***
— Я же говорил, оно треснуло, — проворчал Фреш так, будто его совсем не слушали. — И ты хочешь сказать, что оно само? — Эррор аккуратно прикоснулся к крошечной трещине на блюдце с водопадами Ватерфолла. — Ну конечно, кроме тебя твои чёртовы блюдца никто не трогает. Они никому не сдались, — продолжал занудствовать его сводный брат, сложив руки на груди и прислонившись спиной к стенду с часами во весь рост монстра. Кажется, эта коллекция была особенно ценной, поскольку по сравнению с другими стендами с часами этот имел золотые расписные углы. — Может прислуга, когда протирала их в последний раз, была неаккуратна, — предположил Эррор, бережно снимая блюдце со стеклянной подставки. Теперь первые полки стеллажа с блюдцами, на которых были изображены исключительно пейзажи Ватерфолла, стали похожи на какую-то загадку. Словно этот стеллаж находился в детективной игре, где нужно было расположить блюдца в таком порядке, чтобы где-то в замке отворилась нужная игроку дверь. — Я уволил всю прислугу. Эррор крепче схватился за блюдце. — Что? Зачем? Они же часть нашей семьи. Да и кто теперь будет следить за Домом? Ты же сам не справишься, — он застыл, как какая-то древнегреческая статуя из бронзы и мрамора. Он не осмеливался двинуться, иначе бы эмоции обязательно захлестнули бы его. — А поместье я выставлю на аукцион. Но сдержаться ему не удалось. Он внезапно повернулся лицом к Фрешу, тут же нахмурившись. Его голос мгновенно приобрёл позабытые им дефекты. Каждое произнесённое слово как-будто бы спотыкалось об его зубы и язык, становясь совсем не звучным. — Три тысячи чертей, что за бред ты несёшь? Отец не был бы доволен тобой. Фреш хмыкнул, совсем не обращая внимания на изменения в голосе Эррора, словно всё оставалось прежним. — Вот поэтому я и хочу поскорее избавиться от этого тупого «музея с часами», — и как бы вторя своим словам, он пробежался взглядом по комнате, останавливаясь на каждом раздражающем его приборе. По сравнению с единственным стеллажом с блюдцами, этих злосчастный, злопакостных (как любил говорить сам Фреш) часов было бесчисленное множество. А этот стеллаж казался крошечной каплей в море. — Не начинай, Отец любил нас всех одинаково. Мы все были семьёй. — Ну да, ну да. Ты, видимо, забыл, как мы втроём разбили какие-то его часы. (— С золотым циферблатом, — прошептал Эррор скорее для себя, чем для Фреша.) И меня с Гено Он отправил в Хотленд в период кипения лавы на общественные работы, а ты отправился к матери на «переучивание» в Ватерфолл. Это же тогда ты купил это блюдце? Не отвечай. Даже этими блюдцами ты похож на отца. Он собирал все эти часы, а ты этот фарфор по всему Подземелью. На него Он запросто тратился, а вот обещанный мне скейтборд или новый шарф для Гено так и не купил. Интересно получается, правда? — Если тебе так хочется скейтборд, я куплю его. Эррор не торопился отнекиваться, заявлять, что то наказание для него было хуже, чем те же общественные работы. Фреш банально бы этого не понял. Он, от черепа до дистальных фаланг любящий свою мать, не смог бы в это поверить. — Да не в этом дело, Эр. «Семью» придумали для себя только ты с Отцом. — Но почему ты решил продать Дом только сейчас, а не сразу, когда получил его в наследство? — Эррор неосознанно прижал блюдце к себе. — Прислуга нашла ключ в забрале у тех доспехов в гостиной. Как оказалось, он подошёл к двери Отцовского кабинета… — по лицу Фреша можно было понять, что он подбирал слова, желая более чётко и понятно выразиться. Недопонимание между ними царило постоянно. — В целом, ты и сам можешь взглянуть. Кабинет больше не заперт. Сделай-ка сам выводы. Может наконец перестанешь считать Отца за святошу, как ты всегда делал. Произнеся это, он выудил из кармана брюк свой телефон. После чего, как понял Эррор, он заметил какое-то важное сообщение или хотя бы сделал вид, что у него якобы появился предлог, дабы закончить разговор как можно скорее. Напоследок Фреш улыбнулся одной из тех своих улыбок, которую он дарил всем знакомым перед тем, как уйти. Но не успел он выйти за порог комнаты, как Эррор поспешил его окликнуть: — А мы сможем по-настоящему стать семьёй? Мы, втроём, как раньше, когда мы были детьми? Фреш горько усмехнулся. — Гено в психушке, я продаю поместье, которое столько значит для тебя. И ты, правда, думаешь, что у нас что-то получится?***
В кабинет Отца, который находился закрытым ещё 3 года спустя смерти владельца, Эррор зашёл с бутылкой виски и чёртовым блюдцем в руках. Если бы не половина выпитого из бутылки, он бы никогда не посмел себе подобного богохульства. Если бы его мысли не напоминали процессор, в котором возникала одна за другой ошибки, он бы зашёл в кабинет в траурной одежде, той самой, в которой хоронил Отца. С того момента он представлял эту картину только так: он в тёмной, как смоль, одежде и сотни Отцовских мыслей, заставляющие душу трепетать. Ему хотелось погрузиться в мир, в котором жил его Отец, в мир, который он так страстно хотел попасть. Но только сейчас он продолжал стоять посреди Отцовского кабинета с блюдцем и бутылкой виски. Он был растерян. Его взгляд метался из стороны в сторону. Кабинет оказался не тронут, все книги и записи стояли строго в отведённом порядке. Всё вокруг было покрыто толстым слоем пыли. Было невыносимо душно. В глазницах беспощадно потемнело. Эррору стоило присесть. Он тут же повернул голову в сторону Отцовского кресла. Даже пьяным он не позволил бы себе сесть на Его место. Столько воспоминаний впивались в душу, как коршуны, налетевшие на умирающего монстрёнка. Он присел на пол, как делал это раньше перед отчитывающим его Отцом. Будучи редко шкодившим ребёнком, но в любом случае попадающимся на месте преступления, Эррор ярко помнил, как садился на этот пол в ожидании вердикта. Теперь перед глазами маячил Его образ, тот самый, хмурый, вечно недовольный. С каждой секундой Он становился всё более отчётливым, более раздражённым, точно таким же, когда Он узнал про те часы с золотым циферблатом. Эррору уже даже стало казаться, что он слышал Его приговор: «Ты будешь отправлен к матери, научись послушанию, тогда мы снова сможем стать семьёй». Эррор перевёл затуманенный взгляд с грязного пыльного пола на блюдце. Водопады Ватерфолла. Дождь, такой похожий на тот, что настиг его и детектива у лодочника. Он грустно заулыбался, прикасаясь к незаметной трещине.***
Погода в тот день была соответствующей. В газетах и тут, и там мелькали схожие заголовки: «О ужас! Король и Королева расстались!» или «Стала ясна причина разрыва: измена!». Но только все они были далеки от правды настолько, насколько они казались бессмысленными для потерянного монстрёнка. Он стоял посреди одной из самых оживлённых улиц Ватерфолла. Монстры пробегали мимо, прикрываясь газетами, своими чемоданами, чем только могли. Их куда больше интересовал горячий душ или чашка какао дома, чем какой-то щуплый, маленький и беззащитный монстрёнок, который весь сжался и не понимал, что ему делать дальше. Взрослым вообще часто бывает всё равно на не своих детей, какая им разница. И совершенно у каждого возникает мысль: «ему поможет кто-то другой». Так было и в тот, совершенно мокрый, склизкий и неприятный день. От собственной беспомощности монстрёнку хотелось глотать горькие слёзы, только почему-то из глазниц они не текли. А им взамен будто были те синие нити на щеках потерянного. Гнусно было ещё то, что сам монстрёнок оказался невиновен в том, что смотрел куда-то вверх посреди оживлённой улицы. Он не сбегал от родителей, чтобы узнать, как сильно они его любят, не потерялся, потому что побежал вслед за бабочкой. Его просто никто не встретил на станции у лодочника. Его любимая, тогда ещё драгоценная мама не пришла его забрать. И он знал почему. Знал, почему она уехала от него с папой, знал, почему больше не хотела его видеть. — Эй, пацан, паца-а-а-ан, пацан! — далеко не сразу Эррор опустил голову вниз, наконец заметив перед собой мальчишку с массивным чёрным зонтом, который не сильно отличался от его грязного лица. Только изогнутая ручка поблёскивала. — Ты это мне? — непонимающе наклонил голову вбок монстрёнок. И ровно в тот же момент дождевая капля попала прямо ему в глазницу. — Ты видишь другого потерянного придурка, смотрящего на небо? — хихикая, поинтересовался незнакомец. В его глазах не было враждебности или злого укора, наоборот они игриво сверкали. Кажется, его по-настоящему заинтересовал потерянный и сбитый с толку монстрёнок. Эррор осмотрелся. Незнакомец хотел было сделать какое-нибудь серьёзное выражения лица, но вдруг заливисто по-доброму засмеялся. От смеха его скрутило пополам, а отдышаться и поутихнуть удалось далеко не сразу. Но когда он заметил, что его собеседник недовольно нахмурился и отвернулся, то совсем перестал улыбаться. — Окей, окей, пацан, ты реально потерялся? — Не разговаривай со мной. Отец запретил мне разговаривать с незнакомцами. Поворачиваться обратно, как понял чумазый мальчишка, Эррор не собирался. Он всё продолжал корчить из себя смертельно обиженного. — Тебя типа только это смущает? — не получив ответа, незнакомец пару раз заметно моргнул. — Ладно, тогда… Он замолчал на какое-то время. Именно в тот момент Эррор впервые увидел, как на лице его собеседника отображается весь его мыслительный процесс. Только Эррор поворачиваться всё так же не планировал, он смотрел искоса, словно подглядывал. Ему было искренне интересно наблюдать, как незнакомец поджимал рот, бросал косые взгляды, потирал сверкающую ручку зонта. — Я твой Друг, — неожиданно произнёс мальчишка, так уверенно, будто это было какое-то правило. — С чего бы?.. Я тебя не знаю, мы не можем быть друзьями. — Не-не-не, пацан, ты не понял. Я — твой друг. Мне можно доверять. Мы на одной стороне и всё такое, — поспешил добавить он, желая поскорее закончить эту сложную часть знакомства. Он же хотел помочь потеряшке, а не рассуждать о том, кто такие друзья. — Но я даже не знаю твоего имени. — Неужели для тебя это так важно? — Конечно, — максимально серьёзно ответил Эррор, повернувшись к Другу. — Ла-а-адно, зови меня «Улыбающийся глазами»! Меня так в банде кличут!***
Эррор проморгался, словно от наваждения. Он всё так же находился в Отцовском кабинете с бутылкой виски и блюдцем. Чтобы подняться, ему пришлось приложить некоторые усилия. Виски он решил оставить там же, на полу. Теперь в его голове появилась отчётливая мысль. Он пришёл сюда, чтобы узнать, почему Фреш хочет продать Дом. Стол. Отцовский дубовый тяжёлый письменный стол с незатейливой резьбой. Эррор долго смотрел на него, как на оазис в пустыне. И только спустя полминуты смог понять, что так сильно манило его. Этот стол не был покрыт тем же слоем пыли, что и книжные шкафы, камин и напольные часы. Фреш тут что-то активно передвигал, это можно было понять по пыльным следам. И как только Эррор прикоснулся к одному из шкафчиков в письменном столе, телефон в кармане его пиджака надрывисто завибрировал. Нехотя, он всё-таки ответил на звонок. — Я знаю, что сейчас уже 10 вечера, но это меня не остановит. Я придумал, как мы проберёмся к Риперу в гости. Так значит… Инк не выбросил его номер телефона?