В аду тоже бывает светло...

      — Спасите… — чем дальше они шли, тем голос, звучащий у них в голове, становился громче, но никого до сих пор не было видно.       Битые два часа Антон с Арсением ходили в поисках источника звука, но они поняли, что всё было тщетно, когда обошли все «круги» и вообще всё, что могло таить в себе что-то сверхъестественное.       — Может, ну его? — уставший демон ногами еле передвигал, и спросил это так, на всякий случай, но тут же пожалел об этом. На него устремилась пара зелёных глаз.       — Нет! — властвующим голосом отозвался чертёнок, дав понять, что не отступит. — Вдруг кому-то правда помощь нужна? Вы просто так бросите это? Я думал вы смелый и терпеливый!       — Я смелый и терпеливый, — подтвердил Арсений, осматриваясь по сторонам, затем сильным рывком притянул к себе юношу, — а ещё я эгоист и существо, которому похер на всех, смекаешь?       А чёрт смекал, поэтому и расстроился, во всю это показав. Демон крепче сжал руку бедняге, от чего у того глаза чуть не выкатились из орбит. Попов давал знать о том, что с ним шутки плохи и что он не собирается никого прощать или поощрять.       — Да, — и без того обиженный мальчик шмыгнул носом, после чего у него невольно по щеке покатилась слеза, — я всё понял, извините.       И что-то тогда сжалось внутри Попова и он ослабил хватку.       — Извини.       — Ничего, вы извините, это я виноват, — шмыгая носом поспорил чертёнок, после чего демона в очередной раз взяла злость.       «Да что с ним не так, едить-колотить?! Я ему руку чуть не сломал, а он извиняется?! — негодует Арсений. Этот паренёк для него действительно проблема, — Дьявол Всевышний, что же делать с этим дефектом?»       А ничего не сделаешь… Хотя, Арсений сам виноват и он это прекрасно понимал. Если бы он не заступился за черта, то того бы просто сожгли и проблем бы не было. Но всё же, каким бы холодным и безразличным не было сердце демона, он никогда бы не сделал плохо этому беззащитному пареньку, как бы сильно этого не хотелось другим.       — Давайте продолжим искать место, из которого звучит этот голос? — предложил юноша и шагнул вперёд, но что-то не дало ему продолжить действие, — Арсений, почему вы стоите?       Демон, судя по всему, не собирался двигаться с места. Он просто стоял, как вкопанный и смотрел в одну точку. В глаза юноше. В глаза, отдающие зелённым цветом, если приглядеться и чёрные, если смотреть издалека. Сам не зная почему, Арсений сделал шаг вперёд и, оказавшись прямо перед юношей, дёрнул того за руку, чтобы тот наклонился. Около пяти секунд они стояли так, смотря друг другу в глаза. У Арсения сердце жутко колотилось, он не понимал, что делает, да и до Антона, собственно, не особенно доходило происходящее. Выкручиваться из ситуации пришлось Арсению. Скрипя зубами, делая паузу между каждым словом, он произнёс:       — Я никуда с тобой не пойду, — он отошёл на два шага назад, не отрывая взгляд от бездонных глаз чертёнка.       — Пойдёте, — собрав волю в кулак, ответил ему Антон и как только Арсений сделал достаточное количество шагов от него, юноша дёрнул цепь и демон упал на колени, — Арсений, у нас связь, не забыли? Я сказал, что найду того, кто просит о помощи, значит найду и вы не сможете уйти. Я бы сам мог разыскать, что надо, но сами понимаете, это невозможно, — нахальный чертяга кивнул головой на прозрачную светящуюся цепь, — знаю, я должен вам подчиняться, но я за добро в аду, поэтому выбор у вас довольно прост: либо вы идёте со мной и помогаете, либо идёте со мной и не мешаете. Устраивает?       Сказать, что Арсений от такого поворота событий потерял дар речи — ничего не сказать. Он стоял, открыв рот в удивлении, и с каждым словом его рот открывался всё шире. Демон прекрасно понимал, что у него уже не оставалось выбора, кроме как подчиниться воле подчинённого. Звучит, как бред, хотя так оно и есть, но, увы, ничего не сделаешь.       Поднявшись с земли, Арсений последний раз посмотрел юноше в глаза и кивнув, произнёс:       — Устраивает, но меня ты обязан будешь слушаться.       — Идёт. Это мир?       — Перемирие.

***

      Страх за кого-то — пожалуй, одним из самых значительных минусов Попова. Он всегда близко к сердцу воспринимал чужое рвение сделать с собой что-нибудь. Да, он оказался в аду за свой, так сказать, пофигизм и самолюбие (и ещё много-много чего), но какой-то беспокойный колокольчик где-то в глубине души всегда тревожно звенел, когда кто-то из близких был подвержен опасности. Сейчас у демона совершенно никого нет. Ему не о ком заботиться. Хотя нет, есть тут один, но он всеми силами противится этому, дабы показать, что самостоятельный, а от одного вида на эту картину хочется закатить глаза настолько сильно, чтобы увидеть мозг. Как бы Арсений не издевался над юношей, он всё равно боялся за него и, чего бы ему это не стоило, он продолжит оберегать младшего, ведь он дорожит этим чертёнком.       Чертей в аду много, но он такой один. Один единственный правильный и знающий, что к чему. Чёрт, способный заступиться как за себя, так и за других, правда сам ещё об этом не подозревает. Юноше нужно время, чтобы понять это. И Арсений готов дать ему это время, сколько бы не понадобилось. Готов помочь, хоть он и знает, что Шастун о стенку готов расшибиться, только бы дали сделать, что он хочет. А он много хочет. Очень много. Такого рвения не замечалось ни у кого из всех, кого знает Попов. Гладя на так сильно старающегося юношу, у самого демона глаза становятся ярко-голубыми и в душе такая радость разливается, что сомнений не остаётся: Арсений рад за чертёнка.       Но сейчас речь не об этом, да?       — Арсений, я снова слышу голос! — существо, издающее звуки буквально через каждые пять минут зовёт на помощь, но как только юноша приводит Попова на место, где голос становится громче, этот самый голос замолкает и раздаётся уже в другом месте, заводит их дальше в недра «кругов».       — Кому там делать нефиг? Что им надо. Я задолбался уже…       — Помогите…       — Боже, как же меня это достало! — уже сам парень не выдерживал, — где ты?! Скажи, где тебя искать?! Помоги нам помочь тебе!       — Я на берегу.       — Аллилуя, — воскликнул демон, после чего Антон злобно посмотрел на него.       — Что «аллилуя»? Мы ещё не нашли никого!       — А вдруг это всё ловушка? — Арсению всегда тяжело было поверить во что-либо, из-за чего его смачно помотала жизнь и даже после всего, что с ним случилось, ему мало хочется верить какой-то мало знакомой твари, которая, к тому же, зовёт на помощь, — вдруг что-то случится? Может быть нас специально заманить хотят, чтобы сделать что-то ужасное?       — Ужаснее вас некуда, Арсений.       — Что?       — Да так, ничего, — ухмылка не всегда к добру, но и тут можно было выявить, что что-то не чисто.       Антон изменился и, к сожалению, не в очень хорошую сторону. Это настораживает… Неужели это Арсений виноват? А может это и кажется. Хотя, учитывая то, как он относился к чертёнку, вполне вероятно, что в изменении характера Антона виноват Попов. Ему не хочется думать об этом, но и не думать тоже не может. Всё как-то очень быстро происходит.       — Вы идёте? — как ни в чём не бывало, подталкивает старшего Шастун, продвигаясь всё дальше, даже не смотря себе под ноги.       — Иду, — отозвался демон, следуя за «проводником», — но всё же я что-то неладное чую, будто что-то случиться должно. Может, остановимся?       Чёрт как-то быстро повернулся, зло глянув в глаза Арсению, и это выглядело очень забавно, так как Шастун выше ростом и чтобы смотреть прямо в глаза, нужно наклонить голову градусов на 120.       — Вы боитесь?! — то ли в приказном, то ли в вопросительном тоне воскликнул чёрт, — так и знал… Вы просто ссыкло! Вы даже обо мне заботится не хотите! Какие ваши слова? «Я забочусь о своих подопечных и никого не дам в обиду»? Да вы о себе позаботиться не можете, что уж там про нас, чертей, говорить! Я думал вы смелый… Ошибся, оказывается…       — Я не трус. Как видишь, я иду за тобой. Если ты не в курсе, то у демонов есть очень интересная, не побоюсь этого слова, «функция» — мы можем предчувствовать опасность, — оттолкнул он от себя Антона, отчего тот был весьма шокирован, — думаешь, это я боюсь? Это ты боишься. Я чувствую это. Тоже, кстати, весьма интересная способность. Ты строишь из себя такого смельчака, который готов придти любому на помощь, но на деле, в душе, ты боишься. Боишься последствий, боишься, что не справишься, боишься плохого мнения о тебе. Один плюс — ты не выплёскиваешь это наружу, а это дорогого стоит. Я останавливаю тебя по двум причинам: моё предчуствие опасности и твой страх. Я-то готов постоять за тебя, по-любому, но готов ли ты? Готов ли идти дальше несмотря на свой страх того, что ты не справишься?       Антон медленно и нехотя кивнул, опустив голову вниз. Он понимал, о чём говорит Арсений, но помимо того, он говорил правду. Правду, которую юноша так отчаяно скрывал, опять же боясь, но уже того, что правду расскроют.       — Я не в праве судить тебя, Антон, но и ты должен понять, что не должен осуждать меня, а то и винить в чём-либо. Я хочу тебе помочь, правда, но этого почему-то не хочешь ты. Говоришь, что хочешь, а в душе против.       — Я правда хочу, — всё же выдавил парень, — но мне страшно. Я готов, но только если вы поможете мне…       Арсения это тронуло до глубины его чёрной души и он, не выдержав, приобнял чертёнка за плечи.       — Я помогу, обещаю…       — Правда?       — Правда…

***

      Порой, надежда это то, что до сих пор оставляет людей добрыми и спокойными. Не было бы надежды и веры во что-либо — не было бы и души у человека, ведь правду говорят: «Надежда умирает последней».       Кажется, мир бы перестал существовать, если бы каждый из нас перестал надеяться на то, что нам важно. Даже когда вера и любовь угаснет, всегда останется надежда, которая будет следовать с вами до конца жизни, ведь нет ничего лучше, чем надеятся на лучшее.       К примеру, можно взять притчу о четырёх свечах:       «Четыре свечи спокойно горели и потихоньку таяли… Было так тихо, что слышалось, как они разговаривают.       Первая сказала:       «Я — Спокойствие. К сожалению, люди не умеют меня хранить. Думаю, не остаётся ничего другого, как погаснуть!» И огонёк свечи погас.       Вторая сказала:       «Я — Вера. К сожалению, я никому не нужна. Люди не хотят ничего слушать обо мне, поэтому, нет смысла гореть дальше». Едва произнеся это, подул лёгкий ветерок и загасил свечу.       Очень опечалившись, третья свеча произнесла:       «Я — Любовь. У меня нет сил гореть дальше. Люди не ценят меня и не понимают. Они ненавидят тех, которые любят их больше всего — своих близких». Долго не ждав, эта свеча угасла.       Вдруг… В комнату зашёл ребёнок. И увидел три потухшие свечки. Испугавшись, он закричал: «Что вы делаете?! Вы должны гореть! Я боюсь темноты!», — произнеся это, он заплакал.       Взволнованная четвёртая свеча произнесла: «Не бойся и не плачь! Пока я горю, можно зажечь и другие свечи. Я — Надежда!»

Надежда всегда умирает последней.