Какао с зефиром.

Как Юнги казалось, Чимин мог быть хоть тысячу раз милым и приторной булочкой с корицей, — как часто называли его Арми — но он в любой момент мог стать настоящей стервой, что живет в нем. Нет, к этому нет никаких предрасположенностей, просто это есть в характере, так же как и у Юнги есть его ворчливость — этого не отнять. Чимин может делать все эти до безумия горячие и сексуальные движения на сцене, на камеру на каких-либо шоу и в спальне, когда они вдвоём лишь благодаря своей стервозности. Если бы ее не было, он бы и в жизнь такого не воплотил ни разу; он может засмущаться до потери сознания, если сказать ему парочку милых и душевных комплиментов — чем и занимается часто Мин, когда они находятся наедине — но стоит только Чимину включить, скажем так, свою стерву как он сразу же перестаёт смущаться и отвечает тем же, а иногда и пошлее или милее, смотря кто перед ним. Мин Юнги нравится иметь такого Пак Чимина и называть его своим, ибо… — Юнги-я, — тянет тот самый Пак Чимин, наваливаясь на кресло, в котором сидит Юнги, сзади, и ставит свой подбородок на плечо старшего, — пойдём домой. Я очень голодный. — Можешь заказать себе что-нибудь, — не отрываясь от сведения трека, отвечает Мин, но щекой всё-таки прижимается к щеке своей булочки. И эта самая булочка никогда не узнает, что Юнги так его называет. — Я передумал, — тихо шепчет Пак, чуть отклоняя голову и целуя скулу Шуги, — я чертовски изголодался по тебе, хён, — Юнги непроизвольно напрягается и он медленно снимает наушники, попутно сохраняя то, что он сделал. — Я не люблю, когда ты так делаешь, — выдыхает Мин, поворачиваясь к юноше лицом. Тот садится к нему на колени и в самые губы выдыхает, прежде чем поцеловать: — Хён, как думаешь, это кресло выдержит ещё раз, если мы его немного испачкаем?.. — прямо сама невинность, думается Юнги и он подается вперёд, глубоко целуя такие любимые губы. … ибо Музыка и Чимин, какой бы он ни был, это все, что нужно ему для счастья. образно говоря.