Гнилые лилии

Жан-Жак получил то, чего хотел: чемпионы США и Франции по итогам двух этапов набрали меньше баллов, чем Юра. Крис по-прежнему представлял опасность, но эйфория принесла с собой кратковременное облегчение, и Жан-Жак начал считать, что эта опасность не так уж и велика. В любом случае, о Крисе можно было забыть до Саппоро. Как будто это нескоро. Этапы следовали с перерывом в неделю, он едва успевал перевести дух. В воскресенье он ездил в Квебек-Сити с родителями и сестрой — брат предпочел провести день с друзьями. Было довольно прохладно, но солнечно. Интересно, какая погода в Санкт-Петербурге. Интересно, чем занят Юра — вполне вероятно, что у него вообще не бывает выходных и даже воскресенье он проводит на катке. Жан-Жак с удовольствием свозил бы его в Квебек, показал бы ему Фронтенак, Пти-Шамплейн, Королевскую площадь. На Монморанси они целовались бы над водопадом. Кончики пальцев покалывало от волнения, словно этот день был уже близок, словно это действительно могло случиться. Но почему, почему нет? Жан-Жак балансировал между двумя реальностями, в одной из которых он имел четкий план, методично ему следовал и в конечном итоге оказывался с Юрой на Монморанси, а в другой все оборачивалось сном, ложью, выдумкой. Каким образом он насоздавал себе столько проблем? Как его угораздило влюбиться в кого-то на другом конце света? И не просто на другом конце света, а в непонятной, странной, неприветливой России. И не просто в кого-то, а в парня. И не просто в парня, а в своего соперника. Пиздец, Джей-Джей, как сказал бы Юра. Джей-Джей, сказал бы Юра. Этим своим резким, натянутым струной голосом. Джей-Джей. Как ладонью по лицу. Джей-Джей, как кулаком под дых. Наверное, если он хоть когда-нибудь скажет «я тебя люблю», это будет как кровоизлияние в мозг. *** Отабек Алтын сурово смотрел в камеру, подняв руку над головой. Даже изящно изогнул пальцы, вот дела. На Алтына Жан-Жак не рассчитывал, не хотел рассчитывать, хотя следовало. Китайский этап состоял чуть ли не полностью из легких и стройных азиатов, и Отабек, даром что тоже азиат, на их фоне выглядел бревном. Должен был выглядеть бревном. Но пока что легкие и стройные конкуренции с бревном не выдерживали. Жан-Жак очень надеялся на американца по имени Олден Вонг, который был азиатом то ли наполовину, то ли на четверть и у себя дома занял безопасное шестое место. В короткой Вонг вроде бы не подвел, но Отабек остался на первой строке, и Жан-Жак бросился перебирать свои таблицы. С золотом Отабек наверняка получит больше баллов, чем Юра, что не так страшно само по себе, но в случае равенства по счету за этапы вопрос решится в пользу Отабека. Лео в короткой выступил средне, но для третьего места хватило, и это тоже плохо. Подсчитывает ли Юра свои шансы или отдается на волю здорового фатализма? Ничего, ничего, Жан-Жак все подсчитает сам. Впору открывать букмекерскую контору. Жан-Жак полистал статистику, протоколы предыдущих этапов и набрал Юре: «Не советую тебе болеть за Отабека». Юра ответил почти сразу: «Не твое дело, за кого мне болеть». Жан-Жак улыбнулся. Сколько новых навыков он успел приобрести за последний месяц. Мог бы открыть букмекерскую контору, а мог бы написать бота, отвечающего в Юрином стиле. И разговаривал бы с ним сам холодными ноябрьскими вечерами. Может, тогда ему не захотелось бы проводить их с Эми. Он встретился с Эми еще дважды. По-дружески. Во второй раз они переспали. Тоже по-дружески. Наутро Жан-Жак об этом пожалел и спросил про Клодиль. Эми пожала плечами и сказала, что кофе не будет. Смотреть китайский этап Жан-Жак ее не позвал. «Если Отабек победит, ты можешь не попасть в финал», — написал он Юре, встряхивая головой, чтобы выкинуть оттуда Эми. «Я и так не попаду». «Вероятно, попадешь, если он не займет первое место». Это было неправдой. Прямой зависимости между Юрой и Отабеком не существовало, зато существовал ряд других факторов: многое зависело от Криса, от Виктора, даже от Кацуки — вдруг тот возьмет и выиграет золото в Японии, отберет место у потенциальных финалистов. Жан-Жак не любил врать, но мстительное удовольствие от следующего сообщения Юры было не сравнить ни с чем: «Черт». Жан-Жак не мог поверить, что Фельцман не делает никаких подсчетов. Может быть, делает, но не показывает их Юре? Сердце билось отчаянно и неровно. Он не хотел дарить ложных надежд, он не знал, как поступить, он сидел над телефоном не меньше пяти минут, пока Юра не разродился еще одним сообщением: «Америкос тоже не должен выиграть». «?» Не должен? Жан-Жак как раз надеялся, что именно америкос и выиграет. Тут он понял, что Юра имеет в виду Лео. «Верно». «Феечка осваивает математику?» «Дебил». «С тобой невозможно нормально разговаривать». «Я просто шучу». «Тебе кто-нибудь рассказывал, что шутка должна быть смешной?» «Я хотел тебя подбодрить». «И не называй меня так». Жан-Жак выдохнул и быстро набрал: «И этим Отабек лучше меня? Тем, что не называет тебя феечкой?» Юра не отвечал долго. Жан-Жак клял себя на чем свет стоит, пытался отвлечься на соцсети, на какие-то тупые игры, просто сидел и смотрел в одну точку. «Отабек — мой лучший друг», — высветил наконец Мессенджер. А я кто? Кто тебе я, Юра? Жан-Жак хотел бы понять это как намек — Отабек мне только друг, путь свободен, — но сомневался, что Юра мыслит столь изощренно. «Тогда прости, что написал про Отабека», — отправил он. — «Раз он твой лучший друг, ты все равно будешь за него болеть». «Ну нет». «Я и сам хочу попасть в финал». Все-таки математику феечка освоила еще не до конца. Призовое место, которое не займет Отабек, займет кто-нибудь другой, и может выйти даже хуже. Но говорить об этом Жан-Жак не собирался. Произвольную программу он смотрел поздно вечером в пятницу. Без Эми. Разница между Монреалем и Пекином была в самый раз, ровно двенадцать часов. Мужчины все равно выступали уже после полуночи, но он хотя бы ложился не в пять утра, как во время Трофе де Франс. Он написал Юре, желая приятного просмотра, но Юра ничего не ответил. Си Гуанхун, который неожиданно занял третье место в Штатах, на домашнем этапе никого не впечатлил, и второй китаец отодвинул его вниз. Второй китаец выступал в Канаде и не вошел в шестерку. Пока все шло нормально. Китайца потеснил Сынгыль Ли, которому в кои-то веки удался четверной тулуп. Лео со своим классическим катанием после Ли смотрелся скучно, несмотря на интересную постановку. Жан-Жак, глядя на него, сперва даже забыл, что ему пора беспокоиться. Спохватился он во второй половине программы, где Лео решил сделать два квад-сальхова, потому что терять ему было нечего, и первый выполнил безукоризненно. Жан-Жак впился ногтями в ладони и пережил пару неприятных минут. Второй квад Лео запорол напрочь, лишившись каскада. Судьи поставили его на третью строчку. «Юра», — написал Жан-Жак. Но Юра опять не ответил. Теперь на катке был Олден Вонг, свежий, резкий, как будто даже отдохнувший. Тоже довольно юный, восемнадцать лет. Ему явно не терпелось показать все, на что он способен. Жан-Жак очень рассчитывал на его способности. Лео с бронзой оставался весомым претендентом, Лео на четвертом месте тоже не выбывал из игры. Американцы могли бы рассчитывать на звездно-полосатый пьедестал в финале, если бы во Франции не засыпался их чемпион. А вот Вонг в Китае как будто заново расцвел. Жан-Жаку даже захотелось среди ночи отправиться на арену, настолько чистым, выразительным, вдохновляющим вышел его прокат. «Юра», — опять попробовал Жан-Жак. Все хорошо. Не волнуйся. Может быть, он и не волнуется. Как будто конец света. Не попал в финал в этом году, попадет в следующем, когда справится с ростом. Это я волнуюсь, потому что мне надо его увидеть, я не дотерплю до марта. Увидеть и дотронуться хоть раз, один единственный раз. На пару секунд. Мне бы хватило, мне хватит. Жан-Жак посмотрел на свои пальцы, перевел взгляд на экран ноутбука, где уже готовился к выступлению как обычно суровый Отабек Алтын. Зря он сказал Юре, что его проход в финал зависит от Отабека. Вдруг он все-таки переживает. Да, переживает, шляется по барам и трахает всех подряд, чтобы отвлечься. Совсем как ты, Джей-Джей. Какой же я, в самом деле, мудак. Урод моральный. По-дружески с Эми — тоже мне друг нашелся. А хуже от этого не только мне, но и ей. Отабек вот, наверное, так не дружит. Отабек, наверное, нормально дружит, как пацан. Может, спросить у него совета? Эй, Отабек, я тут хочу подружить с твоим другом, только не так, как ты, то есть сначала примерно как ты, а вот потом совершенно иначе... Одним словом, если ты знаешь какое-то древнее казахское заклинание для приворота русских фей, то выкладывай, не томи. Жан-Жак понял, что плачет. Он смотрел выступление Алтына и плакал, хотя нелепость ситуации рождала в нем желание засмеяться. Стрессовые слезы, как стрессовый перелом, копятся месяцами. Отабек катался хорошо — не слишком вдохновенно, все же деревянно, но хорошо. Жан-Жак вытирал лицо тыльной стороной ладони, а слезы текли и текли, и он перестал с ними сражаться, закрыл глаза и слушал музыку и аплодисменты. Трансляция была на китайском, комментатора он не понимал и сидел неподвижно до тех пор, пока не раздался звук сообщения в Мессенджер. Он нашарил телефон, открыл глаза, нетерпеливо смахнул влагу. Телефон не желал разблокироваться по отпечатку мокрого пальца, он ошибся, набирая код, чуть не выронил, чертыхнулся, заставил себя набрать медленней и внимательней. «И что это значит?» — написал Юра. И опять Жан-Жак едва не выпустил телефон из рук, торопясь поскорей узнать, чем же закончился Кубок Китая. Отабек все-таки стал вторым, Олден Вонг остался с золотом. Все равно ему не выйти в финал, если только засыпятся и Крис, и Виктор, и Сынгыль. Отабек со вторым и четвертым местом, как и Юра, значит, в случае чего решать будут по баллам за программы, но у Отабека их больше... «Виктор выйдет с первого или второго места», — написал Жан-Жак. — «Может и с третьего, как карта ляжет». «Крис выйдет с любого выше пятого, но с пятого тоже вариант». «Мы с Эмилем уже в финале». «Остальное разыграете вы с Отабеком, Ли, возможно, Чуланонт и Минами Кенджиро». «А Кацудон?» — спросил Юра. «Нет, не реально». «Как ты успеваешь так быстро считать?» Жан-Жак оглядел свой заваленный бумагой стол. Он пытался делать это в электронном виде, но от руки было удобней, и в результате он наплодил гору макулатуры. О, если бы Юра знал. Если бы Юра осознавал свою власть. «Там особенно нечего считать, остался один этап». И я уже освоил математику, в отличие от некоторых. А ведь Юра еще, наверное, учится в школе. Вряд ли часто туда ходит, конечно, когда бы он успел. Но одно дело лед, где все условно равны, и совсем другое — думать о ком-то, кто еще сидит за школьной партой. Разница в возрасте между ними была никакая, всего четыре года, однако в такие моменты казалась непреодолимой. Жан-Жак говорил себе, что это бред. Что с людьми не происходит никаких магических преображений, когда они заканчивают школу. Кроме того, он готов был ждать, ждал же он с Изабеллой, пока все не развалилось. Лишь бы Юра при этом понимал, что его ждут. Он был готов просто сидеть рядом и держаться за руки, если так захочет Юра, если Юра вообще чего-нибудь с ним захочет. Он метался между верой в то, что они — один навязчиво, а другой, может быть, очень смутно — желают одного и того же, и уверенностью в том, что Юра, невинная душа, ни о чем не догадывается, более того, ему нравятся девушки, а если не девушки, то Отабек Алтын. Жан-Жак считал себя красивым, он знал, что красив, но с красотой можно пару раз переспать, а любовь — это что-то другое. Юра больше ничего не писал, и Жан-Жак открыл его Инстаграм, пролистал вниз, нашел фотографии с Кубка Ростелекома. Юра улыбался, зажав в руке серебряную медаль. Юра молодец, такой молодец, что взял это серебро, иначе шансов бы почти не было. Шансов на что? На его выход в финал? Или ты на что-то еще рассчитываешь, Леруа? Жан-Жак бросил телефон на стол, запустил пальцы в волосы и с силой их растрепал. Подобные мысли обволакивали его сердце душной гнилью. Потому что Юра, при всей его грубости и надменности, казался ему абсолютно неискушенным, а он хотел — более того, собирался использовать любую возможность — эту неискушенность осквернить. Как много красивых слов, Джей-Джей. Хотя бы с собой будь честен. Хотя бы от себя не скрывай, что хочешь его трахнуть, просто выебать, заставить умолять то ли о большем, то ли о пощаде. А потом снова, но уже нежно, ласково, долго, не торопясь удовлетворить раздирающие на части желания. Жан-Жак застонал, схватил телефон и рухнул с ним на кровать. Ты не человек, Леруа, ты животное, мерзкая ты тварь. Юра улыбался ему с экрана. В прошлом году Юрины костюмы мало что оставляли на откуп воображения, но в этом его воображение смогло показать всю свою мощь. Держа телефон в левой руке, Жан-Жак расстегнул пуговицу джинсов и сдвинул ткань вниз. Лучше бы он позвонил Эми, это было бы подло и трусливо, но не так стыдно. Стыдно, однако Юра никогда не узнает. Рассказать ему такое не представлялось возможным. Я на тебя дрочу — просто блеск. Жан-Жак неловко стянул джинсы еще ниже и катнул ленту Юриного Инстаграма. Юра в черном тренировочном, голая кожа от середины плеча до запястья, кончики затянутых в перчатки пальцев аккуратно сомкнулись лодочкой на уровне живота. Комментарии в основном на русском, но Жан-Жак догадывался, о чем они. Влюбленные в Юру малолетние и даже не очень малолетние фанатки. Он обхватил ладонью член, глядя на фото. Этих сантиметров кремовой кожи ему хватало, чтобы представить себе все остальное — угловатые плечи, узкую спину с крылышками лопаток, бледно-розовые соски, впалый подтянутый живот — он не хотел думать дальше — у Юры наверняка большой член, всегда так бывает, большой и немного темней, чем другие части тела, а ягодицы, напротив, молочно-белые, тугие, гладкие. Жан-Жак пытался убедить себя, что на дворе двадцать первый век и ему не важно, был ли кто-то у Юры до него, но находил постыдное удовольствие в мысли о том, что никто еще не трогал его там, не трогал его так. Юра, сам того не зная, вырывал из почвы его души и вытаскивал на свет все самое неблагородное. Жан-Жак мысленно стиснул его ягодицы, на деле одной рукой сжимая телефон, а другой дергая член — мысленно стиснул и отпустил, погладил открытой ладонью, потом костяшками пальцев. Если бы он действительно это сделал, Юра был бы не рад, но в его фантазиях Юра тревожно и жарко дышал ему в ухо, льнул к нему всем телом, обнимая за шею обеими руками. Он так быстро загорается от любой шпильки, любой неосторожной шутки — должно быть, он возбуждается так же легко, так же просто. Должно быть, он ахнет и захнычет, если засунуть ему пальцы туда. В первый раз больно, да и всегда, наверное, больно, хотя он не пробовал. Попробовал бы сам, прежде чем совать пальцы, куда не просят. Может, и попробует, если так скажет Юра. Но сейчас — это всего лишь сон. Жан-Жак отбросил телефон в сторону. Юра даже ни разу не был в шортах на этих фотографиях, а у него ведь такие длинные, ровные ноги, я бы на его месте не прятал… Жан-Жак представил, как отстраняется, держа Юру одной рукой — обнял этой рукой самого себя, чтобы держать хоть что-то, — как Юра — румяный, немного осоловевший, весь какой-то влажный от страха и предвкушения — смотрит ему в глаза, а потом они целуются — долго и глубоко, язык к языку — и Жан-Жак все-таки входит в него, уже не пальцами и не только членом, а как-то всем сразу, пробивает его броню губами, зубами, пальцами, языком — и словами, конечно, словами, когда шепчет, бормочет, лихорадочно выплевывает в маленькое ухо то, что горит у него в голове — какой он красивый, сильный, стройный, страстный, самый лучший, блять, Юра, — и как Жан-Жак его любит, любит… И Юра ему тоже что-нибудь говорит, быстрее, Джей-Джей, сильнее, глубже, так, как мне нравится — и Жан-Жак уже, конечно, знает, как ему нравится, хорошо бы ему нравилось медленно и долго, но если ему нравится жестко и рвано, это совершенно без разницы, только бы нравилось — с ним. Жан-Жак задвигал рукой быстрее, выгнулся всем телом и замер. Семя брызнуло на ладонь. Конечно, он никогда не стал бы делать это без презерватива, но фантазировать он мог о чем угодно — хорошо, что не когда угодно — даже о том, как его сперма стекает по Юриным все еще напряженным бедрам. Как Юра собирает ее двумя пальцами — о боже, нет. Жан-Жак шлепнул себя по щеке. Недостаточно сильно, надо сильнее. Зря он в школьные годы смотрел столько порнухи. Зря он смешивал фантазии с реальностью. Он вздохнул, нашарил телефон, нажал кнопку. «Виктор говорит, что выиграет». «Он очень злой после российского этапа». «По нему не скажешь, но я давно его знаю». «Если он не пройдет, а я пройду, то мне пизда». «Он пришьет меня в подворотне». «Джей-Джей, ты где вообще?» Здесь, здесь, Юра, я здесь. Жан-Жак вытер испачканную руку о джинсы, оперся на локоть и набрал: «О, не волнуйся, Юрочка». «Я приеду тебя защищать». «Он не посмеет». «Это ты не посмеешь». Жан-Жак задумчиво повертел телефон в пальцах. Почему бы не выражаться менее двусмысленно? «Только попробуй выкинуть что-нибудь подобное» — или «Попробуй, вот только смелости тебе не хватит»? Жан-Жак понятия не имел, хватит ли ему смелости. Если бы Юра дал ему хоть какой-нибудь однозначный сигнал. «Узнаешь, если Виктор не пройдет», — ответил он, но Юра, видимо, решил, что на сегодня переписки достаточно.