Гнилые лилии

В Москве стояла отвратительная погода. Жан-Жак улыбался, глядя в иллюминатор самолета, улыбался, стоя на тротуаре в ожидании такси, улыбался, вытирая со лба капли дождя. Отец раскрыл над ним зонт, заговорил о ледовой арене. В этот раз будет другая арена, не та, что в прошлый. Сердце ухало в груди тяжелым молотом. Жан-Жак знал, что не сможет спать, хотя спать было необходимо, всего одна ночь оставалась до первых тренировок. Год назад он бы радовался этому, но теперь не находил себе места. Вай-фай в аэропорту не работал. Жан-Жак выключал и снова включал модуль, пробовал подрубиться к разным сетям. В этом не было никакого смысла, он почти ни на что не надеялся, просто три дня назад он решил не отступать. Уже четыре дня назад. Пока это не принесло ему никаких плодов. «Что это, блядь?», — написал ему Юра. «Не пиши мне», — написал ему Юра. Жан-Жак с тех пор написал ему еще многое. Юра — ничего больше. Юра читал его сообщения, но не сразу, спустя часы. Юра мог бы заблокировать его или удалить из друзей. Двусмысленные сигналы. Из аэропорта до гостиницы ехать было далеко. Слишком далеко, больше часа. Едва рассвело, шар солнца проступал нечетким белым пятном сквозь слой облаков. Начались дома — некрасивые, серые и грязно-бежевые. В одном из таких удаленных от центра районов живет и Юрин дедушка. Жан-Жак не помнил, откуда он это знает. Наверное, говорил кто-то из болтливых, Виктор Никифоров или Мила Бабичева. Может быть, Юра сейчас там. Может быть, они сейчас проезжают мимо дома, где он еще спит, и интересно, в чем он спит, такие, как Юра, должны спать либо в глухой пижаме, либо совсем уж без ничего. И кто это такие — такие, как Юра? Впрочем, на прошлом Ростелекоме Юра ночевал в отеле, Жан-Жак его там видел. Видел, но не разговаривал. Тогда он не знал, о чем говорить. Юра показал очень неплохие результаты на Скейт Канада, но Жан-Жак поначалу счел это сбоем в матрице. Пятнадцатилетний мальчишка, вчерашний юниор, он не мог выиграть финал. Он бы и не выиграл, если бы не стечение обстоятельств. Что не отменяло его поразительной грации, его непонятно откуда черпаемой силы, его нерушимой воли к победе. Но вчерашним юниорам не дают рекорды. Жан-Жак надеялся, что, раз он это осознает, то, значит, не все еще пропало. Значит, он пока способен мыслить адекватно — хотя бы в отдельные моменты просветления. — Я уже не знаю, зачем мы просили Ростелеком, — задумчиво произнесла мама, наблюдая, как мимо проносятся коробки зданий и сухие скелеты голых деревьев. — Чтобы победить Никифорова, — напомнил ей Жан-Жак. Этот предлог он придумал летом, и, собственно, это был не просто предлог. Никифоров, пропустив целый год, растерял форму, и в то же время победа над нам стала бы прочной ступенью на пути к триумфальному сезону, тем более что канадский этап в соревновательном плане прошел максимально гладко. Мама пожала плечами. Жан-Жак посмотрел на часы. Отец спал, отвернувшись к окну. Интернет в отеле был ужасный. Жан-Жак нервно дергал себя за ухо, глядя на пустой кружок под фотографией, которую он пытался отправить Юре. Как это удалось Отабеку? Почему это удалось Отабеку? Потому что у него лицо такое, что кажется, будто он может уебать, если откажешь ему в дружбе? Жан-Жак попытался сурово нахмуриться. Кружок под фотографией обзавелся галочкой и зажегся синим. Юра читает его сообщения и ничего не отвечает на них. Юра его терпеть не может. Но лишь бы ему не было все равно. *** За завтраком Жан-Жак видел Милу и Виктора. В интервью Виктор вовсю хвалился, что год отдыха пошел ему только на пользу. Это не могло быть правдой, хотя выглядел он действительно неплохо. Кацуки, который тоже попал на российский этап, выглядел довольно плохо. Юра выглядел прекрасней всех, но его Жан-Жак увидел значительно позже, уже на арене, уже полностью обглодав собственный мозг мыслями о том, что он по какой-то причине снимается с соревнований. Жан-Жак потратил всего секунду на то, чтобы выпить взглядом черную фигурку, развернулся, зашел на лутц, отлично понимая, что ведет себя, как тупоголовый павлин. Но если Юре не нравятся, между прочим, довольно редкого цвета глаза и белые зубы, ему должны нравиться красивые прыжки. Воздух поднял его, повернул и опустил на правое лезвие легко, словно перышко. За такой прыжок можно было собрать сплошные тройки. Жан-Жак проехал дальше, развернулся, поднял руку, чтобы помахать, но Юра на него не смотрел. Юра разговаривал с Отабеком. Отабек получил Ростелеком и Китай и, наверное, был этим доволен: в Китае он мог напрячься и влезть на пьедестал, в России он мог увидеться с Юрой. Отабек стоял лицом к катку и внимательно слушал, Юра стоял спиной и, очевидно, что-то говорил. Юра вчера прочел его сообщения, поздно, около одиннадцати, и только после этого Жан-Жак наконец уснул. Жан-Жак не отрывал глаз от полупрозрачного уха, кляня свое хорошее зрение. Что-то давило снизу ему на легкие. Он опустил руку, бросил взгляд в сторону мамы, которая отвлеклась на заполнение каких-то документов, сделал глубокий вдох и махнул рукой снова. Он же решил, он не мог отступать. — Юра! — крикнул он. — Привет! Обернулся Виктор, который выписывал красивые бессмысленные восьмерки в левой части катка, обернулся наблюдающий за Виктором Фельцман, обернулись особенно не стремившиеся тренироваться Кацуки и Пхичит Чуланонт. Отабек склонил голову набок и нахмурился. Жан-Жак ждал, не опуская руки, и чувствовал себя идиотом. Наконец обернулся Юра, и Жан-Жак постарался показать ему как можно больше зубов. Что за глупости, белые зубы нравятся всем. — Блин, да съебись ты, — громко сказал Юра. — Я не могу сейчас съебаться, — ответил Жан-Жак. — У меня тренировка. После этого он на Юру почти не смотрел. Он боялся увидеть что-то тревожное, что-то сломанное, что-то безвыходное. Ему было достаточно того, что Юра не снялся, что он здесь, и что Отабек Алтын к нему больше не подходит, а тихо общается со своим тренером, стоя у борта. Включили музыку Никифорова, и Жан-Жак заставил себя следить. Никифоров был его соперником, Никифоров, а вовсе не Юра, который, скорее всего, не дойдет до финала. Жан-Жак остановился, вытер лоб, прикрыл глаза. Раньше эта мысль не приходила ему в голову. Как сделать так, чтобы Юра дошел до финала? Что в прошлом году сделал Виктор, чтобы Кацуки дошел до финала — Кацуки, которого все тогда уже списали со счетов? Впрочем, Виктор был тренером, пусть и очень условно, он мог на что-то влиять. Жан-Жак не мог влиять ни на что. Но он все-таки попытался. — Юра, — сказал он перед тренировкой на следующий день. — Юра, привет. Юра бросил на него подозрительный взгляд и ничего не ответил. — Юра, — повторил Жан-Жак. — Удачи. — Остынь, — бросил Юра. — Это просто тренировка. — Ну, и что? Разве удача когда-нибудь помешает? — Блядь! — вдруг вспылил Юра. — Я и без тебя в курсе, что у меня все херово! Никогда, никогда Жан-Жаку не удавалось сказать ему то, что он хотел сказать на самом деле. — Знаешь, как актеры желают друг другу удачи? — спросил он. — Тебе понравится. Сломай ногу*. — Да, охуенно, — отозвался Юра. — Сломай свою гребаную ногу, Джей-Джей. — Спасибо, Юра. Внезапно Юра фыркнул и криво усмехнулся. Жан-Жак едва не подпрыгнул, едва не схватился за сердце, едва не умер. Липкое ощущение гнили под ребрами утекло. Улыбнись мне, улыбнись, пожалуйста, улыбнись по-настоящему. — А танцоры говорят «merde», — добавил он. — Так и говорят? — спросил Юра. — Дерьмо? — Ну да, по-французски. — Почему? — Не знаю. Читал, что когда-то давно, когда балет только появился, в постановках использовали животных, и на сцену легко могли выбежать какие-нибудь свиньи. Вот и предупреждали друг друга, мол, не вляпайся. — Свиньи, — повторил Юра и опять усмехнулся. Жан-Жак облизнул губы, напряг колени, велел себе дышать ровно. — Но это байки, — сказал он. — На самом деле, никто точно не знает. Почему ты никогда не отвечаешь на мои сообщения? Юра посмотрел прямо на него, приоткрыл и сразу же снова закрыл рот. Жан-Жак отвернулся. Гниль начала подползать обратно, она не могла оставить его, пока не случилось чего-то определенного, чего-то однозначного, чего-то окончательного. Их разминку пригласили на лед. Никифоров прыгнул два безукоризненных квада, Юра с трудом вытащил свой один. Кацуки катался, как умирающий, Алтын — в своей классической деревянной манере, к которой все привыкли настолько, что начали называть техничной. Сам Жан-Жак упал практически на ровном месте и рассчитывал завтра обнаружить на бедре цветистый кровоподтек. Но хотя бы не сломал свою гребаную ногу. *** Если для Юры одиноким этапом был Скейт Канада, то для Жан-Жака таким стал Ростелеком. Из его соотечественников участвовали только парники второго эшелона, которых он знал довольно плохо. Никто из канадских топов не оказался безумен настолько, чтобы проситься на российский турнир через неделю после домашнего. Что до иностранных приятелей, то Лео ехал в Китай, а Крис Джакометти начинал с Трофе де Франс. — Каким вы номером? — спросил он у немки из танцевальной пары. Та сообщила, что третьим, затравленно огляделась и отошла. — Как твоя рука? — спросил он у итальянки, вспомнив, что та травмировалась в прошлом сезоне. Итальянка ответила, нормально, спасибо, — и отошла. — Первый раз в России? — спросил он у испуганной юной китаянки. Та сделала большие глаза и пискнула, что очень плохо говорит по-английски. И, да, отошла. Жан-Жак начал думать, что Юра, пожелав ему сломать ногу, наложил на него проклятье. Ему показалось, что костюм с блестками стал Юре велик, хотя должно было быть наоборот, ведь предполагалось, что он растет. Однако он как будто, напротив, уменьшился в размерах. Он выглядел несчастным и даже больным, он выглядел почему-то хуже, чем вчера, но даже таким он был прекрасней всех на свете. Жан-Жак поднял руку и крикнул: — Привет, Юра! — Зачем тебе это, Джей-Джей, а? — сказал у него над ухом Виктор Никифоров. — Нашел соперника себе по размеру? — Привет, Виктор, — поздоровался Жан-Жак. — Я вовсе не… — Мы все в курсе, что у Юры достаточно проблем, — перебил его Никифоров. — И твои попытки его деморализовать на этом фоне выглядят жалко. — Я не пытаюсь, — ошарашено пробормотал Жан-Жак. — Деморализовать. — Без понятия, что ты там пытаешься. — Виктор покачал головой. — Но он уже не знает, куда от тебя деться. Хватит задирать мальчишку, Джей-Джей. Выбери кого-нибудь, кто подходит тебе по габаритам. Жан-Жак растерялся. Отношения среди учеников Фельцмана были непростыми, об этом знали все, и поэтому он не верил, что Юра мог жаловаться на него Виктору. Жаловаться на то, что он пытается дружить? Наверное, надо было делать, как Алтын. Только сначала пришлось бы научиться водить мотоцикл. Жан-Жак, наверное, никогда не выступал так хорошо, как на том Ростелекоме. Должно быть, это говорило о том, что спорт, фигурное катание у него в крови: он вкладывал в него все эмоции, которые не находили другого выхода, а оно, конечно, любило питаться отрицательными — не слишком хочется истязать свое тело, когда у тебя все прекрасно. Гнилью оно любило питаться. В разминке он выходил на лед вторым, сразу после Никифорова. А Никифоров был хорош, однако недостаточно хорош, даже с обоими квадами, даже с фирменными величественными жестами. Никифоров осторожничал. Жан-Жак это видел, это видел каждый, кто умел смотреть. Впрочем, нельзя судить по первому старту. Опасно недооценить признанного мастера, пусть этот мастер ничего и не смыслит в подкатах к шестнадцатилетним мальчишкам. Как будто Жан-Жак смыслит в них больше. Никифоров задал высокую планку, но Жан-Жак ее перешагнул без особого труда. Судьи скептически относились к пропустившему год двадцативосьмилетнему спортсмену, несмотря на его многократное чемпионство. Жан-Жака они знали и, может быть, не любили, но не мешали ему постепенно двигаться все выше и выше, в перспективе — к олимпийской медали. Никифоров уже побывал на вершине, ему оставалось только падать или спускаться вниз. Они с Никифоровым подтянули других. Отабек оттеснил Виктора на третье место — тот лишь загадочно улыбнулся. Конечно, все решит произвольная. Жан-Жак тоже на нее надеялся. В отличие от ситуации с Юрой эта синица была в его руках. Он думал о своих руках и старался не забираться слишком глубоко даже в мыслях, это было неловко. Он не мог лгать самому себе, что его чувства исключительно платонические. Юра, должно быть, еще никогда, ничего — если только Алтын? Жан-Жак скосил взгляд влево. Отабек, закусив губу, смотрел в экран телефона. Жан-Жак расправил ладонь на колене. Пальцев одной руки хватило бы, чтобы пересчитать, сколько раз он прикасался к Юре — не задевал якобы случайно или стоя рядом для фотографии на пьедестале, а именно трогал, трогал так, чтобы Юра знал, должен был знать, что он делает это намерено. И никогда он не касался его открытой кожи, ни единого раза, ни полразочка. Цветы под сердцем съежились от осознания того, насколько он еще далеко. — Юрий Плисецкий, — объявили на катке. — Россия. Юрий Плисецкий, Россия. Юрий и Жан-Жак — ни одной общей буквы. Россия и Канада — ни одной общей буквы. Плисецкий и Леруа — немного лучше, совсем немного. Юра выступил сносно, но не сделал ни одного четверного прыжка. Жан-Жак надеялся, что так задумано, что он, как и Виктор, бережет силы для произвольной. Сам Жан-Жак сил не берег. Он хотел успеть как можно больше сейчас, потому что не знал, в какой момент его поглотит бездна. *** В юности Жан-Жак где-то читал, что любовь — это окрыляющее чувство, легкое головокружение, бабочки не только в животе, а повсюду, даже в кончиках пальцев. Он читал, что любовь — это собственный источник тепла. Он читал, очевидно, какие-то не те книги, потому что его любовь не окрыляла, а подбрасывала вверх, не кружила голову, а колотила по ней молотком, не порхала, а металась хаотично и непредсказуемо. Не грела, а горела ко всем чертям и никак не могла сгореть. Он мог бы вынудить Юру. Например, подойти и поцеловать его. Оттолкнет, но хотя бы будет знать. Впрочем, что он будет знать? Скорее сочтет это очередной тупой шуткой. Может быть, Юра и правда считал, что он лишь пытается навести смуту во вражеском стане. Жан-Жак не понимал, как это исправить. Он перестал писать ему, он вернулся к своей обычной рутине: Инстаграм, Твиттер, Фейсбук. Юра в последние дни ничего не постил, все свободное время отдавая тренировкам. Жан-Жак не мог сказать, принесло ли это какие-то плоды. Возможно, иначе было бы хуже. После короткой программы Юра шел четвертым. В конце концов усталость взяла свое, и Жан-Жак уснул — уже после двенадцати. Ему снился сон, один из тех, в которых где-то долго ходишь и что-то безуспешно ищешь, но не вполне осознаешь где и что именно. Место напоминало Китай. Проснувшись под утро, Жан-Жак помнил красное и золотое, дым и звон колокольчиков. Ему следовало проситься в Китай, это было бы гораздо разумней, чем брать два этапа с недельной разницей между. Эта мысль вела за собой другую, тревожную и непонятную, но Жан-Жак не стал помогать ей выбраться на свет, перевернулся на бок и вновь погрузился в сон. Больше ему ничего не снилось. Он вставал и одевался в темноте — в начале ноября светало поздно. Включил музыку из своей произвольной, и та показалась ему зловещей. Еще даже не выйдя из номера, он начал уставать. Ему хотелось домой. В раздевалке Жан-Жак наконец увидел, как Юра снимает кофту: сначала правый, затем левый рукав, а после выползает из нее всем телом, будто пятящаяся назад гусеница. Когда он выгибает спину, проступают позвонки. Он всегда держит телефон рядом. Жан-Жак, пообещав себе, что это в последний раз, открыл Мессенджер, написал «Ты так растянешь» и поднял голову. Юра вздрогнул, потянулся рукой в шкаф и на несколько секунд застыл, а затем просто продолжил переодеваться. Жан-Жак отвернулся, чувствуя, как по внутренним органам стекает слабость стыда. Однако Юра выступил хорошо. Это удивило всех, даже Отабека, судя по выражению его лица. Золота Юре было не взять, но на место в финале он еще мог надеяться. Жан-Жак смотрел на него украдкой и думал: чего бы тебе было не выступить так в Канаде? Неужели так трудно оказалось собраться и взять призовое место в Миссиссауге? Почему ты вообще поехал в Миссиссаугу, кто так распределяет? Да никто, Джей-Джей. Жан-Жак покрылся холодным потом. Никто так не распределяет. У Юры был неплохой год, он закончил с хорошим рейтингом. Разумеется, его пожелания по возможности учли. Как подобное мог допустить Фельцман, неясно, но раз уж Жан-Жак нашелся, что соврать, то и Юра должен был. А ему даже в голову не приходило. Наверное, все было не так. Наверное, это вышло случайно. Жан-Жак совсем ничего не знал о личной жизни Юры, возможно, у него были свои причины выбрать этапы таким образом. А может быть, это ИСУ вконец ебанулась. Нет. Нет, нет. Он попросился в Канаду, потому что хотел соревноваться со мной. Он не мог знать, что я собираюсь на Ростелеком. Более того, он, скорее всего, был уверен, что я не поеду на Ростелеком, всего неделя между этапами, я же не дурак. Но я дурак, Юра, я совсем дурак. Жан-Жак рассмеялся. Виктор Никифоров свалился с каскада, это было почти что самое прекрасное зрелище, которое он видел в своей жизни. Фельцман стал мрачнее тучи, но приободрился, когда Отабек тоже выдал далеко не лучший прокат — к тому же его деревянность в произвольной была гораздо более очевидна. Жан-Жак всерьез задумался о том, чтобы слить программу и пропустить Юру на первое место. Но это было бы неспортивно, да и эйфория начала понемногу отступать. Он огляделся, поймал светло-зеленый взгляд и подмигнул. Юра не отворачивался целых три секунды. *** — Дай мне свой номер телефона, — попросил Жан-Жак. — Что, в Фейсбук уже не пишется? — Ты мне там не отвечаешь. — И ты почему-то решил, что в сообщениях я отвечу. — Это стратегия. Чем больше вариантов, тем скорее ты начнешь мне отвечать. Почему ты не отвечаешь? — Потому что мне нечего тебе сказать. — Юра пожал плечами. — Ты, может быть, не понимаешь, — произнес Жан-Жак, вставая наконец на центральную ступень пьедестала. — Ты, может, думаешь, что я всем пишу так же часто, как тебе. — Ты бы не успел. Учитывая сколько времени ты проводишь с телками. — С какими… — начал Жан-Жак, но ему пришлось замолчать, потому что диктор начал объявлять функционера, который должен был вручать медали. Они с Никифоровым оба неестественно заулыбались, Юра даже не попытался. Сидя за ужином с родителями, Жан-Жак листал свой Инстаграм. В его аккаунте было очень мало по-настоящему личного — истина открылась ему на вкладке «фотографии со мной». Девушек там и впрямь оказалось достаточно, и далеко не со всеми из них он спал или даже общался, большую часть составляли совместные селфи с фанатками. Или Юра все-таки имел в виду что-то другое? Если он действительно просился на канадский этап из-за него, то, видимо, уже летом ему было не все равно. А если ему было не все равно, то рано или поздно и, возможно, скорее рано, чем поздно... Жан-Жак понимал, что два «если» — это довольно много. К тому же у него был еще один набор гораздо более насущных «если» — если Никифоров действительно поплыл и не возьмет призового места в Японии, если у Криса случится неудачный сезон, если, в целом, большинство спортсменов не покажут стабильных результатов по двум этапам, то Юра поедет в Марсель. Дальше этого ему загадывать не хотелось.