символа, и Сэм, догоняя, быстро убирает мобильник и взамен него достаёт ангельский клинок. Если Метатрон появится прежде, чем они разберутся с чарами, он один сможет задержать его, чтобы Дин закончил начатое. Но трактор, поднимая облако пыли и оставляя за собой широкую борозду тёмной вспаханной земли и сломанных стеблей, проезжает насквозь первый круг. И ничего не происходит. То же самое и со вторым кругом. И с третьим. Трёх достаточно. К ним подходит Габриэль, Гадриэль и Анпиэль следом. Дин вырубает двигатель и спрыгивает из кабины. Он уже не улыбается, Сэм тоже: оба настороже и заняты осмотром окрестностей. Однако худший вариант развития событий — это не засада. А то, что Метатрон решит вообще не тратить на них время. Будет ждать Люцифера и Михаила в раю и избавится от них так же легко, как однажды Кас, пользуясь украденной силой, устранил Рафаэля. Им необходимо стащить его вниз. Они — приманка, которая обязана сработать. В идеале без гражданских поблизости. — Эй! Метатрон! Мы в курсе, что ты хотел нас видеть! Какая крутая тактика — держать в заложниках невинных людей, пернатый ублюдок! Чего тебе надо?! Сэм бросает на брата быстрый взгляд, но он вынужден признать — в данном случае прямолинейность Дина может сработать. Обычно работает, но на этот раз в ответ раздаётся лишь тишина. Они ждут ещё пару мгновений. В конце концов Габриэль пожимает плечами. Где-то в стороне трактор мерцает подобно миражу и растворяется в воздухе пурпурным облаком языческой магии. — Похоже, придётся подойти поближе, мальчики. Нехотя они начинают путь через поле в сторону города, но практически сразу раздаётся шелест крыльев, и театральный вздох оповещает их, что они больше не одни. — Гадриэль, Гадриэль. Предатель единожды — предатель всегда, как я погляжу. А ведь я так переживал, куда это ты исчез, — выговаривает Метатрон пародией на мягкое замечание. За мгновение, в которое Гадриэль делает вдох, они рассредоточиваются, готовясь к бою. Сэму пригождается опыт будничных молитв, теперь ему несложно подумать «Михаил, Метатрон здесь» и быть уверенным, что по его лицу невозможно ничего прочесть. — Ничего ты не переживал, — спокойно возражает Гадриэль. — Ты предложил Винчестерам мою жизнь. Метатрон строит скорбное лицо. — Это они тебе сказали? И ты поверил, после того, как они изгнали тебя, несмотря на то что ты хотел как лучше? После того, как они пытали тебя? — Я верю в них, — произносит Гадриэль столь просто, что нечто у Сэма в животе неприятно сжимается. — Я не должен был оставлять их сторону. — О. Ты имеешь в виду, надо было дальше оставаться в теле Сэма против его воли? Или что не стоило убивать Кевина Трэна? — с невинным видом переспрашивает Писарь. Сэм сжав зубы напоминает себе, что Метатрон целенаправленно настраивает их друг против друга. И им нужно позволить ему продолжать пытаться. Чем дольше он пробудет тут, стравливая их, тем больше времени будет у Люцифера, Михаила и Кастиэля, чтобы справиться со своей задачей. — Мне стоило явить себя Сэму и попросить прощения, — отвечает Гадриэль, не пытаясь скрыть сожаление. И в этот момент не важно, что он, вероятно, говорит это лишь потому, что, как и Сэм, осознаёт, что им надо отвлекать врага и тянуть время. Это не важно, потому что он впервые открыто признал, что поступил неправильно, обманом завладев согласием Сэма. И услышав это, Сэм испытал облегчение. И так непросто спорить с Дином, когда тот упёрся, что сделал то, что было необходимо для спасения его жизни, и не желает признавать, что есть вещи, более достойные спасения. Сэм сомневается, что стерпел бы, если бы Гадриэль отказывался признать свою неправоту так же, как брат. Гадриэль был в его теле, он отлично знает, как Сэм всю жизнь боролся за самоопределение. Если бы он отмёл эту борьбу как что-то незначительно, если бы так же считал, что жизнь Сэма важнее его выбора, и при том имел наглость считать себя его союзником… Это было бы ещё извращённее, чем всё, что когда-либо сделал ему Люцифер. Метатрон хихикает, и в кои-то веки его веселье кажется искренним. — Знаешь, вот что реально мне нравится в тебе, это то, как легко ты меняешь мнение. Это какой? Третий, четвёртый раз за год? Заставляет задуматься, нужно ли вообще было Люциферу обманывать тебя. Уверен, что тогда тоже просто не передумал? Может, они были слишком добры к тебе в темнице. Возможно, они повредили твой разум, и ты забыл, что на самом деле сделал. Что ты действительно позволил ему пройти. Ответа от Гадриэля не следует, и Метатрон расцветает в ядовитой, самодовольной улыбке. — Это не так, — заступается Сэм, потому что кто-то должен и потому что это правда. И ещё, возможно, только возможно, потому что он знает, каково это — подвергать сомнению реальность вокруг себя, реальность своих воспоминаний и, в конечном итоге, само свое существо. Он не пожелал бы этого и худшему врагу. — Его обманули, сначала Люцифер, а потом ты. — Или же они с Люцифером всё это время были в сговоре, и оба скармливали тебе одну и ту же историю. Сэм смеётся. Смеётся в искреннем веселье, ведь это так жалко, Метатрон жалок: подкидывает одну теорию за другой и ждёт, на какую из них они клюнут. Писарь награждает его холодным взглядом. — Что? Уж ты-то не можешь всерьёз ему доверять. Или же дело в том, что ты доверяешь Люциферу? В конце концов, вы же с ним так похожи. Ты его истинный сосуд. Единственная душа за всю историю человечества, что всецело принадлежит ему. М-м-м? — Кончай базар. Сэм не принадлежит никому. Ты требовал, чтобы мы пришли — мы здесь. Говори что хотел и иди к чёрту. Сэм старательно сдерживает улыбку в ответ на то, как яростно Дин его защищает. Что любопытно, на самом деле защита больше не нужна. К этому моменту он уже знает слишком много. Знает, в чём они с Люцифером перекликаются, плавно сочетаясь, и в чём их различия, сформированные семьями, историей и собственными выборами. Быть отражением Люцифера отныне вовсе не страшно и не стыдно. Куда опаснее то, что Дин так резко перешёл к делу, но Метатрон не глуп. Если они хотят его задержать, им нельзя быть слишком очевидными. — А ещё я хотел, чтобы вы пришли одни, — ядовито уточняет Писарь. — Обломись. Секунду Метатрон смеряет его взглядом. — Прогуляемся до города? — предлагает он, не стараясь звучать приятно, и поднимает ладонь. Сэм ощущает знакомую тягу ангельского полёта, но, моргнув, понимает, что не сдвинулся с места. — Я так не думаю, — говорит Габриэль. Метатрон стискивает зубы. — Ты в самом деле хочешь поиграть в перетягивание каната со мной, Габриэль? — Не. Не особо. Я скорее подумывал о гладиаторских боях, — Габриэль улыбается самой гаденькой своей улыбочкой, и в его ладонь скользит клинок. Метатрон не обращает на это внимания. — Ты правда не помнишь, да? — бормочет он, выглядя довольным собой, затем качает головой. — Конечно, понаблюдать за попытками бешеных винчестерских псов разорвать героя на кусочки было бы забавно, однако у меня есть дела и… Он внезапно обрывает себя, окончание фразы так и замирает на губах. И пускай Сэм предполагал, как всё будет, он не может не обратить внимание на то, как Габриэль вдруг кажется выше, как Гадриэль выпрямляется, словно ощутив некую опору, как Анпиэль делает глубокий вдох, словно тот, кто, долгое время провёл под водой и наконец-то достиг поверхности. За несколько секунд из снисходительного Метатрон становится вне себя от ярости. — Что вы наделали? Где остальные трое?! Габриэль насмешливо шевелит бровями. — Извини. Сейчас об этом переживать уже поздновато. Никуда не уходи, постой с нами, ладно? А то мы будем по тебе скучать. И Метатрон вдруг становится серьёзным. Это единственное, чего Сэм от него не ожидал — готовность воина. Расчётливый взгляд генерала, вся его ярость, сдержанная и скрытая за интеллектом. — Ты мой цепной пёс, Габриэль, — произносит он, и это звучит словно кодовая фраза, словно заклятье. — Убей их для меня. Скоро я тебя ещё позову. Сказав это, он исчезает, будто ничто его и не сдерживало, хотя предполагалось, что Габриэль должен ему помешать. В следующей за тем тяжёлой тишине всё, что они могут, это смотреть, как выражение лица Габриэля медленно становится чудовищно, ужасающе пустым.