The Butterfly Effect

– Ты ужасно выглядишь. Иногда Сакура забывала, что ее наставница могла быть несколько грубоватой. В юные годы, когда она привыкла душить свои настоящие мысли и чувства, острый язык Цунаде был порою как освежающий душ. Но сейчас, когда она буквально валилась с ног, промокла до нитки и все еще оправлялась после комы, едва не закончившейся для нее смертью, Сакура подумала, что немного такта точно не помешало бы. – Какаши выглядит также, – проворчала она, в то время как капли воды с ее одежды падали на пол кабинета Цунаде. – Вы просто не замечаете этого из-за его глупой маски. Учитель бросил на нее зловещий взгляд, и Сакура задумалась, как ему вообще удавалось передать какие-либо эмоции, когда единственное, что люди могли наблюдать на его лице – это одинокий темный глаз. Ей стало даже интересно, не практиковался ли он перед зеркалом. – Это было не очень любезно с твоей стороны, Сакура-чан, – начал мужчина, но его голос заглушился звуком скребущих по полу ножек кресла, когда Цунаде поднялась на ноги и схватила Сакуру за плечи. – Ты! – Крикнула Хокаге, крепко обняв ее. – Ты едва не довела меня до сердечного приступа, ты понимаешь это? Сакура нерешительно ответила на объятия, прислушиваясь к оглушительному реву дождя снаружи. Небо за окном практически почернело, и девушка, наконец-то, позволила себе этот маленький момент утешения. – Вся в кровищи, бледная как призрак, кома в течение трех дней, – Цунаде на мгновение отстранилась и внимательно изучала ученицу суженными янтарными глазами. – Ты хорошо справилась, Сакура. Это было не то, чего она ожидала. – Что? Хокаге жестом предложила ей сесть, и девушка в оцепенении повиновалась, едва заметив, что Цунаде расположилась слева от нее. После всего, через что она прошла – кровь, боль и другие ужасы Цукуеми... Цунаде была первой, кто признал ее заслуги. Взгляд блондинки был непоколебим. – Я так горжусь тобой, – сказала она, – все, что ты сделала: устранила Кабуто, положила конец Эдо Тенсей, сдерживала Мадару. Не думаю, что кто-то мог ожидать от тебя большего. Возможно, все дело было в изнеможении, но глаза начало неприятно жечь, словно она собиралась расплакаться. Сакура ощутила странную невесомость в груди как будто бремя, о котором она даже не знала, только что упало с ее плеч. – Учитель… – по какой-то причине девушка не могла подобрать слов, чтобы передать, как сильно она благодарна Цунаде за это признание, и как много значило для нее, что такая великолепная, талантливая, сильная женщина увидела в ней что-то стоящее. Хокаге улыбнулась, словно она и так все знала, поворачиваясь к молчаливому пепельноволосому шиноби рядом с Сакурой. – Какаши? – Я посвятил Сакуру в обстоятельства возвращения Саске в деревню. Ее улыбка заметно помрачнела. – Конечно. Вам, должно быть, очень интересно, почему я вызвала вас обоих сюда. Цунаде раздраженно постукивала ногтями по царапанной деревянной поверхности стола, наглядно показывая, что она не в восторге от такого поворота событий. Или, возможно, ей просто не нравился Учиха и любое упоминание его имени вызывало раздражение. Зная своего учителя, Сакура предположила, что второй вариант был более вероятен. – Коноха не может иметь совет старейшин, организовавший убийство своих собственных граждан, когда все можно было решить дипломатическим путем. Не тогда, когда я Хокаге. Но также я не могу их просто... устранить. Думаю, вы понимаете. – Соглашения достигались в темноте, – пробормотала Сакура, чувствуя, как холодная дождевая вода стекает по шее с концов ее влажных волос. – Это не хорошо для стабильности. Она снова подумала о безразличных глазах Учиха Итачи и добавила: – старейшины должны быть наказаны за то, что совершили. По закону. Когда отчаяние грозилось поглотить ее целиком, внутри девушки проснулся подавляющий гнев, заглушающий все остальные мысли. Сакура была напугана. Напугана поселившейся в ней терпеливой, кипящей, глубокой яростью – такой яростью, которой могли потребоваться годы, чтобы, наконец, утихнуть. Оба учителя синхронно посмотрели на нее, явно уловив чуждые нотки стали в голосе девушки, но промолчали. – Таков общий план, – сухо ответила Цунаде. – Я собираю доказательства, связывающие резню в клане Учиха со старейшинами Конохи, чтобы мы могли предать их суду. С этим есть некоторые проблемы. И в любом случае для всех нас грядет очень неспокойное время. Сакура более или менее представляла, о каких именно проблемах говорила ее учитель. В тот момент, когда старейшины пронюхают о том, что происходит в администрации Цунаде, они пойдут на любые меры, чтобы замести следы. Они уже заказали убийство целого клана. Кого еще они заставят замолчать, чтобы правда не вышла наружу? Они убьют Саске, – подумала она, ощутив внезапный и совершенно нежеланный спазм где-то под грудной клеткой. Мысля логически, Сакура понимала, что брюнет способен справиться с любым изощренным убийцей, которого они только могли бы найти, но от одной мысли о подобном ее бросало в озноб сильнее, чем от промокшей одежды. Сильнее огорчения (если это вообще было возможно) от того, что она решительно не хотела чувствовать себя таким образом, было только осознание факта, что два месяца назад она потеряла право переживать за Саске так или иначе вообще. Подавляя в себе эти чувства, Сакура спросила: – что я должна делать? Улыбка Цунаде стала шире. Через переплетенные в замок пальца девушка смотрела на нее с такой уверенностью в глазах, что блондинка почти захотела отвернуться. – Я хочу, чтобы ты возглавила расследование по делу совета старейшин. На какой-то миг воцарилась тишина. – Я? – Недоверчиво переспросила Сакура. – Вы хотите, чтобы это сделала я? Часть девушки ожидала, что Какаши скажет, что она слишком молода и неопытна, чтобы справиться с подобной задачей, но он промолчал. В воздухе вокруг ее бывшего учителя витала озадаченность. – А почему нет? Я очень занятая женщина, Сакура. И сейчас мне необходим кто-то умный и находчивый, чтобы разобраться с этой ситуацией, пока я бросаю все силы на то, чтобы поставить деревню на ноги. Мне нужен кто-то, кому я могу безоговорочно доверять в ведении этого расследования. Ты моя ученица уже на протяжении трех лет, ты понимаешь в политике, ты в курсе, как работает система. Кто справится лучше? Сакура помнила свою предыдущую клятву: я не хочу быть частью этого. Но что она подразумевала под «этим»? Деревня, в которой ее старейшины приносят детей в жертву якобы ради общего блага, больше не была той Конохой, где Сакура хотела бы жить. Разве это не шанс все изменить? Шанс разорвать порочный круг ненависти, поселившейся в самом сердце деревни на протяжении поколений и разрушившей жизнь мальчика, которого она любила больше всего. Она сражалась в этой войне за Наруто и его мечты о лучшем будущем, но… Может быть, этот шанс станет ее единственной возможностью приблизить это самое будущее. Возможно, он будет самой значительной вещью из всех, что она когда-либо делала для мира шиноби. Даже если об этом никто не узнает. Может быть, это станет единственным совершенным ею поступком, имеющим значение для Саске. – Хорошо, – наконец, сказала она, – я согласна.

***

Когда за ее розоволосой ученицей захлопнулась дверь, Цунаде откинулась на спинку стула, обращая лицо к потолку. Полоса бледного лунного света упала на стол. – Этой девчонке, – вздохнула она, рассеянно протирая глаза, – пора бы уже перестать недооценивать себя. Какаши, сидящий на стуле напротив, выпрямился. Иногда она задавалась вопросом, не сожалеет ли он о том, каким именно образом Сакура развила свои способности; ведь еще несколько недель назад он никогда не обучал ее чему-либо, кроме ценности командной работы. Она могла объяснить это. Саске всегда был мальчиком, остро нуждающимся в чьей-то опеке и руководстве, а Наруто просто легко удавалось привлечь чье-то внимание. Тем не менее, от Цунаде никогда не укрывалось, насколько фаворитизм учителя (пусть и не преднамеренный) беспокоил розоволосую девушку. Потупленные глаза и опущенные плечи Сакуры были громче любых слов. – Насчет этого, – сказал он неожиданно серьезным тоном, – я понимаю, что никогда особо не участвовал в ее тренировках, но сейчас я хотел бы продолжить обучение Сакуры. Цунаде бросила на него удовлетворенный взгляд. – Ее обучение подходит к концу, – призналась она. – Остается не так много вещей, которым я могу научить ее. Он кивнул. – У нее превосходный контроль чакры, возможно, лучший из всего, что мне доводилось видеть. Кроме того, огромный потенциал – потенциал, который я даже не пытался развить все это время. – Если ты делаешь это из чувства вины, Какаши, то не стоит. Они молча смотрели друг на друга, в то время как за окном разразился низкий гул грома. – Я действительно сожалею, что всегда пренебрегал ею, – ответил он спустя некоторое время, – но это не та причина, по которой я хочу ее тренировать. – Хорошо. Какаши выждал еще одну короткую паузу, словно не решаясь продолжить свою мысль. – За последнее время Сакура сильно выросла, она принимает решения и вырабатывает стратегию наравне с джонинами, но учитывая все произошедшее, я также боюсь, что сейчас она как взрывной механизм, к которому вот-вот поднесут искру. Уголки губ Цунаде хмуро поползли вниз. – Что именно случилось в стране Железа? Какаши покачал головой, и капли воды с кончиков волос разлетелись в разные стороны. Он сейчас так похож на этих чертовых собак, подумала она, поднимая руку, чтобы вытереть воду с лица. Мужчина извиняюще выставил ладони вверх на уровень груди. – Вам лучше спросить у нее самой, – ответил он, – но вы, как всегда, проницательны, Хокаге-сама. Блондинка язвительно усмехнулась. – Хватит подлизываться, – пробормотала она краешком рта, ощутив как ее глаза зудят от усталости, – тебе это не идет. Несмотря на маску, заслонявшую лицо пепельноволосого шиноби, Цунаде почувствовала его кривую улыбку, когда тот встал, чтобы покинуть комнату. – Когда придет время, – сказал он, останавливаясь у окна, а его фигура была освещена лунным светом и тенями падающего дождя. – Когда деревня будет готова к следующему раунду, я хотел бы рекомендовать Сакуру на звание джоунина. Это случится еще не скоро, – сердито подумала она. Не со всем хаосом, который вызвали Учиха и эта война. Но женщина не могла отрицать, что сама бы предложила кандидатуру Сакуры для рассмотрения, и сейчас ей было приятно, что Какаши опередил ее. – Хорошо, – произнесла блондинка, и копирующий ниндзя исчез в окне быстрее, чем она успела бы заметить.

***

Удивительно, но Наруто проснулся не от звуков дождя. Раскинувшись на кровати и приоткрыв рот, он счастливо наблюдал наиприятнейший сон, включающий рамен, Хинату и купальню, когда некое оранжевое пятно грубо тормошило его за плечо. – Эй! – Кричал его клон. – Просыпайся! Сакура-чан здесь. – А? – Он заметил слюни на подбородке, но проигнорировал их. Мозг, никогда не работавший на максимуме по утрам, сейчас также реагировал с задержкой: что его клон пытается сказать? Почему ему было так важно увидеть Сакуру как можно скорее? Но стоило копии раствориться в облачке дыма, как воспоминания ворвались в голову Узумаки, словно гора из кирпича, бесцеремонно сброшенная откуда-то сверху. Он вскочил с кровати, разгребая кучу одежды рядом с собой. – Черт! – Блондин ударился пальцем ноги, натягивая штаны, и чуть не упал на пустую чашку рамена. – Это было близко! Быстро перебегая по крышам, Наруто резко остановился: однажды он уже был здесь, устроив скоростную гонку, и сейчас он не знал, стоило ли ему рассмеяться. Судьба? Или бабулька Цунаде оказалась хитрее, чем кто-либо мог предположить? Я ведь точно узнал этот вид из окна, – вспомнил он, обежав здание сбоку, чтобы войти через окно. Сакура живет в квартире прямо над Саске. Воздух внутри был не слишком свежим, что указывало на то, что в квартире некоторое время никого не было. Здесь также было поразительно пусто: никаких фотографий на стенах, никакой мебели в гостиной. У дальней стены стояла катана, и красная лента, натянутая на ее ручку, была единственной вспышкой цвета среди белых стен и тусклого деревянного пола. – Сакура-чан? Ему никто не ответил. Никаких других звуков, кроме его тихих шагов, перемещающихся из комнаты в спальню. Она оставила дверь приоткрытой. – Сакура? Розоволосая девушка лежала на футоне, свернувшись калачиком в самом темном углу комнаты, явно заснув прямо в одежде. Он наклонился, аккуратно дотрагиваясь до ее плеча, помня, что оно, скорее всего, еще не зажило. От Наруто не укрылась мелкая дрожь ее тела под своей ладонью и беспокойное выражение лица. Вряд ли ей снилось что-то хорошее. – Эй, проснись. Когда он пошевелил рукой, чтобы слегка толкнуть ее, Сакура открыла глаза. Ее взгляд выражал дикий испуг, и она моментально схватила мальчика за запястье, выворачивая его. Он почувствовал, как под пальцами хрустнула кость. – АУЧ! Сакура моргнула, как будто только что увидела его. Дыхание стало резким и неровным. – Наруто? – Поймав страдальческий взгляд друга, она опустила глаза на запястье, которое по-прежнему сжимала сильными пальцами и моментально побледнела. – О боже, – руку девушки тут же обволокло зеленое свечение, восстанавливающее сломанную ею кость несколько секунд назад, – Наруто, мне так жаль. – Пустяки, – он пожал плечами, пытаясь скрыть свое беспокойство за легкомысленным поведением, – это всего лишь перелом, да? Ничего страшного! Если хочешь избавиться от меня, попробуй что-нибудь посильнее! Она села на кровати, по-прежнему жутко бледная. – Что ты здесь делаешь? Их последняя встреча ярко отпечаталась в памяти блондина, и сейчас он чувствовал, как будто в горле застрял острый кусок стекла, из-за которого было трудно говорить. Но он должен был. Наруто не был уверен, когда это произошло – был ли это один секрет или много, или целая куча недомолвок, ставшие причиной, но между ними что-то сломалось. Между всеми ними. Даже когда Саске ушел, трое из них – он, Сакура и Какаши всегда были едины в своем стремлении вернуть друга домой. Да, вероятно, в их жизни зияла дыра в форме Саске, но какова была альтернатива? Сдаться? Двигаться дальше, притворившись, что темноволосый мальчик, которого они так любили, никогда не был частью их команды? Суть, – он полагал, – в том, что даже, если маленький кусочек потеряется, то фундамент все равно останется неизменным. Они все еще команда семь. По крайней мере, когда-то были – ибо сейчас казалось, что даже, наконец, воссоединившись, они все равно раскалывались по разным направлениям. – Я должен был поговорить с тобой. Увидеть тебя, объяснить. – Какаши мне все рассказал. Его глаза умоляюще смотрели на нее. – Тогда, ты ведь все понимаешь, да? Пожалуйста, скажи, что ты понимаешь. Она издала невеселый смешок. – Да. Я понимаю. – Значит, ты больше не имеешь это в виду? Что ты сказала ранее, насчет того, что мы больше вместе. Сакура молчала, а ее зеленые глаза сверлили пол комнаты. И когда тусклый свет утреннего солнца озарил ее лицо, Наруто вдруг понял, что Хината в конечном счете оказалась права. В Сакуре, действительно, что-то изменилось, и он не мог честно сказать, что это было к лучшему. – Я не говорю, что меня это не возмущает, – тихо призналась она. – Но ведь дело не только во мне, не так ли? Правда гораздо важнее этого. Важнее кого-либо из нас. Это был не совсем тот ответ, который Наруто хотел бы услышать. Он хотел, чтобы она была Сакурой, которую он знал; девушкой, которая не затаивала обид и не отказывалась от своей мечты. Где та Сакура, которая осталась бы рядом с Саске, не чувствуя ничего, кроме радости, что он наконец-то дома? – Ты когда-нибудь простишь его, Сакура-чан? – Вместо этого спросил он. Ее бесстрастное выражение лица дрогнуло. – Надеюсь, что да, – прошептала она. – Но я никогда не смогу забыть, Наруто. Он взял ее за руку, когда она неожиданно дотронулась до своей шеи – маленькое неконтролируемое действие. – Он все еще Саске, – серьезно произнес блондин. – Он всегда им был! Он вернулся, и он заботится о нас, так почему все не может вернуться к тому как прежде? – Я пыталась убить его. И не важно, что я не смогла сделать этого, в конце концов. Я все равно пыталась. Наруто вспомнил тот холодный, странный день, когда земля была усыпана толстым покровом снега, и Сакура с отдаленными зелеными глазами стояла прямо перед ним. Даже тогда он видел, что что-то не так. – Почему? – Спросил он, ощутив как прохлада от пола просачивалась сквозь его одежду, – почему ты сделала это, Сакура? Почему ты сдалась? Ты выбрала самое неподходящее время, – подумал он, – безумие Саске тогда достигло своего предела. Но что заставило тебя потерять веру в него перед той встречей? Что произошло, заставив тебя отвернуться от него? Ее губа кровоточила в том месте, где она кусала ее, но глаза оставались по-прежнему сухими, несмотря на всю исходящую от них печаль. – Потому что три с половиной года назад я вынудила тебя дать обещание вернуть Саске в Коноху, – сказала она, и ее голос дрогнул. – И я знала, что только смерть остановит тебя от попыток удержать его. Твоя или его. Твоя смерть или его. Слова девушки заставили Наруто пошатнуться. – Сакура… Он услышал то, что она не сказала, слова, которые остались где-то внутри. Она любила Саске и, вероятно, всегда будет любить его, но впервые она попыталась отложить эту любовь в сторону. Ты или он, – вот что она по-настоящему имела в виду, и Наруто обнял ее настолько крепко, что на глазах выступили слезы. Он чувствовал, как она дрожит в его руках и не знал, были ли то воспоминания о плохом сне или подавленные рыдания. Столкнувшись с выбором, она выбрала его вместо Саске. Цепляясь друг за друга в этой мрачной комнате, блондин думал о том, что это был один из нескольких моментов, о которых он так мечтал в детстве, и сейчас все было не так, как он себе представлял. Он никогда не знал, что быть на первом месте в чьем-то сердце может оказаться так больно.

***

Стук дождя по стеклу был одним из звуков, который успокаивал его. Пребывание в Конохе после столь долгого отсутствия стало изменением в жизни, которое Саске находил… мягко говоря, трудным. Наблюдая за тенями, отбрасываемыми падающим дождем, ему было легче представить, что он где-нибудь еще. Но каким-то странным образом он чувствовал себя дома и не дома одновременно. Его преследовали их голоса и их тени, не имеющие физического обличия. Каждую минуту каждого дня с тех пор, как он вернулся, они служили ему напоминанием о квартале Учиха и обо всем, что случилось. Он видел их в своем воображении, но просто не мог пойти туда. Он больше никогда не пройдет по беззвучным коридорам, никогда не будет сидеть на кухне матери и вспоминать, как она тихо поет. То, что делало Саске именно тем мальчиком, которым он был, больше не имело физического якоря в этом мире. Поспи, – неохотно говорил он себе, все также не смыкая глаз. В течение многих месяцев сон был поистине редким гостем. Его кости ломило от такой усталости, что иногда, в моменты, когда он оставался один, он чувствовал себя постаревшим на десятки лет. И в это темное раннее утро, зажатый между тонкими белыми стенами, в то время как улицы снаружи были вымощены дождевой водой, Саске просто жаждал пустого забвения без каких-либо сновидений. Он, должно быть, задремал, потому что когда он проснулся, в комнате стало на порядок светлее. Дождь, наконец, прекратился, но брюнет почувствовал, что это не то, что разбудило его. В гостиной на подоконнике он увидел лежащий бумажный пакет, наполненный спелыми круглыми помидорами. Записки не было, но Саске уловил у окна едва заметный женский запах. И хотя он твердо решил не зацикливаться на этом жесте, не искать то, чего никогда не было – когда он надкусил первый, идеально ярко-красный плод, Учиха понял, что во всем мире было только два человека, которые знали его достаточно хорошо, чтобы принести ему именно помидоры. И только один человек, которому было не все равно.