Князь Семи королевств

      Драгомир молча стоял подле Железного Трона и, сжимая рукоять меча, с презрением наблюдал за толпой лизоблюдов и дворцовых интриганов, вынужденный присутствовать на этом «мероприятии» по приказу своего отца.       Черный доспех драконьего всадника был начищен до блеска, сам юноша был таким же безупречным, как и его снаряжение – статус принца обязывал его выглядеть идеально в любой ситуации. Это и не было ему в тягость, всё же чувство собственного достоинства не позволяло юноше выглядеть неподобающим образом.       Рядом с Драгомиром, самым младшим из всех, стояли его сводные сестры и брат: Яра Грейджой, Мерия и Нимерия Мартелл, Рикард Старк, Элина Тирелл. Все остальные дети императора, чей возраст еще не достиг даже десяти лет, не присутствовали на церемонии. Ни один из детей императора не носил его фамилию – это привилегию нужно было заслужить, тем более Драгомир подозревал, что отец просто не желал, чтобы люди забыли кем являлись его жены и специально оставил им их фамилии. Возможно была еще какая-то причина, но юноше она была неизвестна.       Жёны императора Вестероса стояли ближе к Трону. Драгомир с неудовольствием отметил, что его мать снова была пьяна – пить она начала ещё когда ему не было и года и продолжала до сих пор. На её внешности и здоровье выпитое вино не отразилось лишь благодаря лечебным снадобьям.       Юноша знал, что таким образом она показывают свою «непокорность» его отцу, но это было лишь самообманом матери. Будь она по-настоящему непокорна, её бы здесь не было. Да и не стал бы король терпеть любого проявления самоволия от одной из своих жён.       Но всё равно Драгомир любил свою мать, несмотря на её пороки и презрительное отношение к нему и отцу. И даже её преступления против короны и империи, свидетельствами которых были золотые цепи на ней, не могли изменить отношения юноши к своей матери. Это было наивно и, возможно, глупо, но Драгомир не терял надежды когда-нибудь наладить с ней отношения, которые окончательно были испорчены четыре года назад, когда юноша не поддержал мятеж своего старшего брата.       Рядом с Драгомиром стоял его лучший, несмотря на разницу в возрасте, друг – Титос Ланнистер, сын Тириона Ланнистера. На своего отца, деда или даже прадеда, в честь которого и был назван, он не был похож почти ничем, кроме золотых волос: Титос был огромен в свои девятнадцать лет, словно скала, и столь же силён. На нём, как и на Драгомире, были надеты черные доспехи драконьего всадника, хотя в его случае это скорее было меткой позора, ведь дракона Ланнистера обезглавил лично император в наказание за участие в восстании. Только чудо и мольбы Тириона сохранили Титосу его собственную голову, но он отнюдь не был за это благодарен своему отцу.       По левую сторону от Железного Трона стояли ближайшие советники и сторонники императора. Впереди всех стоял, разумеется, десница – Тирион Ланнистер. С ним у Драгомира были наиболее теплые и близкие отношения из всего окружения отца. Хотя у всех детей императора были отличные отношения с Тирионом, его любили все. И сам он любил их. Только вот любовь родного сына ему заполучить не удалось.       Пока Драгомир предавался воспоминаниям, процессия из двух дюжин самых знатных и богатых людей Летних островов остановилась у подножья Железного Трона, склоняясь в глубоком, преисполненном покорности, поклоне. Двоюродный дедушка Тирион рассказывал Драгомиру, когда тот был ещё совсем маленький, как император Джоффри I за неполный месяц, сразу после Второй Долгой Ночи, захватил Летние острова малыми силами, быстро и беспощадно уничтожив любое сопротивление. Сам отец говорил об этом, как о последнем завоевании перед долгим периодом мира. Что конкретно он имел в виду, Драгомир не знал.       И в этот день исполнялось ровно двадцать лет с «приведения к согласию» Летних островов и наместник Джалабхар Ксо, бывший когда-то принцем, сейчас вместе со своими чернокожими подданными демонстрировали верность и покорность своему императору.       Весьма скучная и неинтересная церемония, по мнению Драгомира.       И лорды Империи, и заморские вельможи не уставали засыпать императора дарами и клятвами в верности и лояльности, в надежде на его благосклонность и милость. Юноша находил всё это глупым и бесполезным, но отец на это лишь усмехался, говоря, что ему только предстоит понять всю важность подобной «глупости».       Император восседал на Железном Троне и великодушно принимал все предложенные ему дары, многих из которых были попросту бесценны, но преподносить что-то меньшее могло бы считаться за оскорбление. И отец принимал все эти дары, за обладание любым из которых большая часть присутствующих с легкостью отдали бы обе руки, с таким лицом, словно они ничего не стоили в его глазах. Словно они всегда и так принадлежали ему, а сейчас по какому-то недоразумению посторонние люди принесли к его ногам его же собственность.       Впрочем, возможно в голове владыки Империи всё так и было. Драгомир порой не мог понять ход мыслей своего отца, как будто он был существом совсем другого порядка, нежели человек. Но ведь так оно и было? Император Джоффри был Избранным Семерых, живым воплощением богов на земле.       И всё равно для юноши, привыкшего видеть окружающих насквозь, мотивы и причины действий отца оставались по большей части загадкой, которую пытливый ум Драгомира силился, но никак не мог разгадать.       Почему отец, обладая такими силами и ресурсами, до сих пор не начал завоевание Эссоса? Почему он позволяет существовать Содружеству Вольных Городов и Гискарской Республике? Почему на Эссосе царит культ ложного бога Р’глора? Почему самые северные земли закрывает Стена, если отец двадцать лет назад победил Иных и почему он не уничтожил их полностью?       … Почему отец не предвидел и не предотвратил Восстание Дракона четыре года назад?       Слишком много вопросов, на которые не было ответа. И последний вопрос был наиболее важным для юного Драгомира, ведь именно из-за этого мятежа он лишился старшего брата, которого любил всем сердцем больше всех остальных.       - Слава нашему императору, - шёпотом, чтобы никто не услышал, протянул Титос чуть ли не на ухо Драгомиру. – Как бы я хотел пронзить его самодовольное лицо прямо сейчас.       Юноша бросил взгляд на своего отца, но тот, как и прежде, сохранял маску вежливого интереса и холодного величия. Ни следа самодовольства, которое увидел его друг.       - Ты знаешь, что тебе и шагу ступить в его сторону не дадут, - так же шёпотом ответил Драгомир.       И это была правда. После событий четырехлетней давности, за Титосом следили тщательней, чем за жёнами императора. Каждый его шаг, каждое слово или действие записывалось и, по мере надобности, докладывалось лично Джоффри. Да что там: золотая цепь на шее Ланнистера, многие которую принимали за украшение, была готова убить его в любой момент по приказу императора.       Титос буквально жил в золотой клетке эти четыре года. Опозоренный и беспомощный, ему оставалось лишь сквернословить и хулить своего главного тюремщика. Остальным его товарищам и друзьям так не повезло.       Драгомир вновь, против воли, вернулся в тот страшный день, когда весь Красный замок был охвачен пламенем, а на улицах столицы было столько крови, что ей можно было покрасить все дома. Очень многие молодые сыны и дочери лордов и высокопоставленных чиновников лишились жизней, причем далеко не сразу. Император с невероятной жестокостью подавил вспыхнувшее восстание, беспощадно расправившись со всеми мятежниками. И в первую очередь – со своим старшим сыном, братом Драгомира.       Даже видевшие Войну Пяти Королей поражались той жестокости, что охватила Джоффри во время восстания. Но они молчали, боясь навлечь на себя ярость императора. Посмели говорить лишь его ближайшие и давние сторонники, сумевшие хоть немного, но остудить гнев владыки Империи.       - Лучше бы я умер тогда, - ответил Титос, с ненавистью глядя на фигуру императора, - погиб бы в бою или от рук этого палача, в зените силы и славы…       - И кому стало бы легче от этого? Как будто ты не помнишь их криков…       - Помню, еще как помню. Я помню имя каждого, кто пошёл за нами. И, будь уверен, когда-нибудь я вырежу каждое имя на трупе этого «владыки».       Почему отец оставил многих бунтовщикам жизнь? Только из-за просьб их родственников и в честь их заслуг? Почему он позволяет ему, своему сыну, дружить с одним из предводителей восстания? Вопросы, вопросы, вопросы.       В этот самый момент Драгомир поймал взгляд отца, направленный прямо на него. На секунду юноша даже растерялся и в голове промелькнула мысль, что император читает его мысли… Но Джоффри лишь слабо усмехнулся и вернул своё внимание на церемонию. Однако, того презрительного взгляда, который отец бросил на Титоса, хватило Драгомиру, чтобы понять: император Вестероса просто не считает сына Тириона опасным.       Эта простая догадка пронзила мысли юноши, словно копье, и он поразился простоте ответа на свой давний вопрос: отец не просто не считает Титоса опасным, а вообще не принимает его за человека, способного хоть на что-то! Возможно, Джоффри рассматривает сына своего десницы лишь как забавную домашнюю зверушку? Эта мысль пугала: ко скольким ещё людям отец так относится?       И как он на самом деле относится к нему самому?       Старшего сына Джоффри, насколько Драгомир помнил, всегда любил: он лично воспитывал и обучал его всему, даже магии. Они вместе проводили бесчисленные часы, обсуждая не только внутренние дела государства, но и внешние. Только самому императору были известно, в какие тайны был посвящён его старший сын. И тем не менее, владыка Вестероса казнил его без всякого сожаления, и даже наоборот – с невероятной жестокостью.       От следующей мысли по спине Драгомира пробежали мурашки: если отец сделал такое с любимым сыном, что он может сделать с другими своими детьми?       - Опять витаешь в облаках, - томно прошептала ему на ухо Нимерия, ущипнув юношу чуть пониже спины.       Тут же все посторонние мысли вылетели из головы Драгомира и его лицо залила краска. Сёстры-близнецы хоть и были сводными, но всегда к нему хорошо относились. Даже слишком хорошо: их чересчур откровенные шутки порой заходили за все границы приличий. И иногда он даже не был уверен: шутят они или же серьезно испытывают к нему неестественное влечение? И каждый раз Драгомир отчаянно краснел и терялся, чем приводил Мерию и Нимерию в дикий восторг – им безумно нравилось дразнить младшего брата.       - Я не витаю, - пробурчал Драгомир, стараясь взять себя в руки, - просто задумался.       - Маленький братик задумался, - прошептала в другое ухо Мерия, - стал уже совсем взрослым и научился думать, как это мило.       Сестры продолжили что-то говорить, но юноша смог переключить своё внимание и не слышать их слов. Обе они с детства любили подшучивать над ним. Невольно в памяти Драгомира всплыло воспоминание, как Мерия и Нимерия довели его до истерики, убедив его, что по нему ползёт мозговой червь, который собирается съесть его мозг. Крик совсем еще маленького принца тогда разбудил весь замок и всей троице сильно влетело от отца, но сестры всё равно остались довольны проказой.       С тех пор Драгомир старался слушать их поменьше, для собственного же блага.       Взгляд молодого принца, далеко не первого в престолонаследии, вновь вернулся к проходящей церемонии, а мысли – к вопросам, на которые не было ответа…              ***              Вечер в Красном замке традиционно был выделен императором для «личных» дел. В основном это было воспитание своих детей. Но в праздники вечера всегда занимали пиры и гуляния, известные своей щедростью и весельем.       Однако, в этот раз порядок вещей был нарушен и Джоффри просидел на пиру ровно столько, сколько того требовали правила приличия, незаметно уйдя, как только гости дошли до нужной степени опьянения.       Легким взмахом руки император поманил за собой и Драгомира. Юноша знал этот жест – обычно он означал, что отец желает преподать юному принцу очередной урок.       В покоях отца не было никого, кроме него самого. Вся охрана осталась в коридоре и сейчас в комнате был только Джоффри и Драгомир. Император уже сидел за широким столом, на котором лежала весьма подробная карта Вестероса и Эссоса, и медленно потягивал вино из золотого кубка.       Золотые короткие волосы и такая же борода, зелёные глаза, идеальные черты лица и могучее телосложение – всем своим видом Джоффри являл собой совершенного человека, настоящего правителя могучего государства. Сам Драгомир был сильно похож на своего отца, что не уставали подмечать придворные, правда волосы его были серебряными, да и борода ещё не росла. Из всех детей императора именно он походил на отца больше остальных.       Яра, Мерия, Нимерия и Элина пошли в матерей, Рикард был рыжеволосым и чересчур тощим и болезненным, несмотря на всё лечение, которое ему давали. Драгомир как-то слышал, что если бы не магия отца, то его сын от Сансы Старк не дожил бы и до года. Ходили даже ужасные слухи, будто бы дочь мятежника втайне травит собственного сына, в надежде убить его назло мужу.       Были и другие дети, но они были ещё слишком малы, чтобы говорить о каком-либо сходстве.       И еще старший брат Драгомира, насколько он помнил, чрезвычайно сильно походил на Джоффри…       - Дотракийцы, - неожиданно прервал мысли юноши голос отца, - что ты знаешь о них?       - Кочевники, живущие на равнинах Эссоса, - быстро ответил юноша, не удивившись внезапному вопросу Джоффри. – Разбиты на отдельные кланы, слабо связанные друг с другом. Живут за счёт грабежа и разбоя, огромное значение придают лошадям. И потому – прекрасные всадники и воины, как я слышал. Разграбили и уничтожили бесчисленное количество городов и даже целых царств. Зачастую, даже сильнейшие города предпочитают откупаться от дотракийцев. У самих кочевников только один город – Ваэс Дотрак, священное для них место.       - Всё, как по учебнику, - хмыкнул император, жестом предлагая сыну сесть напротив него, у карты, - но всё верно. Разве что, я не стал бы этих дикарей называть воинами. Грабители и насильники, не более. Сколько они продержатся против, допустим, армии Империи?       - Не долго, - тут же ответил Драгомир, прекрасно разбирающийся в военном деле и представляющий, на что способна армия Вестероса. – Единственная сложность, которая возникнет в бою с дотракийцами – это необходимость хоронить или сжигать их трупы.       - Их сотни тысяч. Неужели ты думаешь, что наша армия сможет перебить такое количество мужчин, пускай и простых грабителей?       Драгомир прикусил язык. О малочисленности императорской армии он так же знал – Война Пяти Королей, а после и Вторая Долгая Ночь сильно уменьшили население Вестероса. И последствия этого ощущаются до сих пор, несмотря на все усилия отца по поддержке больших семей и привлечению иммигрантов.       Однако, в то же время, солдаты Империи делали ставку на качество, а не количество, и юноша был уверен, что один воин Вестероса стоит тысячи дотракийцев.       - В больших количествах дотракийцы собраться не смогут, - осторожно заметил принц. – Во-первых, они разобщены. Во-вторых, даже тридцать тысяч человек с лошадьми – это огромное количество еды и воды, требуемые ежедневно. Не говоря уже о том, что колонна таких размеров растянется на несколько дней конного пути и они просто не смогут вовремя среагировать на нападение. Если подойти к делу грамотно, то разбить дотракийцев по одиночке – дело времени.       - Всё так и было, до недавнего времени. Объявился наглец, достаточно сильный и умелый, чтобы объединить все кланы под собой. Он назвал себя «вежкхал», то есть «великий вождь» с их языка. Пока что он не успел сделать из стада этих дикарей боеспособное войско, но за его плечами стоят те, кто однозначно точно сможет подсказать ему верные шаги на этом пути.       Уточнять, кто именно стоит за объединением кланов дотракийцев, не стоило. Это и так было понятно – культисты лживого бога.       - Почему же ты им не помешал? - не удержал любопытства Драгомир.       - Ты глуп, если считаешь, что я не пытался. Вначале, я счёл этого «кхала кхалов» достаточно разумным, чтобы с ним договориться – собственное стадо дикарей мне на Эссосе бы не помешало. Однако, моё щедрое предложение он воспринял как слабость. Моя ошибка, я это признаю: я забыл, как работают мозги у тупых животных. Потом я попытался создать «оппозицию» власти этого дикаря и не одну, но всех моих ручных кхалов вовремя устраняли. В том числе и магией. Я пытался убить «вежкхала» собственноручно, но Ваэс Дотрак уже был недоступен для моего прыжка – рабы Р’глора постарались огородить его своей магией, как и многие другие города под своей властью. И вот теперь мои враги пытаются создать из дотракийцев единую силу. Вряд ли у них в ближайшие годы это получится, но давать им столько времени я всё равно не намерен.       Император встал из-за стола и склонился над картой, водя пальцами по очертаниям Дотракийского моря.       - Пора тебе показать, чему ты научился, Драгомир, - твёрдо сказал Джоффри. – Я назвал тебя в честь великого человека, вставшего на путь воина ещё тогда, когда он был младше тебя.       Юноша поднялся вслед за отцом, чувствуя, как бешено колотится его сердце. От волнения он даже не смог сдержать легкой дрожи в руках и ногах.       - Возьми столько драконьих всадников, скольких посчитаешь нужным, и предай Ваес Дотрак огню. Убей этого «вежкхала» и всех его кровных всадников, уничтожь красных жрецов, которых встретишь, и не щади никого. После этого – огнём и мечом пройдись по землям дотракийцев, разоряя их кхаласары. Эти дикари не должны представлять для Империи даже потенциальной угрозы. Заставь это стадо бояться Империю, как им и до́лжно.       - Я всё сделаю, отец, - искренне пообещал Драгомир, внутреннее ликую от порученной ему миссии. – Но не начнёт ли это войну со всем Эссосом?       - Война и так неизбежна, сын. И Содружество, и Республика были созданы с единственной целью – уничтожить меня и нашу Империю. Но не думаю, что они осмелятся начать сейчас, тем более ради каких-то дикарей, которые грабили их самих сотни лет.       - Тогда, я немедленно начну приготовления, - кивнул принц и направился к двери, задержавшись лишь уже взявшись за ручку. – Отец, могу я спросить?       - Тебе не надо спрашивать разрешения.       - Почему?       - Если ты хочешь услышать ответ, то тебе стоит задавать более конкретные вопросы. Что «почему»?       - Почему ты без сомнений и жалости предал страшной смерти Дейрона, но пощадил многих его сторонников, вроде Титоса?       Император посмотрел на Драгомира тяжелым взглядом – напоминаний о своей одной из величайших ошибок он не любил. Но сын спросил и оставить его без ответа было никак нельзя.       - Дейрон был моим сыном и твоим братом, первым наследником престола. Его участь должна была стать уроком для всех будущих мятежников. И тем более, если бы я его пощадил, вопреки закону, то разве мог бы я требовать его исполнения от других? Это было необходимо.       Драгомир чувствовал, что отец сказал далеко не всю правду. Звучали его слова убедительно, но он явно что-то скрывал. Принц помнил, в какой ярости был отец в тот день и то, что он сделал с его старшим братом – это всё нельзя было объяснить одной только необходимостью. Нет, тут было что-то ещё, что-то более страшное.       - А как же Титос и остальные?       - Дейрон был умным и оттого опасным мятежником. Как и все казнённые. Титос и помилованные – просто идиоты, не представляющие для меня и Империи никакой угрозы. Посмотри на своего друга, он уже четыре года только и делает, что ноет о своей участи и о том, какой я плохой правитель. Но разве он что-нибудь сделал за это время? Нет. А всё потому, что он труслив и глуп. И даже его дракона я убил по этой же причине: хозяин вырастил его трусливым и глупым. Разве была бы от такого польза?       - Но ты не просто помиловал его, - недоуменно сказал Драгомир, - ты позволил ему остаться при дворе. И… ты же знаешь, мы дружим. Я не могу назвать Титоса трусом или глупцом.       - Это всё из-за того, что ты не объективен, - равнодушно пожал плечами император. – Ты смотришь на него через призму дружбы, твоей и твоего брата. Возьми своего друга с собой, позволь ему оседлать одного из ничейных драконов – и ты на деле увидишь его сущность.       - Почему же ты позволил мне дружить с ним?..       - А вот на этот вопрос, сын, ты сам должен найти ответ.