Куда нам дальше идти

— Габриэль! Габриэль! Говори с нами! — Габриэль. Держи себя под контролем. Убери клинок. — Ага. Соберись, Гейб. Не дай этому мудаку залезть себе в голову. Что бы Сэм, Гадриэль или Дин ни сказали — всё без толку. Архангел по-прежнему стоит, замерев в непривычно молчаливой и безэмоциональной позе. Затем вдруг делает пять быстрых шагов, поворачивается к ним лицом и вновь замирает. Кас однажды назвал архангелов ужаснейшим орудием Небес. Вот чем сейчас кажется Габриэль — орудием, холодным, непоколебимым и в полной боевой готовности. Лишь тот факт, что он до сих пор их не атаковал, говорит, что где-то там томится его собственная воля. Затем он взмахивает рукой, словно отгоняя мошкару, и Сэма отбрасывает сквозь стебли пшеницы назад в поле, моментально выбивая весь воздух из груди. На пару мгновений, поднимаясь, он теряет остальных из виду, но слышит лязг скрещенных клинков неподалёку. Гадриэль бьётся спиной к Винчестерам, преграждая Габриэлю дорогу к ним. Анпиэль неуверенно кружит, высматривая прорехи в защите, а Дин приходит в себя, как и Сэм, с виду такой же невредимый. Но если их Габриэль ударил куда слабее и изощрённее, чем мог бы, то теперь он, похоже, совсем утратил над собой контроль. С Гадриэлем он обменивается яростными и быстрыми ударами. Оба ангела бьются насмерть. На глазах у Сэма Гадриэль располосовывает архангелу торс — открывшийся порез сияет белым. Габриэль, втягивая воздух сквозь зубы, контратакует, и Стражу еле удаётся отбить удар, способный проткнуть легкое. Порез, который младшего ангела вывел бы из строя, Габриэля даже не замедляет — рана тут же начинает заживать. И тут Сэм на самом деле понимает, что он видит. Клинок Гадриэля — не меч архангела. Ему никак Габриэля не убить. Их оружием этого не сделать. Новость хорошая лишь наполовину: Габриэль позволяет себе сражаться безрассудно, что делает его ещё опаснее. Зато Сэм может присоединиться к Анпиэль: она медленно кружит вокруг дерущихся. У них есть шанс пленить Габриэля. Если прежде их не убьют. Но Гадриэлю удаётся держать позицию, не допуская прорех в защите и являя собой угрозу ровно достаточную, чтобы архангел полностью сосредоточился на нём. Сэм и Анпиэль подходят ближе — и в миг, когда внимание Габриэля полностью сосредоточено на Страже и отвлечено от них, Сэм нападает, целясь архангелу в спину. Габриэль разворачивается на месте стремительно словно гадюка, — кончик клинка Сэма лишь слегка цепляет его предплечье, — и наносит сокрушительный удар навершием клинка Сэму в живот. Охотник пытается следовать за направлением удара, чтобы смягчить его, но даже так он отшатывается, согнувшись пополам, на пару мгновений полностью слепой, оглохший и беззащитный. Когда он снова может видеть, перед глазами всё смазано. Ангелы застыли, словно сложная скульптура с тремя действующими лицами. Прежде чем ему удаётся разобрать, кому принадлежат все эти конечности и кто побеждает, что-то вспыхивает золотым и алым, и раздаётся крик такой нечеловеческой боли, что Сэм вынужден закрыть ладонями уши. Ещё одна вспышка, на сей раз белая, шелест крыльев — и затем тишина. Осторожно вдыхая через боль в животе и смаргивая непрошенные слёзы, Сэм спотыкаясь подходит к одинокой фигуре, что лежит скрючившись на земле. — Гадриэль? Эй! Гадриэль! Он жив, хотя бы это ясно. Глаза широко распахнуты от шока, пальцы вцепились в плечи так крепко, что побелели костяшки. Оружие лежит, отброшенное, в стороне. Но на зов он не отвечает, не реагирует и тогда, когда Сэм осторожно касается его руки. — Чувак, — неуверенно произносит Дин, стоя где-то над ними, — как он до сих пор здесь? Когда Сэм оглядывается, озадаченно нахмурившись, Дин вместо объяснения трясет курткой. На её подкладке ещё можно разобрать следы изгоняющего ангелов знака. Конечно. Больше его не на чём было написать. Сэм сочувственно хмурится. — М-да, с чисткой замучаешься. Но что чёрт возьми здесь произошло? Думаешь, это сосуд? — Без понятия. Гадриэль? Ты меня слышишь? И наконец ангел — или человек — отвечает: — Слышу, — пауза, за которую он сжимается ещё больше, по всей видимости пытаясь прийти в себя. — Я ещё здесь. Значит, ангел. Сэм не уверен, что рад этому обстоятельству, и похоже, не он один такой, потому что Дин отвечает: — Супер, но как? Вновь у Гадриэля уходит некоторое время, чтобы подобрать слова, и всё равно они звучат неуверенно. Он говорит через боль. — Знак… Он цепляет ангела за крылья и уносит прочь. Даже если они повреждены. Просто не так далеко. Габриэль, он… Он выжег мои крылья. Сэм в полной растерянности оглядывается на хмурого Дина. Он знает, что не способен полностью представить, как ужасна утрата Гадриэля, но всё же и ему ясно, что она опустошающая. Дин, наплевав на кровавый рисунок, натягивает куртку, чтобы освободить руки, и приседает рядом с ними. — Окей. Надо посадить тебя в Импалу. Мы здесь закончили. Ходить можешь? — Я… не знаю. Гадриэль, когда они помогают ему сесть, двигается словно глубокий старик. Как кто-то с множественными переломами. Словно уничтоженные крылья были самым центром его существа, и как без них функционировать он не понимает. Возможно, так оно и есть. Сэм запрещает себе думать об этом, по крайней мере до тех пор, пока они не вернутся в Бункер. Почти между прочим он вспоминает об ангельских клинках и убирает их в куртку, прежде чем приготовиться поднимать Стража. — Эй, Михаил. Сэм удивлённо оглядывается. Впервые он слышит, чтобы Дин по своей воле молился Михаилу — и притом без тени иронии. — Берегись Габриэля. Метатрон наложил на него какой-то ментальный сглаз, так что он пока не на нашей стороне. По-моему, он пытается сдерживаться и только ранить, но на твоём месте я бы не сильно на это рассчитывал. Вот почему Сэм никогда не устанет восхищаться братом. В отличие от него Дин не забыл, что битва ещё в самом разгаре, пусть для них она и окончилась. — Точно, — включается он, — Михаил, Люцифер, Кас. Будьте осторожны, все вы. Метатрон как-то контролирует Габриэля. Думаю, начал ещё когда тот был в плену, а потом заставил забыть об этом. Так что, Кас, пожалуйста, не приближайся к Метатрону, просто на всякий случай. Он видит, как Дин сжимает губы в тонкую линию. — Если кто-то из вас навредит Касу, я из вас котлету сделаю. Мне плевать, чего бы это вам ни стоило, вы поняли? Мы справимся со всем этим, вместе. — Именно. Кстати, мы все живы. Габриэль и Анпиэль изгнаны чарами, Гадриэль ранен. Мы отвезём его в безопасное место. Удачи.

o.O.o

— Кастиэль, — произносит Михаил, не глядя на него. — Возвращайся на базу. Кастиэль рядом с ним не двигается с места. Напротив него Метатрон улыбается. — Какой странный приказ, Кастиэль, не правда ли? Что думаешь? Он так пытается тебя защитить или уже продумывает свою позицию после победы, удостовериваясь, что вся слава за неё не достанется тебе? Насколько большую угрозу ты представляешь для него? Прямо сейчас — такую, что не слишком-то Михаила устраивает. Все ангелы вооружены — и со стороны Михаила, и со стороны Метатрона. Единственный, кто без клинка — это сам Метатрон, делающий вид, что ему защита не нужна. Будто это не он призвал всех, кого только мог за такой короткий срок. Кастиэль стоит слишком близко. Если он на стороне Метатрона — под его контролем или по своему выбору, — Михаилу будет непросто защищаться. Замечая крошечное движение с его стороны, Михаил почти было срывается и лишь запоздало осознаёт, что его остановило. Он успел заметить, что благодать Кастиэля изменилась: словно разномастные осколки сдвинулись и образовали более цельный образ. Кастиэль только что отбросил клинок. Не говоря ни слова младший ангел поворачивается и начинает прокладывать дорогу меж братьев и сестёр. Единственный раз мятежный лидер подчиняется. Или он просто не настолько несговорчив, чтобы передумать. Учитывая то, что даже Михаилу ясно, что выход из поединка — единственный разумный выбор сейчас. Кастиэль непредсказуем, но не глуп. — Кастиэль! — резко, с вызовом окликивает Метатрон, и Михаил ощущает, как по спине проходит холодок. Он не осмеливается спускать с врага глаз, потому не знает, остановился ли ангел. — Разве тебе не интересно, где твоя благодать? — Мы достанем из тебя эту информацию, — обещает Михаил, одновременно чтобы убедить Кастиэля и не дать Метатрону договорить. — Потом. Метатрон награждает его гримасой, которую с натяжкой можно было бы назвать улыбкой. — Смелое заявление. Вот в чём твоя слабость, Михаил. Ты не способен подкорректировать свою стратегию. Всё ещё думаешь, что ты круче всех. Трудно представить себе утверждение, более далёкое от истины. Михаил прекрасно осознаёт, сколь ненадёжно его положение. Он знает, что Люцифер достиг Небесного сада. Даже если бы он не мог почувствовать колебания энергии после того, как Рай пересекло столь большое число душ, по тому, что Метатрон со своими ангелами не могут войти, и так ясно, что кто-то уже внутри и преградил ему дорогу. Однако изначально они планировали собрать как можно больше ангелов в Саду, чтобы им точно хватило сил разорвать связь между Метатроном и Раем. Ещё изначально планировалось, что Метатрон до сих пор будет на Земле, когда лишится своих суперсил, чтобы затем Габриэль, Гадриэль и Винчестеры могли пленить или убить его. Вместо этого он здесь, застрял с горсткой ангелов между Садом и Михаилом. Выглядит так, будто он окружён, однако если Люциферу не удастся в одиночку разорвать связь, отряд Михаила на самом деле окажется в невыгодном положении. И это ещё если забыть о том, что может объявиться Габриэль. Положение будет особенно неудачным потому, что цель Михаила — спасти Рай и как можно больше родных. Он не может позволить разразиться битве до последнего воина. Чего нельзя сказать о Метатроне. Михаилу остаётся надеяться лишь на то, что пока он позволяет Метатрону болтать, Люцифер сумеет в одиночку отрезать того от сил Рая.

o.O.o

Уйти от надвигающейся битвы — одно из самых тяжких решений, что он когда-либо принимал. Он стал все больше походить на человека за последние пару лет. Разумный выбор — отныне не единственный возможный, и осознавать это болезненно. Всё внутри него кричит, что это его битва, его ответственность. Это его союзники сражаются с противником, который возник из-за его собственной наивности. Тот факт, что он не до конца доверяет этим союзникам, не делает его угрызения совести слабее. И кроме того, как бы он ни пытался, он не находит в своих воспоминаниях никаких признаков того, что Метатрон поработал над ним так, как он сделал это с Габриэлем. По крайней мере, никаких провалов. Время текло невероятно медленно от одной минуты к другой, но ни одной из них он не пропустил. Способен ли Писарь божий с помощью силы Рая закольцевать ангельские воспоминания как запись с камеры наблюдения? Кастиэль уже почти достиг врат, которые они построили, чтобы войти в Рай, когда исчез барьер — и тут он слышит молитву. — Кастиэль? Это я, Кевин Трэн, — не то чтобы Пророку требовалось представляться. Его внутренний голос невозможно ни с кем спутать, в нём звучит властность, которую парень редко демонстрирует в реальности. Он вероятно даже не осознаёт, что способен на такое. — Очень надеюсь, что ты сейчас уже в Саду. Кажется, я что-то нашёл. Помнишь, мы ломали голову, как же Метатрон открыл связь с Раем, если рядом с ним не было ангелов для её поддержки? Если я всё прочитал верно, ему не нужна была вся ваша благодать для заклятия эвакуации. И ему не нужно было брать её силой. Достаточно совсем немного данной добровольно. Предполагаю, остаток он использовал для закрепления связи. И думаю, тебе надо быть там, чтобы её разорвать. Благодать принадлежит тебе, поэтому тебе будет легче извлечь её оттуда. Просто возьми её обратно, типа того. Честно говоря, даже не знаю, получится ли вообще разорвать её там без тебя, в тексте не сказано прямо. Но если тебя там не будет… я думаю, ты её потеряешь. Благодать, в смысле. Прости, что так поздно сообщаю. Кастиэль сбавляет темп, затем полностью останавливается. Пытается очистить мысли и ещё раз всё обдумать, отставив в сторону гордость и нужду вновь ощутить себя цельным. И всё ещё не уверен, что ему это удалось, потому как перспектива, что возможной помощи от него будет больше, чем риска, манит невероятно сильно. Но Люцифер в Саду один, и пускай он в подобных делах среди них самый искусный, единственный из ангелов, у кого вообще есть шанс разорвать связь — они не расчитывали на такое развитие событий. Позади него раздаётся эхо — первая гибель ангела в разразившемся поединке. Боль такая, словно лишился части себя. Даже после всех смертей он до сих пор не привык к этому ощущению, к внезапной пустоте там, где был член его семьи. Их осталось так мало, и больше ничто не отделяет его от чувства утраты — ни голоса Левиафанов в голове, ни приятные границы плоти и материи, которые смягчают его на Земле. Кастиэль разворачивается и мчится обратно так быстро, как только может.