* * *
Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Врут, ничего такого Рейнбоу не заметила. Она была сосредоточена на том, чтобы удержать облачный остров в контролируемом падении, не давая сорваться в пике. Слишком много льда и слишком мало облачного пара — вес города давил на копыта со страшной силой. Да, она летела кверху копытами, стоя на облаке снизу и лихорадочно размахивая крыльями. Только в этой позе и удавалось сделать хоть что-то. Хруст. Копыта продавили облако и вошли в лед, расползлись трещины. — Нет! Не сейчас! Я почти выправила курс! От Клаудсдейла во все стороны разлетались обломки — меньшие облака. Рейнбоушайн помогала, как могла, управляя из центра фабрики. Если она уменьшит массу… Дэш ускорилась еще сильнее, ее крылья размазались в воздухе, создавая радужную дымку. Город падал по пологой траектории, медленно выравниваясь. — Еще чуть-чуть! На двадцать процентов больше? Ха, да сейчас она выдавала на порядок больше всего, что могла ранее. Все получается! Падение замедляется! Осталась только одна проблема… До земли оставалось меньше километра, а у пегаски застряли копыта. — Что же делать, что же делать… Когда огни Кантерлота прямо под ней стали четко различимы, когда Рейнбоу отчаявшись, приготовилась к столкновению, прямо перед ней разгорелся желтым светом овал портала, из которого выглянула голова драконикуса. — О, привет, я не помешал? Иду я, значит к себе в замок, а тут смотрю — город падает. Думаю: «Какая неожиданность?» Решил заглянуть, проверить, не нужно ли поправить курс, а то мало ли, упадет прямо на гору, много подданных поубивает… — на это существо словно не действовала скорость и гравитация, вокруг бушевали потоки ветра, но голос раздавался, как будто у самого уха. — Э-э-э… а ты кто? — Дэш оторопела. — Ох, совсем забыл представиться. Дискорд, повелитель хаоса и временный заместитель принцесс. А читала бы книжки, знала бы, кто я такой. Ну, я не в обиде, не всем же дана хоть капля ума. Ну так как? — Если можешь — помогай! Мы уже поч… Щелк. Искры посыпались из когтей Дискорда, Клаудсдейл остановился рывком у самой скалы. Пегаску вырвало из облака и швырнуло на площадь, как снаряд, отчего она и вырубилась. — Ой, это я резковато. Ну да ладно, оклемается. Так-так, еще один город попал под мои загребущие лапы! Пусть не заселен, потрепан, но все же! А что мешало мне его самому спустить? А, точно, я просто забыл! — и драконикус расхохотался. Он смеялся до слез, и слезы сбегали по его телу, размывая его маревом, изменяя цвет и форму. Спустя несколько мгновений на мостовой стоял глава совета единорогов — Рэдволл. — Давненько так не смеялся. Ах да, пегас! Эта доходяга не подойдет, слишком будет выделяться в моем отряде. А вот там, среди облаков, кто-то еще остался…* * *
Сколько прошло времени, я не смог отследить. В темноте, без возможности ощутить хоть что-то, каждая секунда тянется бесконечно. Я сходил с ума, говорил сам с собой, но слова не долетали до ушей, словно теряясь в липком и густом киселе. Ничего не помогало — ни ауры, ни магия, все возможности будто обрубили. Неужели это конец? Вот так остаться навсегда здесь, неизвестно где. Беспомощнее слепого котенка. Когда в последний раз я так себя чувствовал? Да, пожалуй, только в тот момент, когда меня съели в прошлом мире. Неужели и сейчас? Оп-па. Тонкий луч света ворвался во мрак и разметал его по сторонам. Я поднял голову. Стол, кружевная скатерть, чашка и блюдце перед носом. — У нас новый гость! — тоненьким голоском пропищал кто-то. — Налейте ему чаю! Что-то справа шевельнулось и подцепило узорчатый чайник с цветочками. Костяная нога с копытом дергаными движениями поднесла чайник к чашке. Адепты Атропос? Здесь? Я повернул голову. Мертвая кобыла в платье запрокинула череп, щерясь обломками зубов. За столом сидели мертвецы разной степени тления. Они были одеты в нелепые одежды и измазаны краской. Безумие! — Пей, дядя… Лютик, я буду звать тебя Лютик! А теперь, скажи «спасибо», и пей чай! Рывок! Но меня удержали теневые жгуты, сжав так, что захрустели кости. Эта тварь примотала меня к стулу! — Нельзя уходить! Невоспитанный дядя! — только теперь я заметил на дальнем конце стола худощавый силуэт. — Что тебе надо? — Мне надо, чтобы ты попил чай! — тварь рявкнула, изменяя голос. Теперь в писк встроились басы и инфразвук, словно она говорила из нескольких глоток одновременно. — Не зли меня, Лютик! Я опустил взгляд. В чашке было пусто. Это… этот проклятый жеребенок играет. Играет в чаепитие. Вот только игрушки у него вызывают содрогание и отвращение. Пришлось сделать вид, что я пью чай. Поднять чашку, сделать фальшивый глоток… — М-м-м… вкусно. — Ну наконец-то! Ты хороший, Лютик. Не кричишь, как другие… Другие… а? Оно и остальных схватило? Паника отразилась на моей морде, но жеребенок продолжил: — Не эти. Те, кто был раньше. Твои бывшие друзья остались наверху. Сложно забрать несколько сразу. Да и мама говорила, что много игрушек — вредно. Ах да! Мама, познакомься с дядей Лютиком! Он теперь живет с нами! Скелет, сидевший около жеребенка, ощерился и помахал копытом. Марионетки. Она управляет мертвыми, как куклами, но не может управлять живыми. Я же шевелюсь по своей воле, не так ли? Силы, напоминающие таковые у одного моего старого знакомого. Да и не одного. Словно Негатива и Тень соединили вместе. Но это следствие осколка тьмы, а не божественного вмешательства, так что есть возможность спастись. Этот жеребенок не очень умен, нужно только разобраться в его мышлении, найти точки давления. — Не спи, дядя! Чай стынет. Делаю еще один «глоток». — Эм-м… можно вопрос? — Конечно! О чем ты хочешь узнать? — Как тебя зовут? — если хочешь завоевать доверие, надо сблизиться. — Меня? Я — Олив! Мама называет меня Оливочкой! — кобылка возбужденно зажестикулировала. — А папа — Пронырой! Он такой веселый! Еще один скелет открыл рот и затрясся в приступе беззвучного смеха. — Почему ты здесь? Что произошло? — Пей чай! — опять нотки безумия. Новый подход к пустой чашке. Я выпустил ауру тонкими жгутами, ощупывая стул. Тени казались цельными и не поддавались, но сам стул можно разбить, тогда появится некоторая свобода действий. Нужно только подгадать момент. — Однажды я залезла в мешок одного плохого дядьки, — помолчав, сказала Олив. — Папа не разрешал, но уж очень было любопытно, что он там прячет. И в мешке был красивый камушек. Я просто хотела поиграть! А он, а он… Кобылка разрыдалась. Осколок сущности Найтмейр. Как он оказался у постояльца? Возможно, гонец тащил его в Кантерлот. И никто не удосужился защитить мешок от любопытного жеребенка. Нет, я понимаю, страна в разрухе, магов не так уж и много, но это уже ни в какие рамки. — Лютик? — А? — не сразу понял, что это меня зовут. — Помоги мне, — Олив вскочила на стол и засеменила по нему. Мертвецы обмякли на стульях, гремя костями. — Помоги мне! — голос снова сменился на безумный. — Или умрешь сам! Она остановилась прямо передо мной. Маленькая костлявая зеленовато-желтая единорожка. Кроме теней, что вились вокруг нее, ничего необычного. Кроме теней и голоса, который набирал силу: — Сейчас! Сейчас это опять случится! Каждый раз, каждый раз… — слезы стекали по ее мордочке, падая и разбиваясь о доски стола. — Или ты, или я! Тени снова ожили и, словно змеи, поползли ближе. — Бабах! — в дальнем конце комнаты вывалилась створка двери. — Что это за сено? Карма, ты тут? — это Хувс! Они нашли меня! Олив повернулась на шум и ухмыльнулась: — У нас гости! Нужно больше чая! Скелеты снова зашевелились, тени собрались в упругий комок, еще мгновение… — Бабах! — прямо посередине лба жеребенка образовалась черная точка. — Мя? — тело шлепнулось на стол. В подвале посветлело. Кости рассыпались, теневые жгуты рассеялись. Меня больше ничего не удерживало, но двигаться не было сил. Кровь текла, смешиваясь со слезами, и капала на пол. Обычная, красная кровь.* * *
То, с чем не может справиться магия, иногда легко побеждается обычным куском свинца. Иногда гордиев узел можно разрубить только мечом. Олив… Она уже стала чудовищем, пусть и с проблесками былого разума. Осколок извратил саму ее суть — жеребенку много не нужно, не каждый взрослый способен сопротивляться злу в душе. Оправдания. Как всегда. Чтобы не сойти с ума, чтобы двигаться дальше. Сердце становится все черствее, и однажды, когда наступит действительно сложный момент… Я или ошибусь, или выберу верный вариант. Подругам мы ничего не рассказали, даже не дав спуститься в подвал. Они чувствовали, что что-то не так, но не расспрашивали. Хувс был подавлен. Он долго молчал, затем вернулся к паровику и в одиночку принялся перебирать детали. Понять можно. Камень жег копыта. Маленький осколок, разрушивший множество судеб. Я закинул его в термос и закрыл вентиль. Еще один кусочек паззла, который там, впереди, сложится во что-то осмысленное. Дождь прекратился, можно было отправляться в путь. Тучи унесло дальше на север, и по небу раскинулась сеть из звезд. Красиво. Колеса скрипнули, и паровик тихо набрал ход. Секундное промедление — мы остановились на углу дома, чтобы поставить точку в этом эпизоде. — Поджигай! — лампа врезалась в бревенчатую стену, разбрызгивая горючую жидкость. Тронулись. Огонь жадно лизнул подгнившее дерево и расползся дальше. Вот он уже на втором этаже. Окна бьются от жара. Крыша проваливается, сперва отдельными черепицами, затем целыми участками, обнажая горелые стропила. Мы не могли всех похоронить. Слишком много тел осталось в том подвале. Когда паровик перевалил за холм, руины на горизонте окончательно сложились, взметнув в небо ворох искр, и оставляя памятником погибшим закопченную трубу камина. Она, подобно обелиску, возвышалась над бушующим огненным адом.