всё, что касается

      Первой моей мыслью было найти своего соседа и объяснить ситуацию, ведь, по сути, я не был виноват сразу по нескольким причинам, которые даже выдумывать не надо было, так как вся ситуация лежала на поверхности: во-первых, я даже не подозревал, что Соболев — учитель, он выглядел ровно так же, как мои бывшие одноклассники из Архангельска, да и одет был непохоже, кому скажи в моем селе, что твой препод ходит в таком же прикиде, как большинство бугаев на дискотеках, так не поверят; во-вторых, я даже не знал, куда, собственно, делся мой сожитель и почему вдруг нельзя выдавать его отсутствие, да и на что он рассчитывал, мы ведь совершенно не знакомы, а, значит, ничего друг другу не должны; в-третьих, я новичок и легко мог растеряться, поэтому сдал соседа неумышленно. Но, усердно стирая «шедевр юного Пикассо» со своего лба, я понял, что с человеком, который изначально не собирался разбираться в сложившейся ситуации, бесполезно вести переговоры, потому как шанс быть услышанным и адекватно воспринятым крайне мал — именно поэтому я решил, что извиняться и что-то объяснять не стану, в конце концов, говорить с автором высказывания «петух ебанный» хотелось меньше всего.       Я решил выбрать нейтральную тактику поведения, а то есть банальное игнорирование до тех пор, пока мой буйный сосед не проявит вновь какую-либо активность по отношению ко мне, тем более, что он хоть знал, как я выгляжу, я же так и не узнал ни этого, ни имени, это немного напрягало — я не знал, откуда ждать удара. На удивление, мой сожитель входил и выходил так тихо, что я не услышал ни то, когда он вернулся вчера, ни то, как он поднялся и собрался сегодня, хотя, судя по записям, в том числе и по той, что мне, наконец, удалось смыть с собственного лба, личностью он был весьма бойкой и шумной. Я с такими в свое время легко научился ладить, ведь все они были однотипны, поэтому и стратегии по получению их расположения не отличались разнообразием, и я превосходно овладел искусством взаимодействия с подобными людьми, которых в последствии часто по-разному использовал. Тут же все было иначе, мой сожитель был довольно резким и изначально враждебным ко мне, поэтому заполучить его доверие я не видел возможным, единственное, на что я надеялся, это то, что мой новый враг не обладал особым влиянием в школе. Но мне не фартило, хотя об этом попозже.       Закончив собираться, я торопливо вышел прочь из комнаты, у меня было ещё пять минут в запасе до начала линейки, и я хотел найти Ксюшу или хоть кого-то из моей вчерашней кампании за ужином, так как все они мне показались адекватными и интересными в общении людьми, да и я больше не успел ни с кем познакомиться, оставалось только надеяться, что я вскоре пересекусь с кем-то из них. Я знал, что комнаты для девушек располагались на этаж выше, поэтому, не отыскав нигде по близости крупной фигуры Лиепы, решил попытать счастья там и стал подниматься. Вокруг было не так уж много людей, только наверху, у самого края лестничной площадки, стояла компания из четырех человек, которые весело спорили о чем-то ровно до того момента, как увидели меня — они сразу же устремили на меня смешливые взгляды, и я почувствовал себя отчетливо не в своей тарелке и машинально проверил не осталось ли чего на лбу, проведя рукой по нему на наличие чернил, но ладонь после этого действия осталась чистой, а я вздрогнул от раздавшегося смеха и увидел, как из стоящих вышел вперед рыжий парень, одетый в большеватые джинсы и кофту а-ля Шелдон Купер. — И ни следа не осталось, — всплеснул руками он, изображая при этом разочарование, — в следующий раз надо бы использовать перманент, чтобы неповадно было стукачить, бля. — Обязательно учти это в будущем, — я быстро понял, что это и был мой сосед, кто бы подумал, что мы встретимся так быстро; я сложил руки в замок, стараясь скрыть свою нервозность: я понимал, что если мой сожитель сейчас захочет, то может спокойно со своими дружками вывести меня на задний двор и нехило подпортить мне лицо, — только я не стучал. — Конечно, — буквально взвизгнул рыжий, кажется, он шепелявил, мне же везло, что я пока никак не продемонстрировал свою картавость, — Соболев сам узнал, что я ушёл и записку оставил! Ты, чушка ебаная, прекращай пиздеть, тут это никто не оценит.       Я не успел ничего ответить, как увидел выходящую из-за поворота Ушакову, она в этот момент показалась мне спасительным кругом, потому что с ней я мог легко сбежать от недружелюбно настроенного соседа, да и при ней меня вряд ли тронут в плане драки, поэтому я тут же устремил взгляд на Ксюшу, пытаясь ей таким неведомым образом дать понять, как мне сейчас необходима помощь. Ксюша все поняла без слов, она летящей походкой сбежала по лестнице ровно до той ступеньки, на которой стоял я, и остановилась, поворачиваясь лицом к кампании моего сожителя. Тот в свою очередь чуть отступил назад, к своим дружкам, и на лице его отразилось такое недовольство и беспомощность, что я еле сдерживался, чтобы не усмехнуться, потому что видеть, как только что угрожавший мне парень отступает под взглядом хрупкой девушки, было воистину забавно, но если бы я не скрыл свое веселье, то, возможно, мне бы все-таки досталось, к тому же, я мог бы подвергнуть опасности Ушакову, поэтому я оставался абсолютно спокойным снаружи, но в душе ликовал. — Юр, я заберу Диму, ты не против? — улыбаясь, проговорила Ксюша и сжала мою ладонь, — нам на линейку пора, вы бы тоже, кстати, поторопились, начало уже через минуту, — с этими словами она, подхватив меня под руку, направилась вниз.       Спускаясь, мы молчали, у меня до сих пор скакал пульс, но теперь уже не от страха, а от перевозбуждения, и мне требовалось время, чтобы прийти в себя. Юра (наконец-то, я узнал, как его зовут) произвел на меня исключительно негативное впечатление гоповатого быдла, которое только и пыталось самоутвердиться за счет других людей и использования мата, мне было откровенно противно такое поведение, но надо было привыкать к подобному свинству, ведь с Юрой мне предстояло делить комнату ближайший год, который уже обещал быть не из легких. С везением у меня всегда обстояло все плохо, но в такое дерьмо я влипал впервые, раньше я хоть мог сбежать от надоедливого окружения в родительский дом и забиться там на старый чердак, где я обыкновенно читал часами и постепенно приходил в себя, но теперь деваться было некуда, и я чувствовал себя обреченным. Ксюша, видимо, почувствовала мой настрой и преободрительно похлопала меня по плечу; мы стояли в куче других старшеклассников и слушали речь директора, которая распиналась о грядущей учебе и желала всех успехов. — Ну и что ты не поделил с Хованским? — шепотом спросила меня Ушакова, ее лицо выражало крайнюю степень заинтересованности, и я решил, что всё же стоит рассказать ей правду, возможно, получу совет, как вести себя так, чтобы не огрести. Теперь я знал и фамилию моего сожителя. — Я его Соболеву случайно сдал, — вздохнул я, взгляд Ксюши стал осуждающим, и я поспешил объясниться, — я не знал, что он -препод, выглядит потому что, как одиннадцатиклассник, вот я и сказал, что Юрий ушел и записку только оставил. — Все понятно, — усмехнулась Ксюша, — тут каждый препод знает, что если Хованский куда-то уходит вечером, то он идет пить. И Соболев сто процентов сдал его остальным преподам, да уж, Дима, ты влип. — Да я понял уже, — прозвучало грубо, но в голосе у меня скорее слышалось разочарование, чем злоба, — лучше посоветуй мне, что делать, ты ведь вроде в хороших отношениях с ним. — Нас просто связывает один секрет, — равнодушно пожала Ушакова, — а ты лучше не лезь на рожон, Юра не будет просто так докапываться, тем более, раз ты со мной.       Директор закончила свою речь, и нас всех повели в классы. Мне посчастливилось оказаться одноклассниками с Ксюшей и Стасом, Аня же училась в параллели, но меня вполне устраивал и такой расклад, ведь учиться вместе с двумя знакомыми людьми, относившимися ко мне так, будто я их друг, было действительно замечательно; мы поднялись на третий этаж и направились в левое крыло (школа была п-образной формы), где располагался кабинет нашей классной руководительницы, там мы уже расселись по партам — Ушакова предложила мне сесть вместе, потому как место ее соседа пустовало, и я не мог не согласиться. Нашим классом руководила физичка, звали ее Галиной Васильевной Голец, с виду она была обыкновенной женщиной среднего возраста, чуть полноватой, с коротко стриженными русыми волосами и приятным круглым лицом, она смотрела на нас дружелюбно и с долей энтузиазма, Ксюша тихо сообщила мне, что Галина Васильевна — одна из самых нормальных преподавателей, на это я только неопределенно кивнул, но сказать ничего не успел, потому что решила заговорить учительница. Перебивать и мешать ей каким-либо способом я считал неразумным. — Не буду утомлять вас в первый же день, — улыбнулась нам Голец, — вы и сами знаете, что год предстоит непростой, вам надо будет сдавать ЕГЭ, но я уверена, что вы будете хорошо работать и все поступите, куда хотите. Правда ведь? — послышалось дружное «да», — вот и славно. Сейчас представлю вам нашего новенького и отпущу. — Да мы уже познакомились, — саркастично заметили с задней парты, я вздрогнул и, обернувшись, увидел вальяжно развалившегося Хованского. — Не говори за всех, Юра, — ласково проговорила Галина Васильевна, после перевела взгляд на меня, — Дима, подойди ко мне, будь добр.       Я кивнул и на ватных ногах проследовал до кафедры, вставая по правую руку от учителя и буквально молясь про себя, чтобы все это закончилось, как можно скорее; вообще представление новичков — это своеобразное испытание для них самих, ведь таким образом они могут дать возможность одноклассникам сформировать о себе первичное мнение, и лично я хотел запомниться максимально серым и неинтересным парнем, чтобы не заводить ненужных знакомств — мне было достаточно общества Ксюши и Стаса, а в свободное время ещё и Ани. Я никогда не был душой компании, да и не хотел ей становиться, поэтому во время того, как Голец называла мое имя и фамилию и просила ко мне нормально относиться, я не проронил ни слова, и даже ни единый мускул на моем лице не дрогнул. За такую выдержку — хоть медаль давай. По крайней мере, так сказала мне Ушакова, когда я вернулся обратно за парту, и возразить на это было сложно. Я закинул на плечи рюкзак, и мы с Лиепой и Ксюшей вместе с остальными направились в библиотеку за учебниками и заодно посмотреть расписание на неделю. — Как заберем книги, пойдём ко мне в комнату, — безапелляционно заявила Ксюша, а потом многозначительно добавила, — чай попьем.       Никто не возражал. Очередь нам заняла Аня, ведь ее класс отпустили раньше, поэтому получили учебники мы куда быстрее, чем добрая часть наших одноклассников, что, конечно, некоторым не понравилось — под «некоторыми» я подразумеваю Хованского, который хотел было начать возмущаться, но после взгляда на Ксюшу только махнул рукой и пробормотал что-то про уебков, которые лезут без очереди, но я решил проигнорировать этот выпад. Мы отнесли книги в общежитие и поднялись в комнату Дактиль и Ушаковой, ну и, конечно, глупо было поверить в то, что мы действительно будем пить чай: в этом я убедился окончательно, когда Ксюша достала из-под кровати бутылку коньяка и четыре стакана, на это Стас и Аня радостно заулюлюкали, я на всякий случай проверил закрыта ли дверь на ключ, боясь снова переминуться с вездесущим Соболевым, который временами патрулировал этаж. Встретиться с ним я хотел меньше всего, ведь если я и в трезвом виде был зол на Николая, то, будучи пьяным, мог высказать все, что думал о нем в самой жёсткой форме, а с учетом того, что Николай был учителем, предмет которого я собирался изучать, мне совершенно не нужны были проблемы с этим типом. Уверившись, что дверь надежно заперта, я присоединился к остальным и потянулся к полному стакану с алкоголем.       Надо сказать, это был не первый раз, когда я выпивал, но нормального опыта в этом деле у меня все равно не было, поэтому я быстро почувствовал, как пьянею: тело становилось поначалу необычайно легким, но стоило сдвинуться с места, как во всех конечностях ощущалась свинцовая тяжесть, и меня всего вело куда-то в сторону, но было весело. У Ани была гитара, до которой у нее всё никак не доходили руки, зато я умел играть с лет двенадцати, поэтому как только инструмент попал ко мне, комната наполнилась тихими звуками музыки, и я лег на пол, улыбаясь и напевая «первая мысль — это ты». Ксюша вполголоса подпевала мне, лежа на коленях Дактиль и качая головой — в этот момент я думал, что ещё никогда не чувствовал себя так комфортно и спокойно, как сейчас: в моем селе никто не понимал ни меня, ни музыки, что я любил, и если мы пили, то вечно паленую водку, с которой брало так, что после двух-трех стопок, которые мы запивали лимонадом, все мы не могли удержаться на ногах. С одной стороны это было весело, но спустя пять или шесть раз такого «культурного времяпрепровождения» больше не так круто было просыпаться с похмельем и скрывать это от учителей и родителей.       Зато сейчас мне было по-настоящему хорошо, я не против был отметить свое поступление в эту школу и выпить, как говорится, за знакомство, но коньяк мерно подходил к концу и скоро кончился совсем. Где-то через час пьяных и не слишком осмысленных разговоров мы с Лиепой решили, что нам пора уже и побрели на свой этаж, держась за плечи друг друга, чтобы не оступиться, и в этот момент я просто умолял судьбу не повстречать Соболева — к моему счастью, мы добрались без происшествий, и, попрощавшись со Стасом, жившим через три комнаты от меня, я пошел к себе. Дверь в мою комнату была открыта — значит, Юра был уже там, и я, стараясь двигаться максимально тихо, прошел внутрь, не поворачиваясь в сторону чужой кровати, мне просто хотелось лечь просыпаться, а не снова цапаться с Хованским, но у него, похоже, были совсем другие планы касательно меня, поэтому стоило мне стянуть пиджак и повесить его на спинку стула, как я услышал позади себя уже знакомый голос: — Сейчас бы сдать тебя, уебка бухого, Соболеву, чтобы не повадно было на других стучать, — скорее обращаясь к себе, чем ко мне, пробурчал Юра, на это я только равнодушно пожал плечами. — Делай, что хочешь, — я почему-то чувствовал, что Хованский меня сдавать не станет. — Заткнись и спи давай, тоже мне похуист нашелся, — фыркнул Юра, подтверждая мое предчувствие, — будешь должен.