Нет проблем

Эрен. — Держи, — я раздражённо протянул папе влажную полоску бумаги с одной красной чёрточкой. — Доволен?! — Может, ты обманываешь меня? — он в подозрении сощурил глаза. Но неожиданно расслабился и даже, хоть и немного вымученно, улыбнулся, положив тёплую ладонь на моё напряжённое плечо. Может, заметил плотно сжатые губы или взгляд, горевший злостью. Да, я злился. Я чертовски злится на отца — за его чёрствость; на папу — за то, что он поверил в эту чушь, будучи самым близким человеком; на горе- насильника, из-за которого моя некогда идеальная жизнь сейчас рушилась на глазах, превращаясь в ничто; на себя — за тупость; на Микасу, которая так не по- дружески отреагировала на эту ситуацию, порываясь найти и избить альфу, при этом настаивала, что родители абсолютно и безоговорочно правы, прекрасно зная, что я чист; на Армина, что поплыл от какого-то недавно встреченного «самца» и, витая в облаках, как на духу выдал всю информацию Микасе; на истинного — не желавшего появляться на глаза. И вообще на ситуацию в частности. — Скажу отцу, что видел, как ты делаешь тест. А завтра сдашь анализы. Мало ли какой дрянью заразился от этого… — папа сморщился, будто бы съел кислую конфету или наступил босой ногой в лужу. Если они все так уверены, что я переспал с тем альфой — могу здорово отомстить, поиграв на их нервах. — Пап, он не какой-то отброс. Умный, красивый, а главное — нежен со мной. Был и будет, — сказал я, пытаясь блаженно закатить глаза. — Не будет! — отец, спускавшийся со второго этажа, с размаху ударил о лестничные перила. — Ты либо дурак, либо принял мои слова за пустой трёп склеротика, что всё сразу забудет. Но помяни моё слово, я лично найду этого альфу и выбью из него всю дурь, если ещё раз услышу подобное. А ты будешь сидеть в четырёх стенах до окончания школы. Будь уверен, что перевести тебя на домашнее обучение не составит труда. Поэтому забудь об этом ублюдке и позаботься об учёбе, щенок! — Не получится, — ох, чувствую, что сейчас будет. Моя пятая точка уже жалобно подвывает, прося избавить её от этой затеи. Но нет. Не здесь и не сейчас. — С-сынок, не зли отца, — у папы тряслись руки, когда он снова попытался взять меня за плечи. — Он шутит, Гриша, он шутит, — его глаза пугливо заметались по комнате, пытаясь найти на что перевести тему. Взгляд задержался на тесте в собственных руках. — Эрен сделал тест на беременность, он отрицательный. Видишь? — папа показал ему полоску бумаги, — Всё хорошо! — он сказал это слишком весело и резво, всеми силами пытаясь вырваться из сложившейся ситуации. — Нет, пап. Это не так, — я уставился в пол, пытаясь казаться виноватым. — Я подменил его. — Что значит подменил? — у него истерично задёргался глаз. — А то и значит. Настоящий тест был, как бы это сказать… Положительный он, — по ошарашенным лицам было ясно, что родители заглотили наживку. Жди меня, театр! Ну, или хорошая порка. Одно из двух. Вот чего я точно не ожидал, так что отец(!) грохнется в обморок, упав у лестницы. — Гриша! — папа рванул к нему, помещая голову супруга на колени и вслушиваясь в сердцебиение. После облегчённо вздохнул, почувствовав пульс, и, успокоившись, откинулся на пол, теряя сознание и с глухим звуком ударяясь головой. Слабые нервы, что сказать. Пока родители валялись на полу, я забежал в туалет, повторил процедуру с тестом, получив отрицательный ответ (кто бы сомневался), и красным маркером осторожно дочертил вторую полоску. Спрятал бумажку за бочок, чтобы потом, при папе, незаметно подменить тесты и продолжить дальше издеваться над бедными стариками. Ну, ничего. Им полезно будет. Вернувшись в прихожую, я привёл родителей в чувство, с помощью ватки, смоченной нашатырным спиртом. А дальше было скучно. Оры, крики, истерики и я около унитаза с положительным тестом в руках.

***

Не знаю как, но я убедил родителей, что на таком малом сроке мне вполне можно ходить в школу. Не, ну глупо же. По логике даже недели не прошло с тех пор, как я вроде как забеременел, а они уже решили засадить меня под замок, не давая возможности увидеть свет божий. Как принца в башне. Рапунцель блин… Так и представляю, как мой псевдо-любовник припрётся, встанет под окном и прокричит: — О, Эрен! Скинь свои длинные волосы. А я ему факушку, ибо нехрен. Родители трезво рассудили, что вести меня к врачу и делать УЗИ более чем плохая идея. Ведь по сути до окончания школы я должен оставаться в святом неведении, а тут прителёпаю, значит, проверять, залетел или нет. Занятно выйдет, не правда ли? По тем крохам информации, что я смог насобирать, было ясно, что в ближайшем будущем у меня начнётся самостоятельная течка. Если бы понимание того, что прекращение использования подавителей на данной стадии роста будет означать жизнь, не возможную без члена в заднице, пришло раньше — я бы серьёзно задумался, а надо ли оно мне? Теперь никакие таблетки не спасут, и жизнь мою окрасит алое пламя. Если раньше течка вышибала воздух из лёгких, а от позорной дрочки в душе до звёздочек рябило в глазах, то боюсь представить, что будет дальше. И на кой-чёрт родился омегой? Бетам в этом плане на много легче. Живут себе спокойно и в ус не дуют. Подумаешь, родить не могут. Медицина не стоит на месте. Недавно по телевизору передавали о инновационном методе оплодотворения бет, и такая беременность ни чем не отличается от омежьей. Лучше бы таблетки от самостоятельной течки придумали, олухи. Хотя зачем им это. Мы же принимаем подавители, с помощью которых пропускаем первую стадию. А как же такие дЭбилы как я? Тяжела жизнь тупого человека… Армин. В моей комнате сногсшибательно пахло мандаринами. Запах невесомыми частичками витал в воздухе, пробирался в лёгкие, а дальше, специально для него, ещё много лет назад был проложен прямой путь к сердцу. Оно уже билось, подобно бешеному, и казалось вот-вот начнёт отбивать ритмы «Jingle Bells», «Новый год к нам мчится» и «Три белых коня». На ковре была разбросана разнообразная мишура вперемешку с ёлочными игрушками. В моих руках мигала гирлянда, в зубах торчал скотч, а я, шатаясь на стуле, пытался повесить её на стену, не сломав себе пару конечностей, но при этом пританцовывая ногой под очередную песню из специально составленного плей листа под названием «Если новогоднее настроение как обычно припрётся за месяц до самого нового года, и мне взбредет в голову украшать квартиру в первых числах декабря». Каждый год эта подборка спасала мне жизнь. Прилепив последний кусок клейкой ленты и спрыгнув со стула, путаясь ногами в мишуре, я запрыгнул на кровать, разглядывая плод своего творения. Вполне приемлемо. Лампочки переливались красным, синим, зелёным и жёлтым цветами, мигали, затухали, а после снова начинали светиться. Огонь сменялся травой, трава солнцем, а на смену солнцу приходило море. С потолка свисали вручную вырезанные снежинки из синей и белой бумаги, на рабочем столе стоял стеклянный шар с искусственным снегом внутри, окна были разрисованы неоновой краской. Рисунок, изображавший сани Деда Мороза с запряжёнными в них оленями, светился, стоило стемнеть, и украшал стекла в сто раз лучше гирлянд, которые, в свою очередь, очень круто смотрелись на стене, изображая собой ёлку. На это ушло много времени, но результат стоил того. Настоящую ель ещё предстояло купить на базаре, а пока я буду спотыкаться о стеклянные шарики и шуршащую мишуру всех цветов радуги. Я никогда не любил украшать ёлку в каком-то сдержанном стиле, подбирая цвета и заботясь о её эстетических качествах. Ведь правильней нахлабучить всё и сразу, как в детстве. Чем больше, тем лучше! Чтобы в глазах рябило и самой ёлки не было видно! Раньше было так весело. Дедушка в те времена был здоров и бодр, нежели сейчас, когда он стал рабом своего тела и практически прикован к кровати болезнью. Родители погибли, когда я был совсем мал, поэтому сейчас с фотографий на меня смотрят два совершенно не знакомых человека, но от этого я не прекращаю ощущать непреодолимое чувство скорби и бесконечную, не знающую границ любовь. Дед не говорит, как они умерли, а я не задаю вопросов, так мы и живём. Но он не прекращает рассказывать какой была мама, его дочь. Пшеничные волосы, которые на солнце казались золотом, глаза голубые, как небо и бездонные, как океан, тонкие нежно-розовые губы, и прекрасная, вечно играющая на них улыбка, курносый носик, который летом покрывали веснушки. Стройная, миниатюрная мама казалась мне феей из снов, и, видя её фотографии, было сложно поверить, что такая, как она, могла умереть. Ангелы ведь не умирают… Правда? Отец же был полной её противоположностью. Высокий, широкоплечий и от чего-то вечно угрюмый. Но дедушка говорил, всегда шёпотом, как будто он жив и может услышать, что стоило появиться маме и отец расцветал. Только с ней он был по-настоящему счастлив, и маска безразличия слетала с его лица, а улыбка расцветала подобно цветам на лугу. На этом моменте дедушка всегда начинал плакать и отворачивался, пытаясь скрыть слёзы, правда у него никогда это не получалось. Дальше мы молчали, просто молчали, безмолвно разделяя нашу общую боль на двоих, пытаясь заглушить то, что должно уйти с годами. Но этого не происходило. Из года в год повторялось одно и тоже, его рассказы, его слёзы, наше молчание. Время не лечит и никогда не будет. Даже если бы мне предложили забыть, не знать, не чувствовать, я бы ни за что не согласился. Ведь эта боль означает, что мама и отец всё ещё живы. Они живы в наших сердцах. Я наскоро вытер слёзы тыльной стороной ладони и разблокировал мигающий телефон. Губы невольно растянулись в улыбке. На днях в метро я познакомился с одним очень симпатичным альфой и нам даже удалось обменяться контактами среди всей этой толкучки. Контакты контактами, а имя его я так и не спросил. Поэтому: Альфа(я знаю, что это очень оригинально): Привет, не мешаю? Армин: Привет, нет, нисколечко. Я только закончил наряжать комнату к новому году. Альфа: А не рановато? Армин: Что за глупости, конечно нет. Правда, осталось купить и украсить ёлку, но боюсь, что сам не дотащу. Альфа: Попроси друзей или родных. Ну, или своего парня… Казалось, улыбка не может быть ещё шире, но нет. Щёки сводило, но она не прекращала расти. Армин: Глупый способ проверить есть ли у меня кто, но (нет, слишком самонадеянно) Во первых (тоже мне считака. Так, Армин, соберись! Ты должен казаться милым) Я свободен (словно птица в небеса-ах) Сейчас у меня никого нет (а так мою дырку регулярно долбят и пускают по кругу, да, а ты что думал?) Сарказм — это конечно святое, но мне надо срочно что-нибудь ответить, ни то он подумает, что я ушёл или не хочу с ним общаться. Сложно говорить с альфой, когда у тебя не было ни отношений, ни поцелуев. А про секс я вообще молчу. К тому же мелкий ещё (это ущемлённое эго пищит). Армин: Парня нет, дедушка болен, а друг омега мало чем поможет. Бета вся в делах — ей некогда (отчитался, как на построении. Кросс пробежал, унитазы отдраил, есть отжаться, товарищ командир!) Альфа: Если хочешь, я мог бы помочь. Когда тебе будет удобно? Армин: Да хоть сейчас кради! Такому альфе не грех и девственность отдать. (Так, стоп! Я, что, отправил?!) Альфа: Что? Армин: Что? Альфа: Т9 шалит, да? Армин: Да! Ой, прости. Так неловко вышло. Альфа: Ничего страшного. Так когда за тобой зайти? Армин: Думаю, во вторник. В двенадцать, пока все ёлки не разобрали. Альфа: О’кей. Напишешь свой адрес. До вторника. Армин: До вторника. Дрожащими руками я откинул телефон на пол, будто бы это была бомба замедленного действия или какое-то ядовитое насекомое. Даже непонятно, радоваться мне или биться головой об стену — одну извилину не жалко. Ведь стебался над Эреном, а сам не лучше. Как же зовут этого красавчика? Эрен. Даже дураку было понятно, что принимать подавители, будучи в положении, означает смерть плоду. А мои родители дураками не являлись. Аборт в столь раннем возрасте привёл бы к бесплодию, следовательно, тоже на рассмотрение не выдвигался. Спустя пару дней родители смирились с ситуацией и вскоре решили огласить своё выстраданное решение. Мы втроём сейчас находились в гостиной, они сидели рядышком, их руки лежали на полу, а пальцы были сплетены. Они вечно переглядывались, и каждый раз папа кивал, будто бы что-то одобряя, а взгляд отца становился всё мягче и покорней. Карл толкнул супруга локтем в бок, и тот, опуская глаза, с хрипотцой, такой, что казалось в его горле застряло нечто колючее или шершавое, выдавил: — Сын, ты прости за всю ересь, что я тебе наговорил. Это не со зла, честно. Я просто очень волнуюсь, — было странно слышать такое от него. В груди неприятно кольнуло. Думаю, это совесть. Чертовка! — Я не злюсь, и вы правы. Нельзя вот так просто с кем-то переспать. Вот что из этого выходит, — я с грустной улыбкой погладил свой пока ещё (по мнению родителей) плоский живот. И это не игра актёра, это та самая Чертовка заставляет моё сердце страдать. Прямо сейчас. — Любовь всегда приводит к сексу. Кто бы что не говорил, но это логическое составляющее любви. А секс даёт детей. Это… Нормально. Просто ты слишком рано это испытал, — глаза отца были преисполнены такой лаской и нежностью, что казалось, моё бедное сердце рассыпалось на миллионы осколков. Стало так… Больно? — Да, ты опять прав. Слишком, слишком рано, — соберись, тряпка! Не реви, только не реви. — Мы с отцом решили, — в игру вступил папа, — что легко воспитаем ребёнка, вырастим, выкормим. Мы люди далеко не бедные, поэтому по вашему совершеннолетию сыграем и оплатим свадьбу, и будете жить в мире и согласии. Захочешь — сможешь обучаться дистанционно. Сейчас существует множество подобных программ. А пока уйдёшь на домашнее обучение, как только станет видно животик. Думаю, закон не столь жесток и допустит исключение. Всё же главное — что бы люди были счастливы. К тому же, когда родится ребёночек, тебе будет почти семнадцать. Это вполне приемлемо. Поэтому всё у нас будет хо-ро-шо! — всё, не могу больше. Это было последней каплей. Слёзы ручьем потекли из глаз, а я, завывая, бросился в объятия родителям. — Да, всё будет хорошо. Я… я так вас люблю, — кажется, я начинаю жалеть, что и правда не беременен. — И суженный этот нам не нужен. Найдём хорошего юриста, расторгнем этот дурацкий контракт! — продолжал папа. — Кто? Что? Какой контракт? — а ведь всё было так прекрасно. — Не бери в голову, ерунда да и только. Но я то знал, что как только тайное станет явным — этого суженного обязательно привяжут ко мне цепью, повесят замок, а ключ выкинут с обрыва. Поэтому… — Хочу подробностей, — надеюсь, я сделал достаточно серьезное лицо.