***
Когда пришло время, и Феликс услышал уверенный и громкий стук в дверь, он вздрогнул. Сердце его быстро забилось в груди от ужасного волнения, но он нашёл в себе силы сорваться с места и побежать… Добежав до лестницы, он вспомнил о необходимых манерах и тут же приосанился, напустил на лицо то загадочное выражение и начал медленно спускаться, грациозно опустив руку на перила. Августин, стоявший уже внутри дома, увидев Феликса, чуть не открыл от удивления рот, но всё же сдержался. Такая реакция настигла всех гостей: и мать, и отца, и Гертруду Бозидаровну, и Еву… Однако последняя вспыхнула от смущения и убежала на кухню, чтобы принести посуду к столу. Феликс подошёл к своему другу, не проронив ни слова, и уголки его губ приподнялись, рождая таинственную улыбку, подогреваемую странным блеском в глазах. — Привет, — с придыханием произнёс Августин, скользя жадным и любопытным взглядом по мальчишке. — Привет, — лукаво ответил Феликс, чуть прищурившись. — Мы можем пройти к столу. Вечер проходил тихо и спокойно. Все родственники мальчишки с одобрением смотрели на его нового друга, иногда задавая вопросы и поражаясь его воспитанности и уму, но с непониманием оглядывали самого Феликса, будто перед ним сидел экзотический зверёк, которого они никогда и не видели. Ева не отрывала от друга взгляда и выглядела такой бледной и напряжённой, что Гертруда Бозидаровна иногда прикладывала ладонь к её лбу, на что та отмахивалась. — Феликс, можно тебя? — не выдержав, спросила девушка и тут же сорвалась с места, даже не дожидаясь ответа. Августин скользнул по ней медленным, оценивающим взглядом и неудовлетворённо хмыкнул. Платье девушки поражало любого деревенского паренька своей свежестью, элегантностью. Пожалуй, Августина бы тоже поразило, если бы не резкий диссонанс между одеждой и лицом: платье дышало роскошью и изысканностью, а лицо Евы было простым, глаза её глядели прямо, не имея в глубине никакой тайны. «Такое платье больше подошло бы Феликсу», — усмехаясь, думал парень, переводя свой тягучий взгляд и на друга. Лицо мальчишки озарилось лёгким недоумением, однако, не поражая этим полностью — в чертах его лица осталась тень добродушной и гостеприимной улыбки, а также вежливости. Феликс прошёл за подругой в гостиную, и остановились они только у лестницы. Евы пронзила его долгим, недовольным, пристальным взглядом, будто вопрошая им ответа на свой немой вопрос. — Что с тобой случилось? Ты ведёшь себя странно, — наконец проговорила Ева, не отрывая испытующего взгляда. — А что не так? Ева, я стараюсь быть взрослым и умным человеком. Разве этого не видно? — Феликс развёл руки в стороны, по-доброму ей улыбаясь, словно выражая сочувствие. — Ты ведь умная девочка. Не стоило отрывать меня от разговора по такому глупому поводу. Мальчишка вернулся к гостям, оставив Еву наедине со своими мыслями. Сейчас её поступок казался даже ей глупым и детским, что заставило девушку густо покраснеть. Но больше своего ребячества она стыдилась упрёков Феликса, ведь ещё недавно он поступал совершенно так же, перебивая родителей во время их разговора, совершая детские шалости вместе с ней. Раньше он казался ей таким же добрым ребёнком, каким являлась и она, а теперь Феликс предстал перед ней если не мужчиной, то повзрослевшим, рассудительным юношей. Это новшество приводило её в трепет.***
Они вновь сидели на своём излюбленном месте, у пруда, и смотрели, задрав головы, на потемневшее небо, на котором уже начали сверкать первые звёзды. Вечернюю тишину, стоявшую в лесу, прерывало только свежее дуновение ветра, говор и смех двоих друзей. — Как тебе Ева? — Девочка, — слабо улыбаясь, ответил Августин и посмотрел на Феликса, чуть прищурив глаза, ожидая его ответа. — В каком смысле? — встрепенулся мальчишка, поднимая любопытный взгляд на парня. Даже его любопытство стало иным: он не просто смотрел, словно непонятливое животное, на собеседника, он вытягивал информацию взглядом. — Обычная и маленькая. Типичная деревенская девчушка. Внешностью не обделена, но показать себя не умеет. Посоветуй ей сделать интересную стрижку и делать макияж. — А я мальчик? — делая акцент на последнем слове, поинтересовался Феликс. — Ты становишься прекрасным юношей. Думаю, таких и описывают в сказках для таких маленьких девочек. — Даже не знаю, радоваться мне или обижаться… Они долго и упорно смотрели друг другу в глаза и тихо смеялись от этого достаточно откровенного разговора. Поражённый романтикой ночи, Августин немного пододвинулся к своему юному другу и склонился к его лицу, уже касаясь губами его губ. Он чувствовал трепет Феликса и его судорожное, частое дыхание. Такой загадочный и манящий на ужине, он стал совершенно невинным в эти мгновения. Августин неторопливо сминал его губы, ещё позволяя мальчишке сбежать, но тот сидел на месте, словно обездвиженный ласковым поцелуем, слегка размыкая губы и издавая томный вздох, разнёсшийся слишком громко из-за окружающей тишины. Парень неспешно углубил поцелуй, впадая от него в негу. Губы Феликса оказались мягкими, сочными, а сам мальчишка — податливым и наивным. Он проводил языком по его зубам, нёбу, исследуя его рот. Феликс, совершенно не имеющий опыта, отвечал робко и неумело, что возбудило в Августине ещё большую активность — тот целовал его всё более жадно и страстно, уже тяжело дыша и опаляя кожу мальчишки жаром. Ненавязчиво Августин оглаживал его тело, попутно освобождая от одежды, которую откидывал в сторону, укладывая Феликса на траву. Мальчишка не противился, опьянённый новыми чувствами, слыша лишь громкое биение своего сердца и своё же частое дыхание. Каждое касание Августина оставляло на теле обжигающий след, от которого Феликс слабо выгибался и блаженно прикрывал глаза. Довольно крепкая и настойчивая рука парня спустилась по животу вниз, обхватывая вставший член мальчишки, заставив того слабо вздрогнуть и шумно выдохнуть. Сначала движения были мучительно медленными, чтобы заставить Феликса скулить и метаться по траве, но вскоре они стали быстрее и резче, выуживая тихие, сдавленные стоны. Феликс выгибался, кусал губы, скулил, просил ускориться, совершенно забывшись в наслаждении, пришедшем так неожиданно. Августина накрывало возбуждение вслед за мальчишкой, ведь тот так развязно выгибался и тихо вздыхал, так томно смотрел на него из-под полуопущенных ресниц… Вскоре юное, бледное тело содрогнулось в оргазме, и сладостный стон разнёсся меж деревьев, прорезая загустевший воздух. Перед глазами мальчишки всё плыло, он едва ли осознавал, что сейчас произошло, но разум настойчиво к этому стремился. Когда всё прояснилось, а Феликс уселся на траве, то он увидел лишь удаляющуюся фигуру Августина, заставившую его щёки ярко вспыхнуть.***
Ещё одна бессонная ночь ползла медленнее, чем черепаха. Эта ночь не была похожей на прежние, лишённые сна. Раньше Феликс с упоением читал книги, которые вручил ему Августин, но сейчас он со стыдом вспоминал произошедшее, не в силах понять, зачем всё произошло именно так. Его смущало поведение Августина, но ещё больше смущало собственное удовольствие, которое он никак не мог забыть. При воспоминании этих нежных рук, по телу Феликса проходилось напряжение в паре с мурашками. Он кутался в одеяло и прятал в нём лицо от самого себя, от своих мыслей.***
Ева сидела в своей комнате на подоконнике и глядела в окно соседнего дома: там было слишком темно, чтобы разглядеть хоть что-то. В ослабших, тонких руках девушка держала толстую книгу — очередной роман, который до этого вечера она читала с особым удовольствием. Но сейчас все её мысли были заняты не прекрасным юношей из девятнадцатого века, а не менее прекрасным юношей, живущим по соседству. Она думала о его преображении, о его новой манере поведения и не могла понять, каким Феликс ей нравится больше. С одной стороны стоял беззаботный мальчишка, одетый в слегка застиранную, мешковатую одежду, громко смеявшийся и находившийся везде в один момент, а с другой — грациозный, манерный юноша, посыпанный лёгким пафосом, словно торт, который даже молчал выразительно, показывая свои чувства взглядом и мимикой. Что к одному, что ко второму девушка питала нежные чувства и краснела, представляя себя и милого Феликса в читаемом романе. Ей представлялось, как он не грубо, но довольно настойчиво обнимает её за талию, прижимая к себе, нежно целует её в губы, даруя такое наслаждение, после которого было бы не страшно и умереть. И от этих уже не детских фантазий, всё её тело горело — в особенности лицо и низ живота. Зная, что он сладко спит в своей комнате, она не смела отвести взгляда от его окна, словно сторожа чуткий сон своего сказочного принца.