Обратная сторона Луны

      Из рук сегодня всё валилось. Артём проснулся будто ещё более уставшим, чем засыпал. Впрочем, заснул он сегодня часа только в три ночи, бестолково ворочаясь с боку на бок в попытке отогнать ненужные мысли. Они всегда об одном и том же, любой из флешбэков только про это. А Тёме ворочайся, как шашлык в мангале, и потом холодным обливайся.       И на парня этого зря наорал. А уж если тот кому-то пожалуется, то ещё и на работе проблемы будут. Ложь. Плевать Тёма хотел на проблемы с начальством, для него в работе был только один резон – здоровые пациенты. Ему просто было стыдно. За сцену – ну кто знал, что в клинике под бой курантов окажется целая группа поддержки кошачьих родов; за то, что ударил по больному, по внешности – низко даже для него; за то, что сорвался. Парень всего-то отпраздновать Новый год предложил, он был не виноват, что у Тёмы от всей этой радостной атмосферы зубы сводило и на стену хотелось лезть. Что он там ему сказал? "Приходите через неделю, будет как раз не моя смена"... Ну и муда-а-ак. Надо будет с Петром Ивановичем поменяться сменами, чтобы извиниться по-нормальному.       Тёма плеснул себе водой в лицо и посмотрел в зеркало над умывальником. В ванной было почти не слышно, как на улице взрывались фейерверки. И он уже всерьёз начал подумывать о том, чтобы устроиться на ночь здесь.       "Да чё я, больной, что ли?" – почесал в затылке Тёма и сам себе напомнил: – "А, ну да."       Взгляд упал на полочку под зеркалом и рука привычно потянулась к первым четырём банкам. Таблетки запил водой из-под крана – пофиг. Собственно, банки эти поэтому и стояли здесь, в ванной, чтобы воду не искать. Их надо было принимать первым делом после пробуждения и сразу после прихода домой, а у Тёмки неуклюжесть врождённая, вот и поставил тут – ладони не разобьются, в отличие от стаканов.       Дальше путь был до кухни, и там на круглом складном столе его уже ждал целый город из таблеток. Тёма вспомнил, как в первое время выпивал по тридцать штук за раз, как только из центра выписался, и усмирил нытьё.       Мысли, пока капсула за капсулой опускались в пищевод, снова удивительным образом вернулись к парню из клиники, – необычно. Тёма так-то животных после работы предпочитал вспоминать, а тут вдруг исключение. Нет, никакого романтического интереса, банально зацепил. Тёма сам себя хамством своим зацепил. И когда это он умудрился превратиться в это грубое говно? А, ну да. Когда начал гнить изнутри.       Всю ночь было плохо. Жуткое отравление, температура, лимфоузлы опухли – Тёмка едва не задохнулся, пока скорую ждал. Он, пока ехал по Москве с красно-синими мигалками, всё вспоминал, что такого мог съесть, и переживал, что на смену, наверное, в клинику не сможет выйти завтра.       В больнице его быстро прокапали, симптомы сняли, тут же и анализы все. А утром пришёл врач и заикнулся было, что у Тёмы свинка, а потом увидел, что ему уже двадцать три, да и Тёма подтвердил, что в детстве переболел.       Осознание – пока ещё подозрение – пришло моментально, словно обухом по голове, и вот уже слова врача как будто сквозь вату:       – Возьмём ещё анализ.       Потом ожидание – его самые долгие две недели в жизни, после чего его вызвали не в больницу, а сразу в СПИД-центр.       – Сколько у меня лимфоцитов? – спросил он, когда его впервые назвали "положительным" в самом отрицательном значении этого слова.       – От двухсот до трехсот, – посмотрев в результаты, ответил врач.       Тёма закивал энергично и глупо, как будто сразу же понял. А когда всё-таки понял, разревелся, как мальчишка.       – Вы на учёт становиться будете? – спросил его врач, когда Тёма кое-как смог успокоиться.       – Нет, – шмыгнул носом он и пояснил, – у меня прописка в другом месте.       – А друзей, знакомых в Москве нет? – Тёма только головой мотнул в отрицании. – А прописка где?       – В Архангельске.       С Петром Ивановичем в итоге поменялся. Весь день как на иголках был, но тот парень не пришёл. Тёма удивительно сильно расстроился. Даже порадовался тому, что расстроился, значит, не всё человеческое в нём умерло. Вот только извиниться-то всё равно не удалось, а жаль.       Тёма постарался забыть об этом инциденте, тем более что администрация разговора не заводила, значит, не знала, что уже было хорошо. Мысли перед сном снова вернулись к привычным кошмарным флешбэкам, Тёма продолжил "влачить своё жалкое существование", а примерно через пару недель в холле столкнулся лоб в лоб с этим парнем, когда позвал следующего.       Альфа сглотнул шумно, кошку свою попытался обратно в переноску засунуть и попятился:       – Я-я на завтра перепишусь, не переживайте, – виновато пробормотал он.       И Тёма вдруг понял – молоденький. Альфа этот молоденький, просто из-за повреждений на лице не понятно было, ещё и голос низкий.       "Пиздец ты чемпион, конечно," – мысленно отвесил себе подзатыльник он, а вслух сказал:       – Не утруждайтесь, я вас приму, – и открыл пошире дверь в кабинет.       Парень оглянулся по сторонам, будто убеждаясь, что это ему сказали, а не кому-то другому, и когда не нашёл никого, шагнул внутрь.       – А лапы-то какие у нас сильные! У-у-у, – ворковал Тёма над недовольной кошкой, – и когти острые, аж жуть! Красавица! И мать-героиня, да. Здоровенькая, ну что, за следующим десятком по весне пойдёшь? По глазам вижу, что пойдёшь, куртизанка!       – Кхм-кхм, – обратил на себя внимание Сергей – Тёма узнал имя хозяина кошки, заглянув в один из прошлых визитов в медкарту животного, – как раз об этом поговорить хотел. Я, наверное, не готов ещё к десяти. Вот. Можно её, – кивнул он на расслабившуюся под мерными Тёмиными поглаживаниями кошку, – как-нибудь вазектамировать?       – Вы имеете в виду – стерилизовать? – уточнил Тёма.       – Ну, стерилизовать – это навсегда вроде бы, – нахмурился Сергей, – а мне бы не хотелось её вот так – навсегда... Понимаете?       – Понимаю, но поделать ничего не могу. Либо один, либо ноль, – на ум почему-то пришла только эта дурацкая аналогия, – ну, в любом случае у вас есть как минимум месяц на раздумья, сейчас нашей с вами пациентке эта процедура противопоказана.       Сергей от такого ответа заметно расслабился, начал собирать вещи, ведь приём формально был окончен. А Тёма почему-то глядел на всё это и не мог из себя слова выдавить. Только когда альфа обернулся в дверях, Тёма решился, набрав в лёгкие побольше воздуха.       – Я бы хотел извиниться, – сказали они одновременно.       – А вы-то за что? – первым отмер Тёма, нахмурившись.       – Ну, нарушил, типа, субординацию, – пояснил Сергей и немного стушевался, а потом до него, видно, дошёл полный смысл Тёминого вопроса, – а вы за что?       Тёмке захотелось зло передразнить все эти “ну” и “типа”, но он лишь вежливо опустил глаза в пол и ответил:       – За хамство. Я не должен был так остро реагировать на ваше предложение.       – Да не беспокойтесь, я всё понимаю, – улыбнулся несмело Сергей. Тёма уже мыслено поспорил с ним, что нет, он не понимает, а тот продолжил: – Никому не хочется копаться в кошачьем, эм, ну, в чём вы там копались, под бой курантов.       – Мне хочется, – тихо, себе под нос, едва слышно, словно одними губами поспорил Тёма, не поняв, что сделал это вслух.       – А, ну тогда вообще всё ясно! – окончательно повеселел Сергей, поймал непонимающий Тёмкин взгляд и снова неверно считал его реакцию: – Это получается, я вас от любимого дела оторвать пытался.       Кошка наконец забралась в мягкую переноску, свернулась клубочком и нетерпеливо мявкнула на хозяина. Тот диалог быстренько свернул, вежливо попрощался, спросив, надо ли звать следующего.       Тёма кивнул на автомате и, как только дверь за Сергеем захлопнулась, плюхнулся на стул.       "Как он услышал, что я сказал?" – нервно сглотнул Тёма.       Дни потекли один за другим. Тёма вернулся в привычное сонно-бессонное состояние, глотал горстями нужные препараты, принимал пациентов, мучился кошмарами по ночам, пил дерьмовый кофе из автомата днём. Снова, и снова, и снова. Месяц.       Через месяц после их последнего, странноватого приёма Сергей и его полосатая, совершенно точно безродная – по умным глазам понятно, что дворовая – кошка пришли вновь. И Тёма, к своему ужасу, порадовался этому.. То есть, он порадовался – тому, что эти двое попали именно к нему, а не к Петру Ивановичу, к примеру... А потом ужаснулся, что порадовался.       – Что решили насчёт процедуры стерилизации? – Тёма даже тему их последнего разговора вспомнил, хотя все, за редким исключением, люди в последний месяц звучали для него забитым тромбоном.       – Не буду, – мотнул головой Сергей, Тёма только кивнул, – я погуглил, и, думаю, это не для Дичи.       – Дичи? Типа, как "дичь"? На что охотятся? – переспросил Тёма.       – Нет, типа, дикая, – пояснил Сергей, – только это долго выговаривать. А "Дик" – это как-то, ну... Это по-английский означает...       – Я знаю, что это означает по-английски, – жестом остановил его Тёма и вернул тему, – Сергей, вы же понимаете, что она от вас по весне сбежит, а потом вернётся снова беременная?       – Да, но... – немного потоптался на месте Сергей, – но ведь это нечестно. Может, она и не забеременеет, может, не найдёт подходящего альфу.       – У кошек это не так работает, – с грустной усмешкой разочаровал его Тёма и почему-то смутился сам, – там, кхм, больше на количество упор, а не на качество.       Сергей хмыкнул, кивнув, а потом округлил глаза, осознав услышанное.       – В любом случае, это ваш выбор, я вообще не должен был вам ничего советовать, – вежливо начал сворачивать беседу Тёма.       – Артём Валерьевич, – обернулся Сергей, стоя уже в дверях. И Тёме это обращение не понравилось, – а вы не хотите... – альфа сам себя оборвал, хотя Тёма старался не показывать появившегося вмиг напряжения, внутри съёжившись до размеров чихуахуа. А затем Сергей всё же продолжил: – А вы не хотите куда-нибудь сходить?       Тёма выждал паузу и для того, чтобы мысленно сосчитать до десяти и снова не сорваться на парне, и для того, чтобы дать возможность ему забрать свои слова обратно. Однако пауза лишь затягивалась.       – Сергей, вы опять, – в конце концов подал голос Тёма.       – Опять? – переспросил Сергей.       – Нарушаете субординацию, – напомнил Тёма его же словами.       – Оу, – тот закивал понятливо, а потом снова посмотрел на Тёму и, положа руку на сердце, заверил: – А я не говорил, что со мной.       Теперь вопросительное выражение лица перекочевало на Тёмку. Подумав, видно, что двигается он в нужном направлении, Сергей продолжил:       – Да-да, просто... Просто вы выглядите... несчастным. – А потом и вовсе поднял руки ладонями вверх, – и я, честно, я не пытаюсь залезть к вам в штаны или ещё что-нибудь такое. Я просто хочу, чтобы вы перестали быть несчастным. Поэтому давайте я вам организую какой-нибудь досуг, а? Ну, там, театр, или кино, или Вьетнам?..       – До Вьетнама, боюсь, я за выходные не дойду, – выпустил нервный смешок Тёма и попросил жалобно: – Сергей, пожалуйста, уходите.       Тёма видел это. Как будто горевшая над лицом альфы лампочка вдруг погасла. Лёгкие моментально сдавило от этого вида давно забытой болью стыдливой вины, хотя Тёма знал, зна-а-ал, что поступает правильно. И всё же почему-то, когда Сергей тихо прикрывал за собой дверь в кабинет, захотелось окликнуть его и согласиться на театр, или кино, или Вьетнам. Ведь теперь из-за очередного Тёмкиного отказа Сергей тоже выглядел несчастным, и Тёме вдруг тоже отчаянно захотелось согласиться на то, что сделало бы его счастливым.       "Не смей ломать ему жизнь! – мысленно рявкнул он сам на себя, – Гораздо счастливее он будет без тебя."       Серёга долго не решался подойти к нему. Может, Тима боялся, а, может, всё-таки его, а может, их обоих. Тем более, что Тим ему ещё на Новый год сказал оставить ветеринара в покое. Нет, Серёга так и хотел сделать, правда. Но случайно увидел того снова, а потом ещё раз. И оба раза волк внутри прыгал, и вилял хвостом, и даже подскуливал.       Серёга всегда знал, что волк у него, мягко говоря, недалёкий. Большую часть времени рассчитывать приходилось на силу лишь своего, человеческого, разума, ещё и интуиция животная работала через раз. Как с ним, например. А тут прямо как будто новый канал общения с волком нашёлся. Серёга грешным делом думал, что волк у него исключительно боец, Правая рука, как называл его Тим, а оказалось, он ещё и на "гражданских" реагирует. Точнее, на одного. Того, который в нём самом явно не заинтересован.       Нет, Серёга Артёма Валерьевича – или, как он того называл за глаза и исключительно в грезах перед сном, Тёмочку – понимал и ни в чём не винил. Однако волк почему-то не унимался. Просился в клинику, просился следить, просился сократить пионерскую дистанцию и понюхать. Ну, последнее, наверное, потому что в ветеринарке всегда жутко воняло псиной и медикаментами, а зверю хотелось учуять запах именно Тёмочки. И не только зверю.       Подходить к нему Серёга не хотел по двум причинам. Первая – очевидная, а вторая... Серёга не хотел делиться. Не хотел, чтобы кто-то знал о Тёмочке больше, чем он сам, чтобы кто-то пристально смотрел на Тёмочку вместо него, кто-то копался в Тёмочкином грязном белье, но сам сделать этого не смог. Побоялся, что отыщет бойфренда или мужа и в голове снова переклинит. На глаза упадут шоры из гнева и азарта, а муж или бойфренд окажутся на дне канавы. Поэтому идти за помощью надо было именно к нему.       Идеальней всего узнавать о том, что у Тёмочки есть кто-то, с кем тот счастлив, от Тимура, который тебя ненавидит. Умолять сказать имя и адрес лучше тоже его, потому что именно он не скажет. Тупо потому что презирает тебя и сделает всё, чтобы ты побольше пострадал. И сделать ему Серёга ничего не сможет, потому что есть Тим. Идеальная схема. Но, господи, как же стрёмно было к Тимуру подойти.       Серёга не был жесток. Не активно, а так, пассивно-флегматично. Котят не топил, однако в школе редко заступался за всяких задротов и толстяков, которых гнобили сверстники. Он, безусловно, знал, что такое хорошо и что такое плохо, но ощущения во время попыток проанализировать собственные желания всегда были размыты по краям. Он был симпатичным, дружил с самым желанным альфой Архангельска, постепенно обрастал нужными связями и умел выполнять чётко поставленные задачи, за что, собственно, и был замечен Тимом много, много ранее. Сейчас в их отношениях мало что изменилось, только холода поприбавилось. Потому что однажды Серёга выполнил очередную задачу. Глупо, жестоко, в запале охватившей – чужой – ярости и с ужасающими последствиями.       До этого момента Серёга не знал, что грань перейти так легко. Но рисковать больше не хотел. Чуть позже пришли ночные кошмары, в которых раз за разом мелькали кадры того самого вечера, когда они с Ванчо и Максом обступили стоящего на коленях Тимура; когда пространство в тёмной передней дрожало от Тимового бешенства, и Серёга будто вдыхал его в лёгкие вместе с воздухом; когда в висках тукало "порадовать Вожака", "отомстить за Вожака", "уничтожить обидчика Вожака". Серёга не обманывался – это были его мысли и идеи, а не какая-нибудь зомбирующая радио-волна, поэтому понимал, что унизить и надругаться над Тимуром он додумался сам. И это испугало. То, что он способен на такое.       А недавно кошмары изменились. Поменялась всего одна деталь. Вместо Тимура в темноте и холоде теперь неизменно сидел Тёма. А альфы всё обступали и обступали, и лапали, и хватали за волосы, и били по щекам. И Серёга выл. Смотрел на это всё и выл, а потом просыпался от того, что сосед снизу долбит ему по батарее, потому что вой альфы оказывался не метафорическим. Возможно, триггером была брошенная Тимом фраза о том, что Серёга может дров наломать, но из подсознания этот жуткий образ не выветривался даже после жирной накурки перед сном и лошадиной дозы снотворного.       Поэтому надо было идти к Тимуру. Надо было убить в мозгах – своих и волка – Тёмин образ знанием о том, что у него всё хорошо, что он точно влюблён и железобетонно счастлив, а застывшая на дне охровых глаз печаль – это лишь следствие общения с Серёгой.       Всё те же кошмары побудили собрать волю в кулак и попросить Тимура с ним поговорить. Он как школьник передал записку через Тами, в которой просил встречи без Тимовых ушей. И был почти уверен, что в один из мартовских выходных у Тимура наверняка найдутся занятия поинтересней, чем поездка на продуваемую всеми ветрами набережную. Серёга только на одно рассчитывал – интерес. Тимуру станет тупо интересно, зачем тот понадобился Серёге.       Омега даже не опоздал. Чем удивил жутко. И как бы Серёга не пытался уловить присутствие Тима, поймать связь с вожаком не удавалось. Значит, и условие относительной конфиденциальности было Тимуром исполнено.       – Честно говоря, не понимаю, почему ты согласился, – не удержал языка за зубами Серёга, когда Тимур поравнялся с ним и встал у пирса.       Тот сначала прищурился, глядя вдаль, проанализировал услышанное по-своему и коротко предупредил:       – У меня с собой ствол. И пули там не соляные, как ты понимаешь.       – Знаю, что ты мне не поверишь, но мне действительно жаль того, что произошло. То, – поправился Серёга, – что я сделал.       – Верю, не верю, – махнул рукой Тимур, по-прежнему не глядя на него, – мне насрать на твои сожаления. А согласился я по причинам, которые твоему ограниченному мозгу не доступно понять. Так что давай ближе к делу. Не хочу что-нибудь себе здесь отморозить.       – Есть один человек...       – Ветеринар твой?       – Да, – осёкся Серёга, выстроенная и отрепетированная в голове долгая речь стремительно начала ломаться.       – Узнать о нём ты и сам можешь, а я хвостиком за посредственностями не бегаю. Тем более по указке, – оборвал все надежды Тимур.       – Тимур, я... – дальше говорилка работать отказывалась, а горло предательски сковывало почти астматическим спазмом. Надо было, наверное, сказать что-то лестное, попытаться подмазаться или подкупить чем-нибудь, но сил хватило только на правду: – Я хочу, чтобы ты узнал то, что я узнавать не хочу.       Тимур впервые посмотрел на него. Обернулся так, что пара гладких, блестящих, тёмных прядей упали на чистый, словно из слоновой кости лоб и нахмурился. И Серёга ухватился за эту соломинку, за эту промелькнувшую крупицу неподдельного интереса и выдал на одном дыхании:       – Узнай, что он счастлив. Что он счастлив без меня, – уточнил он.       Тёмная, идеально изогнутая бровь поползла вверх.       – Сбрось досье на него, которое ты уже успел собрать, мне на электронку. Адрес я тебе пришлю не с моего номера. У омег должны оставаться хоть какие-то секретики от альф, – пояснил он, и спросил: – Ты же хочешь, чтобы эта история обошла Тима стороной? А, кстати, почему?       – Потому что он мне запретил смотреть в сторону Тёмо... Артёма Валерьевича, – не стал скрывать Серёга.       Тимур кивнул понятливо и расставил все точки над "i", прежде чем сесть в машину и уехать с набережной:       – Между нами это ничего не меняет, если что. Я по-прежнему больше всего желаю тебе смерти в муках.       – Поэтому я к тебе и обратился, – пробормотал Серёга вслед.       Тимур не выходил на связь после этого разговора долго. А потом и вовсе начал Серёгу избегать. То есть, он всегда его избегал, но сейчас Серёга чувствовал новый уровень, потому что Тимур вроде бы привычно отводил взгляд всякий раз, когда Серёга бросал свой на него, но теперь в самом уголке на долю мгновения можно было заметить помимо привычного пренебрежения и отвращения что-то ещё.       Снова записка, снова упирающийся "ввязываться в ваши подковёрные игры" Тами, очевидно переживающий, что что-то, пусть и такое незначительное, надо скрывать от обожаемого Тима, снова пирс.       – Я знаю, что ты что-то нашёл, – не стал ходить вокруг да около Серёга. Измученный месяцем полного молчания, сейчас он находил слова с лёгкостью: – пожалуйста, пожалуйста, скажи.       – Я не нашёл того, что ты просил, – уклончиво ответил Тимур.       Сначала пришла эйфория. Волк на секунду заглушил все рациональные мысли неконтролируемой радостью, ведь сказанные Тимуром слова означали только одно – у Тёмочки никого не было: ни мужа, ни бойфренда, ни какого-нибудь другого ёбаря. А как только волна радости медленно откатилась, пришло понимание того, что у фразы омеги есть второе дно. И вот тогда Серёга нервно сглотнул моментально возникший в горле ком.       – А что ты узнал?       – Это не твоё дело, – помотал головой тот, а потом и вовсе закусил губу, – я тебе даже больше скажу, это и не моё дело тоже. Чёрт побери, я полез туда, куда не следовало и узнал то, что не следовало, – поёжился Тимур.       Вот теперь эйфория схлынула окончательно. Заклубилось, словно сквозняк по ногам, беспокойство. Волк настороженно поднял уши и опустил к земле хвост.       – Скажи, прошу, скажи! – взмолился Серёга. – Тимур, пожалуйста, всё, что угодно...       – Нет, – оборвал его Тимур и даже снова одарил взглядом, полным, впрочем, такого же беспокойства. Ясное дело, что не за Серёгу, – я не могу, но... – поморщился он, словно шёл на сделку с совестью, и всё же замолчал, отвернувшись.       Серёга никогда не плакал. Даже когда был маленьким ребёнком. Даже когда лишился лица и думал, что лишился Тима. Переживал, нервничал, но чтобы по шершавым щекам текли слёзы – нонсенс. У него вообще чувствительность на лице сильно притупилась, поэтому и позорные дорожки из глаз он не сразу заметил. То, что защипало в глазах, списал на бьющее в лицо солнце, и только когда чуть с носа не закапало, с удивлением осознал, что рыдает. Как-то глупо и неуклюже, и постарался делать это потише, смутившись. Он не надеялся на ответ или на жалость от Тимура. Тем более что тот свалил ещё до того, как Серёга понял, что плачет.       А вечером с секретной – скорее всего одноразовой – почты Тимура пришёл адрес и приписка: "Там парк рядом, погуляй в нём как-нибудь". И Серёге оставалось лишь набрать дрожащими пальцами: "Спасибо".       Тёма как-то странно себя чувствовал в последнее время. Он никогда не страдал приступами необоснованной паранойи, тем более в родном городе, где в буквальном смысле знал каждую собаку, но в последний месяц ему почему-то казалось, что за ним следят. Грешил, естественно, на болезнь и даже – о ужас! – записался на сеанс к психологу.       СПИД-центр Архангельска был "отвоёванным" в девяностые на счёт медицинского городского бюджета зданием детского сада. И так как финансирование было не ахти, внутри находиться нравилось не особо. С виду здание было ещё ничего, даже небольшой парк вместо детских площадок разбили. Но это до Крымского кризиса ещё было, а сейчас финансирование совсем сократили. Тёме повезло лишь в том, что он сам был медиком и ставить уколы умел, поэтому в этот филиал ада на земле старался приходить лишь для еженедельных отметок. Да и деньги зарабатывал в клинике неплохие, ещё на дом работу иногда брал, так что мог позволить себе покупать более дорогие аналоги бесплатных препаратов.       Собственно, из встречи с психологом не вышло ничего хорошего. Сам "врач" принимал исключительно на выходных, занимаясь в будни, если судить по брендовым шмоткам и массивным перстням на толстых пальцах, частной практикой. У Тёмы на частную практику денег не было, да и не особо хотелось. У него вообще обсуждать с кем-либо, кроме лечащего врача, своё состояние не было никакого желания, но это ощущение слежки... В общем, это был новый для Тёмы уровень, и он тогда реально пересрал, что у него кукушка поехала.       Чёрт с ними, с этими выходными, ведь на них у Тёмы почти всегда выпадали смены, потому что у Петра Ивановича были внуки, да и муж работал на классической пятидневке, так что тому всегда хотелось проводить выходные с семьёй. А Тёме что? Ни внуков, ни мужа, зачем ему субботы с воскресеньями? Но Тёмка одну субботу всё же отвоевал. Наврал с три короба, хотя на работе знали о том, что он "положительный", и наверняка бы отпустили, не задумываясь, если бы только Тема заикнулся про поход в центр, но он не заикнулся.       Тёма как чуял, что идти не следовало. Ещё утром проснулся с каким-то мутным состоянием, но денёк, как назло, обещал быть солнечным, и Тёма заманил себя в центр мыслью о том, что если не решится всё-таки пойти к психологу, то хотя бы в парке этом пошатается, благо что жил недалеко. И всё же решился, пошёл. Чётко обозначил границы своего комфорта, сказал, о чём готов говорить, а о чём – нет, ну и, собственно, описал свою проблему.       Вообще, психолог этот больше головой кивал и задавал тупые вопросы типа: "А что вы по этому поводу думаете?", "А как вам самому это кажется?". У Тёмы язык чесался спросить, кто из них вообще тут психолог, но вместо этого послушно отвечал на вопросы. Пришёл в итоге к выводу, что дело не в болезни. А мысли у него, как у самого обычного человека, разными бывают. Тёма на это хмыкнул, так же мысленно поставив крест на сеансах психоанализа и резво собрался на выход, когда время встречи вышло.       Уже в гардеробе, когда Тёма натягивал на себя лёгкое кашемировое пальто и мотал узлом шарф, ощущение чужого присутствия именно рядом с ним, именно по его душу, пришло вновь. Он мотнул головой в попытке сбросить это ощущение, раз уж, как утверждал психолог, сам был виновником его появления, и шагнул на залитое солнцем крыльцо. Сбежал по трём низеньким ступенькам с твёрдым намерением всё же навернуть пару кружочков в парке и вдруг застыл на месте как вкопанный, – перед ним стоял Сергей.       Что-что, а чувство стыда Тёма уже давно перестал испытывать, рассказывая о своём диагнозе. Он просто знал, кому лучше рассказать, а кому – не стоит из-за непредсказуемой или наоборот реакции. Это ты по первости от каждого встречного-поперечного шугаешься и отводишь взгляд, но со временем приходит чуйка, твой банк реакций на новость о ВИЧ в твоей крови быстро пополняется, и через какое-то время ты с лёгкостью можешь сказать, кто одарит тебя гадливой жалостью, а кто боязливым отвращением; кто из знакомых и родственников перестанет общаться, а кто начнёт помогать, хотя его никто не просил; кто-то обязательно попытается свести с каким-нибудь знакомым, у которого тоже ВИЧ; и лишь малая часть примет твою новую реальность спокойно. Больше всего на свете Тёма в таких ситуациях любил людское равнодушие.       Но сейчас был не тот случай. Тёма знал, что от молодого парня, который проявлял к тебе знаки внимания, никакого равнодушия не поступит, но в голове затрещало не из-за этого. Тёма вдруг почувствовал, что именно сейчас он не готов, не хочет говорить, не хочет признаваться. Не хочет, чтобы Сергей знал. И чувство этого нехотения оказалось настолько сильным, затопило буквально с головой, что Тёма не придумал ничего получше, чем шлёпнуться в обморок.       Очнулся на лавочке. Сверху его грело весеннее солнце, а под попой было мягко, и Тёма быстро понял, что на лавочке он сидит не один. И сидит он не совсем на лавочке.       – Артём Валерьевич, вы поэтому такой несчастный? – заслонил собой солнце Сергей, чуть склонившись к Тёме.       Тёма только застонал, закрыв лицо руками, ещё бы с коленей чужих встать. Но руки на плече и на бедре внезапно приобняли чуть сильнее, словно Сергей прочитал Тёмины мысли и не захотел выпускать. Это была очень плохая ситуация. Просто дерьмовая.       – Знаете, – продолжил тот, – моё предложение всё ещё в силе.       Тёма вспыхнул под ладонями. От гнева, от бешенства даже, больше всего на свете этого настырного и, судя по всему, пиздецки тупого альфу хотелось послать. Обозвать последними словами, двинуть по роже, про неё не забыть пару ласковых конечно же, чтобы точно отстал. Если он не понимает, что Тёма – это разлагающийся труп, по какой-то нелепой причине, всё ещё похожий на живого человека, то, может, отцепится наконец, если поймёт, что Тёма ещё и как человек – говно.       Но Тёма почему-то молчал. Сидел, грелся на солнце, глупо и неправильно наслаждался кольцом из сильных, накачанных рук, а в свои продолжал прятать лицо, медленно успокаиваясь. Впрочем, бедное Тёмино личико вскоре опять вспыхнуло, потому что Сергей сократил дистанцию между ними ещё больше, наклонившись теперь к самому Тёминому уху, и обдал его тёплым дыханием:       – Один вечер. Подарите мне один вечер, большего не прошу. Я уже сказал, не обязательно брать меня с собой, просто позвольте мне заплатить – этого будет достаточно. Что угодно: ресторан, кино, ночной клуб, загородный парк-отель. Вы ведь так много работаете, иногда надо и отдыхать, – соблазнял он, – развлекаться, проветривать голову, тратить время и внимание на себя. Хочу увидеть на ваших губах улыбку, пожалуйста.       – Улыбаться я и бесплатно умею, – буркнул из своего ладонно-пальцевого укрытия Тёма.       Прерывистый выдох со стороны Сергея означал, что шутку он оценил, так же как и то, что Тёма отрицательного ответа всё же не дал. Он и сам не понимал, почему. Знал, что поступает глупо и эгоистично, и всё же, когда Сергей дожал его вопросом про вечер сегодняшней субботы, кивнул, по-прежнему не глядя альфе в глаза.       – Подвезти вас до дома? – всё так же ласково спросил его Сергей и встал с лавочки, не выпуская Тёму из рук, только вторую под колени переместил. Ещё и поднялся так легко, словно Тёма ничего не весил, а потом резво зашагал к одной из стоящих на выходе из парка машин.       Тёма всё же выпутался из рук, назвал адрес, когда садился в машину, и уже приготовился к неловким объяснениям маршрута во время поездки, но Сергей его ни о чём ни разу не спросил. Только включил тихое радио на той радиостанции, которую Тёма обычно во время приёмов слушал.       И ведь не прогадал, мысленно негодовал Тёма.       – Если хотите, я могу послать за вами такси, и оно отвезёт вас туда, куда вы скажете, – вернулся к теме сегодняшнего вечера Сергей, когда они уже стояли около Тёминого подъезда.       Тёма сначала нахмурился, а потом понял, что не сказал главного.       – Знаете, я не очень хочу проводить с вами время, – посмотрел он альфе в глаза, мысленно съёживаясь до размеров чихуахуа от наблюдаемой в реальном времени боли в них из-за услышанных слов, и подсластил пилюлю: – Но проводить время без вас за ваш счёт – это совсем мерзко. У вас одна встреча, – остудил вмиг посветлевшего Сергея он и повторил: – одна.       Оставшийся день прошёл как-то мимо Тёмы, буквально одним махом. Словно он моргнул, а на часах уже было без пяти семь. Он был совершенно не готов. Точнее, он был одет и обут, но никак не мог сделать шаг за порог, вдохнуть воздуха поглубже, а главное, собрать мысли в кучу. Весь день они разлетались по углам, пока Тёма пытался заниматься своими делами и бытом, и за всё это время он так и не смог решить, что же по всему этому поводу думает.       Думать, строго говоря, надо было совершенно однозначно: его согласие – это ошибка. Глупая, эгоистичная ошибка, которую он совершил, потому что его попросту застали врасплох. И тем не менее Тёма не ощущал ничего, кроме уже привычной вины за то, что он собирается уделить немного внимания Сергею, а соответственно, может дать ложную надежду; учитывая умственные способности альфы, сбрасывать со счетов этот расклад было никак нельзя. Возможно даже, подозревал Тёма, что Сергей так и не понял, чем именно тот болен.       Так он и стоял перед собственной дверью, не решаясь сделать шаг за порог. Он так давно не был ни на каких свиданиях, что и забыл, каково это: когда сердце бешено колотится и в голове то и дело проносятся вопросы и сомнения "а что, если..." – сейчас волнение и неуверенность в себе настолько зашкаливали, что даже разница в возрасте в пользу Тёмы не смущала. Тем более что это всего лишь одна встреча, напоминал себе он.       Из омута собственных мыслей и паники его вывел звонок в дверь. Тёма как-то сразу понял, что это Сергей, хотя был почти уверен, что не называл точного адреса до номера квартиры. Почти, но не совсем, он едва помнил детали поездки до его дома сегодня. Тёма потянулся к ручке и щёлкнул замком, легко толкнув дверь от себя. Да, на пороге стоял Сергей.       Тёма надеялся, что обойдётся без букета, но надежды не оправдались.       – Его, наверное, в воду надо поставить, – нахмурился Тёма, указав на пышный букет.       – Да, конечно, – протянул Сергей цветы.       Тёма вроде бы промямлил спасибо, но не был на сто процентов уверен, что Сергей услышал его. Тёма принял букет и скрылся в квартире, так и не предложив Сергею хотя бы переступить порог, больше занятый вопросом наличия, а скорее всего, отсутствия у него вазы. Та всё-таки нашлась под раковиной на кухне, поэтому Тёма набрал воды, но сверх этого делать с цветами ничего не стал. Только когда засовывал стебли в узкое горлышко, заметил вдруг, что помимо ассорти цветов и привычной зеленушки, в букете также есть маленькие картонные фигурки собачек на прищепках, закрепленные то тут, то там. Это внезапно вызвало улыбку и румянец. Сергей, может, и недалёкий, зато внимательный – разглядел, что у Тёмы в кабинете на рабочем столе много разных собачек: фигурки, стикеры, подставка для карандашей и прочее-прочее.       Тёма вернулся в прихожую с чётким намерением за цветы поблагодарить громко и внятно, однако вместо этого снова оробел, увидев широкоплечий силуэт в дверях. Сергей перевёл на него взгляд, спрятав телефон в карман, и улыбнулся. Тёма тоже попытался улыбнуться, проверил застёгнутые на пальто пуговицы, снял с крючка ключи и вышел за порог. Спускаться пришлось на лифте, хотя Тёме до жути хотелось сохранять пионерскую дистанцию. Да ещё и маленький, как назло, приехал. В кабинке было тесно и неловко, альфа возвышался над Тёмой, подсвечиваемый одной тусклой лампочкой, Тёма же старался не обращать внимание на близость, а главное, не зацикливаться на том, что от Сергея очень приятно пахло. И Тёме нравился именно его природный запах, а не туалетная вода. В такой тесноте не заметить и не учуять его было просто невозможно, и Тёма, к своему постыдному осознанию, даже вдохи глубже начал делать, пытаясь урвать хотя бы ещё немного чудного запаха, пока они не приехали на первый этаж, из-за чего и уровень паники изрядно снизился.       Сергей вежливо открыл перед Тёмой дверь сначала из подъезда, потом в автомобиль, и тот послушно забрался внутрь салона. Наверное, надо было спросить, куда они поедут, но Тёма понял, что ему всё равно. Главное, не домой к альфе, а уж кино или кафе – без разницы, да хоть картошку на поле сажать. Тёма так давно ни с кем не развлекался, не общался, не проводил свободное время, что был согласен на любой кипиш.       К тому времени, как он вернулся в Архангельск, многие друзья уже обзавелись новыми компаниями или даже семьями; кто-то перестал общаться после того, как Тёма рассказывал о своём диагнозе. Поэтому наличие кого-то рядом ударило в мозг, стоило только автомобилю тронуться с места. Тёма забыл, каково это: делиться словами, обсуждать ничего не значащие события вокруг, находить точки соприкосновения в интересах. Минут через десять после начала беседы Тёма даже рассмеялся. Он с ужасом осознал, как давно уже не смеялся, пусть тихонько и на пару смешков, но это только поначалу.       Сергей что-то рассказывал, Тёма кивал, отвечал и слушал. Этот тихий, низкий голос, который влёк за собой, заставляя отвечать на вопросы, а не уходить в собственные мысли, как это обычно бывало с Тёмой при общении с коллегами, например.       – Не переживай только, но нам придётся поехать за город, приличный ресторан есть только там, – сказал Сергей, сворачивая на шоссе.       – В кино было бы дешевле, – заметил Тёма.       – В следующий раз можем в кино, – с улыбкой в голосе ответил тот.       Тёма нахмурился. Он не хотел, чтобы всё зашло слишком далеко, не хотел ранить чувства Сергея, но также и не хотел пораниться сам. Сейчас какая-то симпатия по отношению к Сергею теплилась на дне Тёминого разума, но он подозревал, что вызвана она была больше долгой изоляцией от общества и хоть каким-то вниманием к Тёминой персоне. Он не знал, кто этот Сергей, что он любит, чем занимается, о чём переживает – и это было то, что нужно. Два незнакомца на первом и единственном свидании – то что нужно, чтобы Тёма не свалился с выжигающей сердце депрессией.       – Сергей, – вздохнул он, напоминая: – Я обещал вам лишь одну встречу. Давайте не забывать об этом?       – Как можно забыть?! – преувеличенно почтительно ответил Сергей и бросил на Тёму быстрый взгляд. – Может, на ты?       – Да, конечно, – пожал плечами Тёма и уставился в лобовое стекло, непроизвольно набрал в лёгкие побольше воздуха и со свистом выдоха сказал: – Спрашивай, если хочешь, я не скрываюсь, – и напомнил для закрепления результата: – Второй возможности не будет.       – Да у меня, собственно, лишь один вопрос, оставшийся ещё с утра, – зашёл издалека Сергей.       Тёма попытался самостоятельно вспомнить, какой именно, но их утренняя встреча в памяти была, мягко говоря, не вся, а уж реплики – тем более.       – Какой? – всё же переспросил Тёма.       – Давай я тебе его в конце вечера задам, – кивнул Сергей и перевёл тему.       Они приехали, судя по всему, в некий закрытый загородный клуб. Машина в какой-то момент свернула с основной дороги, но под колёсами чувствовался хороший ровный асфальт, значит, место кому-то принадлежало. А потом и высокие кованые ворота показались. Их с Сергеем пропустили без проблем, стоило лишь альфе кивнуть охраннику. По бокам от автомобиля расстилались ухоженные лужайки; кажется, справа была площадка или часть площадки для игры в мини-гольф.       – У нас столик только на восемь, можем прогуляться, если хочешь, – Сергей явно заметил, с каким интересом Тёма оглядывается по сторонам.       – Да, можно, – кивнул он.       Сергей припарковал автомобиль, обошел его и открыл Тёмину дверь. Тёма почему-то – даже не догадывался – знал, что сделает альфе приятней, если позволит за собой поухаживать, даже в таких мелочах как открытая дверь. Солнце уже зашло, но парковые дорожки были достаточно освещены, чтобы по ним было приятно и не страшно идти.       – Где мы находимся? – ещё раз огляделся Тёма, когда они медленно двинулись вглубь Яблочной, как гласил забавный указатель в виде облака, аллеи.       – Парк-отель, – односложно ответил Сергей, но потом всё же принялся объяснять и показывать: – Это главное здание, дальше спа-комплекс, ресторанный дворик, за ним небольшой пруд естественного происхождения, и чуть левее – жилые корпуса.       Тёма так резко остановился, что альфа успел сделать пару шагов, прежде чем понял, что собеседник остался позади. Сергей обернулся, глядя непонимающе, и Тёма решил расставить все точки над "i":       – Сергей, мы договаривались на вечер, – голос предательски дрогнул, выдавая новую волну поднимающейся внутри паники.       Сергей будто почувствовал Тёмино состояние и моментально сократил дистанцию, после чего осторожно положил руки Тёме на плечи и заглянул в глаза, которые тот старательно прятал.       – Тёма, Тёмочка, ты чего? – обеспокоено спросил Сергей. – Ты подумал, что?.. – Тёма только кивнул, не поднимая взгляда, – нет. Нет-нет-нет, не переживай, мы всего лишь поедим хорошей еды, послушаем хорошую живую музыку, попьём вкусный кофе или чай или морс, что ты любишь? Тёмочка, ты что любишь? – спросил его, как маленького.       – Кофе, – шмыгнул носом Тёма и решился взглянуть на Сергея, – только для него, наверное, поздно уже...       – Тут и без кофеина сорт есть, не беспокойся, – легонько встряхнул его тот, – пойдём?       Тёма кивнул, и Сергей обогнул его, вставая рядом, взял Тёмину руку и перекинул через свою. Получилось старомодно и оттого совсем не интимно, поэтому Тёма даже не знал, как возразить, тем более что возражать совсем не хотелось. Вот если бы Сергей попытался взять его за ладонь или переплести пальцы, то Тёма бы совершенно точно контакт разорвал, но сейчас делать это казалось излишней грубостью. В конце концов, так ходят не только парочки, но и старые друзья или братья.       – Ты часто здесь бываешь? – спросил он Сергея, этот вопрос буквально просился на язык, потому что знать о том, что кофе здесь подают и без кофеина, мог только завсегдатай.       – Родители – владельцы земли, – без утайки пояснил тот, – и так повелось, что хозяева отеля с ними хорошо дружат, а я тут – да, бываю частенько.       – Удобно, – хмыкнул Тёма, вздёрнув бровь, – и поесть, и, кхм, поспать.       – Не ревнуй, – легонько толкнул его бедром Сергей.       Тёма возмутился было на это, а потом прикусил язык, поняв, что шутливый ответ Сергея не так далёк от правды. А ведь они почти не знакомы, почему тогда Тёме неприятно думать, что Сергей мог водить по этим аллейкам не только его?       Беседа снова пошла своим чередом, и они свернули с узенькой дорожки на дорожку пошире, которая привела их в итоге к ресторанному дворику. Несколько столиков уже стояли перед входом, но для ужина на открытом воздухе было явно слишком холодно, а вот в фойе было тепло. Играла непринуждённая музыка, само убранство было вполне изысканным. Не хуже Москвы, заметил Тёма, передавая своё пальто Сергею, чтобы тот сдал их одежду в гардероб.       – Аллергия на что-нибудь имеется? – спросил он Тёму, когда они двинулись в зал. Тёма только головой мотнул, – предпочтения, может, есть? Морепродукты, мясо, что-нибудь сладкое?       – Птица, – не стал выпендриваться Тёма, будучи уверенным, что какую-нибудь котлету по-киевски готовить могут везде – на крайняк, разогреют в микроволновке полуфабрикат.       Сергей на это лишь кивнул, довёл до нужного столика, усадив за него сначала Тёму, и только потом отодвинул и свой стул, усаживаясь. Молодой омега-официант подошёл почти сразу, поздоровался с Сергеем, дав Тёме понять, что они друг с другом явно знакомы.       – Позволь сделать за тебя заказ? – перевёл альфа взгляд на Тёму.       Тот лишь пожал плечами, внимательно наблюдая за официантом, который слушал, как Сергей делает заказ, буквально с открытым ртом. И тут до Тёмы дошло:       – Ты был привлекательным! – удивлённо распахнул глаза он, не удержав языка за зубами, благо что официант хотя бы успел немного отойти от их столика.       Сергей постарался сохранить лицо, а Тёма моментально залился краской и захотел провалиться под землю от собственной бестактности:       – Боже, прости, прости, что я так сказал, – закрыл ладонью он себе рот, – не знаю, что на меня нашло. Видно, давно в люди не выходил, разучился с другими особями нормально общаться, – попытался отшутиться он.       – Да, я был симпатичным, – не стал всё же переводить тему Сергей и серьёзно посмотрел на Тёму, желая быть услышанным, – но только на лицо.       – А сейчас, значит, всё изменилось? – снова не сдержался Тёма.       – Я работаю над этим, – кивнул Сергей.       "У тебя неплохо получается," – мысленно признал Тёма, но в ответ лишь промолчал.       Ужин превзошёл все ожидания. Вместо курицы, на которую Тёма рассчитывал, ему подали утку. С хрустящей, обжаренной до золотистой корочки кожей, щедрым слоем тающего во рту жирка под ней и мягчайшим, сочным мясом. Тёма пару раз не сдержался, застонав от фейерверка вкуса во рту, отчего жутко смутился. Гарниром выступали поджаренные до чёрных отметин овощи. Тёма поначалу не понял, как можно есть подгорелое, но Сергей ненавязчиво подсказал, что из баклажанов надо выскребать только середину, а кожицу на нём оставляют лишь для формы. С болгарских перцев шкурка вообще снималась без каких-либо усилий, и Тёма насаживал на вилку один, второй и третий, кайфуя от необычного сочетания вкусов.       Из напитков был подан не только заказанный Тёмой кофе, но и освежающий морс, и Тёма на какое-то время выпал из реальности, погрузившись в отличный ужин, приятную беседу и расслабляющую атмосферу, да так, что когда простенький фитнес-браслет завибрировал на запястье, напоминая о приёме медикаментов, Тёма даже не поверил и на телефоне время посмотрел, чтобы убедиться, что сейчас и правда полдвенадцатого.       К счастью, экстренная таблетка у Тёмы всегда была с собой, поэтому отложить приём можно было вполне на те полчаса, которые занимала дорога. Однако Тёма вдруг почувствовал, что не готов к тому, чтобы этот вечер закончился. Он ведь сам сказал, что это их первая и единственная встреча, кто знал, что она окажется такой приятной и атмосферной, в отличие от всех их предыдущих контактов.       – Нам пора? – кивнул на вибрирующий браслет Сергей, снова явив Тёме свой какой-то совершенно феноменальный слух, потому что обычно окружающие этой вибрации в течение дня не слышали.       – Да нет, – потёр выдавшее его с потрохами запястье Тёма, – мне только стакан воды нужен, и можем ещё часок посидеть, – вроде бы он давал Сергею разрешение на этот часок, но на самом деле просил.       Сергей подозвал официанта, шепнув на ухо заказ, и через минуту перед Тёмой возник стакан. Тёма был на распутье: уходить в туалет со стаканом воды было бы жутко странным, а принимать таблетку перед альфой категорически не хотелось. Портить вечер напоминанием о том, что у Тёмы ВИЧ, не хотелось. Сергей в очередной раз словно почувствовал, что Тёму одолевают сомнения, и как будто даже мысли прочёл, потому что попросил его извинить и сам вышел из-за стола. Тёма быстро достал из сумки красную капсулу и дрожащими пальцами выдавил её себе на ладонь, после чего бросил в рот, проглатывая ещё до того, как сделал глоток воды. Это ничего не меняло – времени почти не осталось.       Сергей вернулся и опять умело увёл Тёмины мысли в какую-то совершенно другую сторону, а когда время всё же подошло к концу, потому что официанты начали собирать с других – давно опустевших – столиков приборы и хлебные корзины, также с разговорами и улыбками вывел Тёму из ресторана, заботливо накинув ему пальто на плечи.       – Мы не заплатили, – робко заметил он, указывая на вход в ресторан.       – Заплатили, не переживай, – погладил его по спине Сергей и снова предложил ухватиться за его локоть.       Тёма плюнул на все меры предосторожности – в конце концов, оставалось совсем немного времени до окончания этого волшебного вечера – и с удовольствием ухватился, ощущая приятную твёрдость мышц под толстым слоем ткани пальто. Да, до неведомого Тёме несчастного случая альфа наверняка был очень привлекательным. Чёрт побери, он и сейчас жутко располагал к себе, по крайней мере Тёму. Омега даже предвкушал поездку на лифте, когда альфа будет провожать его до двери, где снова можно будет почуять приятный запах Сергея.       Так и было. Тёма жалел этого вечера и в то же время совсем не жалел. И первое, и второе, потому что пошёл на поводу у собственных желаний, и сейчас никак не мог решиться открыть дверь в квартиру, оставив наконец Сергея на лестничной клетке одного. Тот внезапно сократил дистанцию больше, чем до этого позволял себе, поставив одну из рук около Тёминого лица, и снова навис над ним, а Тёма замер, как под гипнозом, и понял, что сейчас будет тот самый вопрос, который Сергей хотел задать в конце вечера.       – Скажи, – посмотрел ему в глаза с какой-то совершенно невероятной нежностью, будто умилением, и зашкаливающей надеждой, – тебе понравилось?       – Да, – выдохнул Тёма и прочистил горло, в надежде, что сможет прочистить ещё и мозги, – но это ничего не меняет.       – Почему? – спросил Сергей.       Тёма удивился изменившемуся настрою: и куда делся тактичный, услужливый молодой человек? Сейчас Сергей напирал, буквально давил собой, вызывая желание сдаться, подчиниться, отдать контроль над ситуацией, но Тёма знал, что нет, не сегодня. Сегодня он единственный за весь день раз поступит верно, и сделает это прямо сейчас.       – Ты глупый, что ли? – прищурился он. – Или, может, не знаешь, что такое ВИЧ? Прости, у меня нет времени на лекцию, но ты всегда можешь погуглить.       – Это единственная причина? – не сдвинулся с места Сергей.       Тёма открыл рот, но потом захлопнул его, не зная, что ответить. Это было даже не наглостью со стороны альфы, а просто каким-то неадекватным поведением.       – А тебе её недостаточно? – он всё же нашёлся, что ответить. Вот и наступало время, когда карета стремительно превращалась в тыкву.       – Скажи, – всё-таки перегнул палку Сергей, – если бы ты был здоров, у меня был бы шанс?       Тёма ещё никогда не начинал плакать так стремительно, пропустив и щипку в носу, и дрожащий подбородок. Было так стыдно, зато, кажется, Сергей понял, что перешёл грань дозволенного, отпрянув моментально, с обеспокоенным взглядом. Тёма лишь вставил ключи в замок, теперь он вовсе не сожалел оставлять альфу на лестничной клетке, и когда уже шагнул в квартиру, понял, что не только расстроен, но ещё и в бешенстве, и не захотел, чтобы вечер был испорчен только у него, поэтому развернулся и посмотрел Сергею в глаза:       – Да, – улыбнулся он, вкупе с покрасневшими от слёз глазами смотрелось наверняка диковато, – но всё же я болен, – и захлопнул дверь.       Серёга был так сильно благодарен Тёмочке, хотя тот, наверное, и не догадывался об этом. А причина была в том, что перед ним было простое в своём решении уравнение. Если бы его омега начал ходить вокруг да около, сыпать абстрактными понятиями и уходить от прямого ответа, то Серёга наверняка бы запутался и вот тогда действительно наделал бы кучу ошибок. Но Тёмочка оказался волшебным! Вот так, глаза в глаза сказал о своём главном страхе, той самой проблеме, которая его мучила, с которой и предстояло побороться, и прямо ответил на Серёгин вопрос, не дав надежду, но поставив условие – умный, догадливый мальчик.       Конечно первым делом Серёга вопрос "великого и ужасного" ВИЧа и ещё более "страшного и смертельного" СПИДа изучил вдоль и поперёк. Мало того, что в двадцать первом веке ВИЧ уже не считался чем-то таким уж страшным, как тот же рак, так ещё и при правильном лечении в принципе не мешал вполне нормально жить. И доживать лет до семидесяти. Примерно как диабет. Да, передавался половым путём, однако вероятность рождения больного ВИЧ ребёнка у лечащегося пациента была меньше одного процента. Серёга возмутился сначала высоте барьера, который возвёл между ними Тёмочка, однако он прекрасно понимал, что тот, будучи медиком, наверняка обо всём этом знал. Значит, проблема была не совсем в болезни, проблема была у Тёмы, у которого была эта болезнь. И здесь Серёге тоже оказалось просто понять, точнее, установить логические связи: если ВИЧ отравляет Тёме жизнь, то от него всего лишь навсего надо избавиться, и тогда они с Тёмочкой непременно будут вместе.       Вот она. Идеальная задачка в одно действие. Никогда ещё Серёга не верил в свою везучесть так сильно, как сейчас. Вылечить любимого от ВИЧ – что может быть проще? Оказалось, что всё было не так просто. ВИЧ, конечно же лечился, но не вылечивался. Диагноз длиною в жизнь. Серёга перелопатил всё, что мало-мальски могло ответить на вопрос о том, как избавиться от ВИЧ навсегда. Он, как и многие другие, тоже недавно слышал о чудодейственном "Криспере", однако, прочитав несколько жутко научных и новейших отчётов о результатах исследований, понял, что тестируют его пока только на одноклеточных. И да, это могло стать ответом на вопрос об избавлении от ВИЧ раз и навсегда, но в глубоком, далёком, недостижимом даже для Серёги будущем.       Задачка в одно действие уже не казалась такой лёгкой, однако для реальности того порядка, в которой жил Серёга, всё ещё казалась решаемой. В конце концов, у него в арсенале была не только медицина, но ещё и магия. А с ней-то точно можно было избавиться от какой-то там человеческой болячки, разве нет? Поэтому ещё один месяц Серёга потратил на изучение всевозможных задокументированных материалов о том, что и как вылечивалось у людей, когда за дело брались оборотни и их шаманы. Узнал много, но про ВИЧ не нашёл ни слова. Ещё были поездки: в Москву, в Питер, в сибирскую глубинку к чёрту на рога. Были ночные – из-за разницы в часовых поясах – беседы по скайпу с оборотнями из США и Южной Африки. Ничего.       Серёга не терял темпа, а вот надежды поубавилось. Никто опять не говорил чёткого ответа – можно или нельзя, все лишь твердили, что не слышали о таких случаях, но ведь это не означало ни да, ни нет, это было "не знаю", которое Серёга совершенно не переваривал, а главное, не понимал.       Тим начал бросать на Серёгу обеспокоенные взгляды, пару раз даже к стенке прижимал, без лишних церемоний интересуясь, что с ним происходит, но тот стойко молчал. Тим не должен был знать, что Серёга не оставил доктора в покое, по крайней мере не должен был знать до того, как станет слишком поздно. Серёга честно старался концентрироваться на работе, клубе, безопасности города, но мысленная стена, о которую он бился каждый день, просыпаясь без Тёмочки рядом, точно зная, что мог бы, высасывала из него все соки. Кошмары не прекращались, на душе скребли кошки, волк рвался к своему человеку, мозг подбрасывал в топку сомнений идеи о том, что дело было не только в Тёмином диагнозе.       А потом как-то раз он зависал в офисе, пытаясь разобраться в схемах новой, более навороченной чёрной бухгалтерии, которую вводил Ян, и краем уха услышал, что в переговорке засели Тимур с Тами. Приглушённые голоса поначалу звучали лишь фоном, Серёга прислушался и понял, что оба корпели над домашкой мелкого.       – Нахрена мне вообще эта алгебра? – возмущался Тами.       – Следи за языком, – ответил ему Тимур.       – Нафига мне вообще эта алгебра, – язвительно поправился тот.       – Ну, во-первых, как бы умело ты не мимикрировал под него, ты всё же не умственно отсталый, а значит, обязан знать не меньше обычного нормального человека. А, во-втор...       – То есть, просто "патамушта", да?       – Не перебивай меня.       – Ау!       – А во-вторых, математика формирует у тебя в мозгах определённые нейронные связи, которые потом помогают тебе решать задачи уже не математические, но которые тоже надо решать с помощью логики. Как бы объяснить... Твой мозг может перекладывать знания в одной области на пробелы в другой, как бы приспосабливая под изменившиеся условия, понимаешь?       – Не совсем...       – Ну типа, ты умеешь завязывать шнурки? Умеешь. И если тебя попросить сделать бантик из толстенного каната, то ты не впадёшь в ступор, потому что вместо шнурка перед тобой канат, а просто применишь свои навыки, приспособившись.       – А зачем вязать бантик на канате? – вкрадчиво поинтересовался Тами и снова заверещал: – Ай-яй-яй! Ау!       – Будешь паясничать, я тебя в ШД переведу! – пригрозил Тимур. – Решай давай, или мы с тобой тут до вечера сидеть будем?       – Я не знаю, как, – заныл Тами.       – Ну, подбором, значит, решай. Давай-давай, подставляй один, потом два, потом три и так далее.       – Но ведь это может реально весь день занять!       – Тогда вспоминай, как учитель объяснял.       Дальше Серёга не слушал. Он сидел в соседней комнате и мысленно благодарил Тимура за нечаянно выданную подсказку в решении его, Серёгиной, задачки в одно действие. Оказалось, что действие-то одно, но теперь предстояло выяснить – какое. Да, методом подбора. Другими словами – экспериментально. Никто из его сверхъестественного окружения не знал ответа на вопрос, можно ли вылечить человека от ВИЧ, а значит, Серёге это надо было выяснить самостоятельно. Всего-то надо достать немного ВИЧ-инфицированных подопытных и провести все возможные опыты с ними.       К счастью, в той среде, где уже почти год крутился Серёга, таких было хоть отбавляй. И те, за деньги или сразу за дозу, готовы были на что угодно. Нет, Серёга не зверствовал, просто брал образцы и пробы, поил отварами и другими заговорёнными жижами, кормил таблетками, комбинировал эти методы в разных пропорциях, потом снова делал замеры – ничего не помогало. Серёга отчаялся и окончательно сдался.       Быть с Тёмой хотелось невыносимо, однако выполнить одно-единственное условие, которое перед ним поставил его человек, Серёга не мог. А потом Тёма позвонил. Серёга, глянув на экран, сначала глазам не поверил, телефон едва в руках удержал.       – Привет, – прошептали на другом конце трубки, когда Серёга сказал дежурное "алло".       – Привет, – хотелось добавить "любимый, счастье моё, Тёмочка", хотя бы что-то одно, но Серёга тактично промолчал.       – Как дела?       – Можно мне приехать? – оба вопроса прозвучали одновременно.       Серёга, конечно, был согласен даже на ничего не значащий телефонный разговор, но не попытать удачу не мог.       – Нельзя, – прошелестели в трубке, убив надежду, однако в голосе сквозило что-то ещё.       – Но?.. – подтолкнул Серёга к дальнейшему, почему-то ощущаемому ответу.       В трубке тяжело вздохнули, прошептали "Чёрт-чёрт-чёрт", и Серёга понял, это не просто звонок от скуки, это индикатор. Доказательство того, что болезнь была именно причиной отказа от дальнейших встреч, а не просто удобным предлогом, как мерещилось Серёге бессонными ночами. Тёмочка тоже скучал по нему, раз решился на немыслимое – целый один звонок! И было понятно, чувствовалось кожей, каждым волоском, что ему тоже плохо и тоскливо, может, не в такой же мере, как им с волком, однако сомнений во взаимности у Серёги больше не осталось.       – Тёма, Тёмочка, родной мой, – зачастил в трубку тот, Тёма в ответ лишь всхлипнул, – давай увидимся, а? Я знаю, что ты тоже этого хочешь, – послышался тихий, явно сдерживаемый скулёж, – зачем ломаешь себя? Мне ведь всё равно, что у тебя ВИЧ, ты же понимаешь это? А, Тёмочка, милый мой...       – Я себе этого не прощу, – выдавил из себя слова тот, и Серёга услышал, как Тёма всё же не сдержался и заплакал, хоть и тихо, прикрывая рот ладонью, судя по всему.       – Чего не простишь?       – Если ты... – со сбившимся дыханием попытался ответить Тёма, – если... я тебя... Господи, – тяжёлый вздох, – я же как ходячая чума. Я не могу, понимаешь, не могу, не прощу себе, если ты от меня заразишься, – со вздохом облегчения всё же закончил фразу он.       Ну конечно! Его любимый, нежный, внимательный доктор Айболит переживал, оказывается, не за себя – и как Серёга не догадался сразу? Наверное, не мог поверить, что такой, как Тёма, может беспокоиться о таком, как он.       – Обещаю тебе, – ответил Серёга, – клянусь, что найду возможность быть с тобой, – Тёма принялся уже рыдать в голос, не стесняясь и давая понять, что совсем не верит.       Собственно, после этого разговора, оставался лишь один – последний – эксперимент. Очевидный, стрёмный даже для оборотня, но Серёга готов был на что угодно ради Тёмочки, в том числе и подхватить ВИЧ. Ведь актуальность Тёминого опасения резко снижалась до нуля, если заражать осталось бы некого.       Серёга направился в облюбованный притон, где совсем недавно бился над поисками чудо-лекарства. Рука даже почти не дрогнула, когда колол себе чужую кровь – трахаться с одним из торчков желания совсем не было, да и результат при таком методе не всегда бывал "положительным". И стал ждать. В принципе, можно было пойти к Тёме сразу, но Серёга почему-то решил убедиться, что у него получилось заразиться. Поэтому через три недели побежал проверяться, однако когда получил результаты анализа, попросил взять кровь снова – тест на выявление ВИЧ оказался отрицательным. Но после второго такого же результата пришлось поверить – он был чист.       Раньше Серёга не задумывался о границах оборотнической иммунной системы и регенерации, однако после этого очередной вопрос поднялся сам собой – а мог ли оборотень вообще подхватить что-то вирусное? Среди оборотней бывали случаи рака, но ведь он вызывался внутренними нарушениями работы организма, а что же насчёт внешних? Неужели оборотни неуязвимы даже к такому страшному врагу, как ВИЧ?       В тех крошках статистики, которые раскопал Серёга, говорилось, что да, случаев болезней среди оборотней разного возраста в результате заражения вирусами не было. Организм тупо умерщвлял любого паразита даже на молекулярном уровне. И тогда, словно озарение свыше, на горизонте разума замаячил ещё один, самый-самый важный эксперимент.       Серёга нашёл спидозника. В том притоне, где он появлялся теперь не реже любого другого завсегдатая, почти все были с подбитой иммункой. Но откровенно ходячих трупов там было немного. Во-первых, из-за того, что пересчёт таких и контроль отчасти лежал на Тимовой стае, поэтому львиную долю инфицированных Серёга ещё зимой, когда они начали продавать продукт напрямую, оттащил в нарко-диспансер. Предметом мотивации всегда была бесплатная доза, поэтому на чистку и постановку на учёт соглашались многие. Однако всегда находились новички.       Серёга, изучая всевозможные материалы по лечению людей нетрадиционными способами, естественно, раскопал секрет влияния оборотнической крови на организм человека. Однако до этого момента, до того, как убедился, что его кровь остаётся чистой даже после прямого контакта с вирусом, и подумать не мог, что всё может оказаться так очевидно. Новенький подопытный сначала, правда, категорически отказался хлебать кровь, но за пару граммов чистого "коня" всё-таки решился лизнуть пару капель. Серёга подождал сутки и взял пробы у испытуемого.       Результаты и обрадовали, и огорчили одновременно. Огорчили, потому что ВИЧ совершенно точно был и исчезать по волшебству не собирался, но лимфоциты поднялись – это было хорошим знаком. Возможно... Возможно, если увеличить количество крови, то получится?       Серёга нацедил стопку. Заставить выпить стопку ещё тёплой, вязкой крови было не просто сложно – практически невозможно. Но хуже всего было то, что торчок этот попросту сблевал всё обратно. И Серёга наконец понял, что если даже опустившийся на самое дно наркоман не смог никакими уговорами и заверениями проглотить хотя бы стопку крови, то Тёма не сможет и подавно, а Серёга заставить его, как этого полузнакомого утырка, точно не сможет. Тёме надо будет сказать лишь одно слово, бросить мимолётный взгляд или не сдержать вздоха, и Серёга отступит, не сможет продавить. Только не Тёмочку.       – Это что, шутка? – переспросил Тимур, буквально прожигая взглядом Тима.       Серёга тоже был в шоке, потому что не думал, что Тим встанет на его сторону, когда покаялся ему во всём и попросил помощи в исполнении задуманного.       – Тимур, – сглотнул Тим, уставившись, тем не менее, глазами в пол, – ты не понимаешь. Речь идёт о Паре... – попытался объяснить он.       Серёга тоже открыл было рот, но тут же захлопнул, потому что Тимур повернулся к нему.       – Ты, – зарычал он, наступая, пока Серёга старательно отодвигался, – просто больной, поехавший крышей маньяк. Вы вообще понимаете, что переливание крови так не работает?! – оглянулся он на Тима в поисках поддержки, но тот продолжал сверлить взглядом пол, и тогда Тимур показал истинные эмоции, которые скрывал за гневом: страх, ужас даже. Серёга испытывал то же самое, – он умрёт. Ты не понимаешь, что ли? Он жить может. Работать, встречаться с кем-нибудь, детей нормальных рожать.       – Но он не делает этого, – решился подать голос Серёга, – думаешь, он не знает всего этого? Да ему первому промыли мозги о том, что ВИЧ – это не приговор, вот только он так не думает. Он себя ненавидит...       – Ты этого не знаешь...       – Знаю! – голос у Серёги сорвался, но ему совсем не было стыдно показать те же эмоции, показать, что он сам на грани истерики и отчаяния, потому что ничего получше не придумал, – ты думаешь, я не понимаю, какой это риск?! Я ведь тоже рискую!       – Вы все, – зашипел Тимур, показав верхний ряд зубов из-за оскала, хотя глаза покраснели, налились непролитыми слёзами. Тим было дёрнулся к нему, учуяв надвигающийся пиздец, но Тимур метнул молнию в него и сделал шаг назад, – вы к нам как к домашним животным относитесь, да? Как к скоту. Чувствуете себя героями, которые ведут несмышлёных людишек в светлое будущее, а по факту – просто кучка эгоистичных тварей, которым повезло в генетическую лотерею. Думаете, что вы сильнее природы? Физики? Биологии? Как бы не так, такое же дерьмо под ногами, только разлагаетесь подольше. Хочешь спасти его? – посмотрел он на Серёгу. – Хочешь стать героем? Тогда оставь его в покое. Это лучшее, что ты для него можешь сделать. А ты, – посмотрел он на Тима, и тот отчётливо поёжился в ожидании приговора, – не подходи ко мне. Видеть тебя не хочу.       Тимур хлопнул дверью, оставив альф в кабинете, где ощутимо стало на несколько градусов холоднее. Серёга понимал, что Тимур прав, его идея не просто бредовая, а опасная. И в зоне смертельного риска оказывался не он, а Тёма. Господи! Как же он хотел, чтобы всё было наоборот.       – Тим, я... Прости, что впутал тебя во всё это, – нарушил тишину он, глядя на разбитого словами Пары вожака.       – Делай, что считаешь нужным, – отмахнулся тот, – другого шанса не будет, другого варианта нет. Только если, – Тим внимательно оглядел Серёгу и броcил быстрый взгляд на дверь, – только если ты не решил всё же отступиться?..       Тот только мотнул головой. Тим поджал губы, принимая такой ответ.       – Тимур ведь прав, да? – спросил его Серёга упавшим голосом. – И я просто его убью. А потом умру вслед за ним.       – Тимур всегда прав, – подтвердил Тим, – но он и сам когда-то позволил мне решать всё самому, без чужих наставлений. Позволю и я тебе.       Тёма был в смятении. Он не просто не понимал, что происходит, он не понимал, как одна встреча может пустить корни в его мозге и сердце, душе так глубоко. Если бы он только знал, что одно-единственное свидание окунёт его в пучину тоски и сожаления, ни за что бы не согласился. Или... Нет, он так долго выстраивал в своей голове хлипкую стену из самовнушения, так сильно цеплялся за окружающий его быт, работу не для того, чтобы в один момент всё пошло прахом. Когда каждая парочка на улице вызывает приступ тошнотворной зависти, потому что Тёма вот так за ручку с тем, кто ему понравился, ходить не мог. Точнее, за ручку-то можно было бы, но как насчёт всего остального? У альфы есть определённые потребности, но Тёма просто не сможет их удовлетворить.       Перед сном Тёма теперь смаковал подробности их с Серёжей свидания. Вспоминал детали, как он глупо заревновал, а тот его на этом поймал с потрохами. Тёма мог часами перебирать воспоминания в голове, а наутро вставал разбитым. И кошмары ушли. Вместо них теперь снилось то самое, запретное, недоступное для Тёмы. Иногда сны накатывали лёгким флёром, как уловленный в лифте запах – приятно, но не иссушающе. А иногда снилось настоящее порно. Тёма такого и в интернете-то не видел, не то чтобы в жизни пробовать, и просыпался от таких снов в полнейшем раздрае. О том, что происходило с ним в течку, закончившуюся месяц назад, вспоминать вообще не хотелось.       Тёма ему тогда даже позвонил. Сорвался. Хотелось если не преподнести себя на тарелочке, то хотя бы кусочек урвать. Чего угодно: внимания, пары минут, голоса, искажённого динамиком. Серёжа, как назло, такого ему наговорил, что Тёма после реально двухминутного разговора в луже собственной смазки сидел, пуская по щекам слёзы.       Тёма не понимал, почему не смог забыть его. И боялся. Боялся, что дыра в груди со временем начнёт только увеличиваться, и вернуться к "влачению своего жалкого существования" уже не получится.       Тёма просиживал свой очередной майский выходной дома, когда в дверь позвонили. Тёма пытался уже битый час сосредоточиться на справочнике, который взял из клиники для подробного изучения. В Москве началась мода на рептилий в качестве питомцев, значит, нашествие пресмыкающихся вскоре постигнет и Архангельск. Тёма хотел быть во всеоружии, животное не должно было страдать только потому, что хозяин – дебил и не понимает, что в стеклянной тюрьме жить совсем не весело. Однако очередной пассаж никак не укладывался в голове, слова вроде были знакомыми, но в понятные предложения совсем не хотели формироваться, а тут ещё и принесло кого-то.       Книга была отложена с демонстративным раздражением, а Тёма на подходе к двери попытался вспомнить пару крепких словечек и даже не удосужился взглянуть в глазок, чтобы не разжалобиться раньше времени. Он толкнул дверь от себя, сходу выпадая из квартиры прямиком в сильные тёплые объятия и ореол дивного, такого же приятного, как в воспоминаниях, запаха. Попытался вырваться, но рука на талии сжалась ещё сильнее, прижала, придавила, впечатала в твёрдое тело так, что весь воздух из лёгких вышел – ни слова сказать, ни голову повернуть. А потом почувствовал на шее мимолётную боль от укола и провалился в темноту.       Было несколько вещей, в которых Тёма не сомневался: он совершенно точно не был привязан, но пошевелиться едва мог; он лежал, однако чувствовал себя ещё хуже, чем после бессонной ночи; он находился в лечебной палате, но совсем не узнавал убранства.       Голова была квадратная и тяжёлая, словно налитая чугуном, боли не было, но вот слабость... Слабость казалась почти смертельной. Тёма попытался разлепить склеившиеся от долгого молчания губы, и на это ушла добрая пара минут. Стало понятно, что ни о каких криках о помощи и речи быть не может. Тут бы хоть на шёпот сил хватило. Слава богу, слух был.       – Он очнулся, – сказал тихий настороженный голос.       – А по-моему, просто пукнул громко, – ответил другой, более мелодичный, с нотками скуки в тоне. Тёме стало немного стыдно, если о своём пробуждении он действительно так сообщил.       – Да я на пульс смотрю, – сказал первый.       – Да? И что, нам теперь обтирать его нужно? А я только-только ногти сделал, Тимур, давай, я лучше тебе в следующий раз помогу?       – Ну и пиздуй по компасу! Зачем приходил только?       – Ты знаешь, зачем, – засопел "мелодичный" обиженно.       – Передай ему это, – ответил другой, названный Тимуром. Тёма начал было терять мысль, потому что не понял, что "это", но затем стало ясней:       – Если я Тиме это передам, он мне этот палец и сломает.       – А на тебе как на собаке!..       Дослушивать Тимура не стали и, цокнув языком, хлопнули дверью. Тёма поморщился, потому что громкий звук тут же отозвался в мозгах, а потом заметил, что даже смог застонать. Торопливые шаги пересекли комнату из дальнего угла аккурат к койке Тёмы, и тот решил попробовать небывалое – открыть глаза и посмотреть на потенциального похитителя. Или заказчика похищения? Он чётко помнил, что похищал его Серёжа. Вроде бы...       На него смотрел омега. Смутно знакомый, а может, просто лицо у него было такое, что частенько знакомым кажется. Тёмные волосы, тёмные глаза, в которых плещется беспокойство.       – Громко? Я попрошу, чтобы доводчик поставили, – сказал он, когда Тёма до конца разлепил второй глаз.       Тёма даже не нашёлся, что возразить, тем более что ни связки, ни горло пока что не хотели его слушаться. Тимур тем временем ещё раз оглядел его и улизнул из поля Тёминого зрения. Чем-то хлопнул, чем-то громыхнул, потом появился вновь и пихнул Тёме в рот что-то мокрое и холодное, но такое приятное, будто жизненно важное. Тёма закатил глаза от удовольствия, посасывая льдинку. Расслабляться не стоило, вполне возможно, что это было какой-то изощрённой пыткой, но льдинка так приятно смачивала пересохшее горло и холодила горячий от подскочившего давления рот, что казалось, большего и не надо.       – Думаю, много пить не стоит, – немного виновато прокомментировал реакцию Тёмы Тимур, но тем не менее с предельным пониманием заглянул в глаза, – пользоваться уткой – то ещё удовольствие. Если бы ни филиал кошачьего лотка во рту, так без воды всё время и пролежал бы, да?       – Да, – шепнул Тёма.       Тимур улыбнулся налаженному контакту, присел на краешек Тёминой койки и погладил его по волосам:       – Ну, рассказывай, – ласково проворковал он.       Тёма офигел немного и выпучил глаза:       – Я?!       – Пока что в сознании только ты, – подивился его непонятливости Тимур.       – Эм... Но это же меня похитили, – смущённо заметил Тёма.       – Похитили?! Тебя? Кто? – следом за ним офигел и Тимур.       – Серёжа, – ещё более несмело ответил тот.       – Кто? А, этот кусок говна! – вдруг понял Тимур, кивнув куда-то в сторону от Тёмы.       Он не без усилий повернул голову в указанном направлении и едва не свалился с постели. Точнее, если бы были силы, то точно бы свалился, но Тёма только сдавленно охнул – на соседней койке лежал Серёжа.       – Ч-что?.. Что произошло? – пролепетал он.       – Это я у тебя и хочу узнать. Что он тебе сказал? Нет, давай так, расскажи, как было, – с неподдельным участием спросил Тимур.       – Ну, я сидел дома, читал справочник, позвонили в дверь. Я пошёл открывать, а там был Серёжа, он мне что-то вколол. И дальше я ничего не помню, – Тёма нахмурился неинформативности собственного ответа, а вот у Тимура челюсть поехала вниз.       – Что? – как-то совсем недружелюбно и едва слышным шёпотом переспросил он. – Этот мудак даже не поговорил с тобой? Даже не спросил разрешения на всё вот это?       Тёма помотал головой, а потом понял, что на глаза наворачиваются слёзы, потому что он почувствовал себя по-детски беспомощно и начал переживать.       – Пожалуйста, скажи, что... Что произошло? Мы попали в аварию?       – Нет. Нет-нет-нет, ты что, нет, конечно, – снова натянул на лицо безмятежную улыбку Тимур, но Тёма уже ему не верил, а тот ещё и губу закусил, явно поставленный в тупик, – никакой аварии.       – Тогда почему Серёжа без сознания? – не унимался Тёма.       Тимур поморщился от упоминания о Серёже как от запаха тухлого яйца.       – Так нужно. Это... Это как бы искусственно сделанное состояние, – попытался объяснить он.       – Медико-индуцированная кома? – уточнил Тёма, от околомедицинских разговоров почему-то стало поспокойней. Тимур кивнул. – А зачем?       Тимур шумно выдохнул, выпучив глаза и обтёр, судя по всему, повлажневшие ладони о джинсы.       – Чёт не готов я был к такому разговору, – пробормотал он. Тёма расстроенно запищал, и Тимуру всё же пришлось начать объяснения: – Прежде всего, прости меня, если на многие твои вопросы, я отвечу: "Мы не знаем". Также, кое-какие вещи о Серёже, – не без отвращения в голосе сказал он, – тебе придётся узнать всё-таки от него самого. Что же касается того, где ты сейчас находишься, то это частная клиника неких влиятельных... людей, скажем так. В данный момент мы пытаемся, господи, – рвано выдохнул он, сам явно не веря во все те росказни, которыми пытался накормить Тёму, – мы пытаемся вылечить тебя от ВИЧ. Навсегда. Дело в том, что, как бы это сказать, у этого куска г... у Серёжи, – поправился Тимур, – есть, как бы, в крови определённые антитела, которые умеют бороться с любым вирусом. Поэтому, – с тяжёлым вздохом перешёл он к наиболее сомнительной, на его взгляд, части пояснения, – мы не придумали ничего лучше, чем обменять ваши кровяные потоки. Вот.       Тёма хлопнул глазами пару раз, потом перевёл взгляд на свою лежащую поверх одеяла руку, из которой действительно тянулась трубка, заполненная тёмно-бордовой жидкостью. Она и правда тянулась прямо от Серёжи. Вторая же, начала её Тёма не видел, но ощущал дискомфорт в районе ключицы, тянулась от него, скрывалась в фильтре и только потом тянулась к Серёже. Какой-то бред.       – Почему я ещё не умер? – спросил очевидное Тёма.       – Мы не знаем, – развёл руками Тимур.       Тёма понял, что ступил на территорию тех самых вопросов, на которые ответ будет один. Голова затрещала, поэтому он решил оставить все эти медицинские уточнения на потом, и спросить самое важное.       – Серёжа в коме, потому что ему больно?       – Да. Орал так, что заслушаться можно, – довольно кивнул Тимур, – пришлось вырубить его.       – Но... Разве анестезия не навредит антителам в его крови?       – Та, которую на нём использовали – нет. Естественный продукт, так сказать, потому что наркотики таких, как он, не берут, – пояснил Тимур.       – Ты его не любишь, да? – зачем-то спросил и так очевидное Тёма, не сумев скрыть грусти в голосе.       Тимур вздохнул и ничего не ответил. Только сходил за ещё одной льдинкой и наказал:       – Отдохни.       – И сколько мне так отдыхать? – спросил без особой надежды на чёткий ответ Тёма.       Тимур обогнул его койку и повернул небольшой монитор, установленный над ней, так, чтобы Тёма видел отсчитывающий назад таймер. Только на нём явно было не время.       – Это твой резерв, – пояснил Тимур, – как только мы полностью выберем его, можно будет поговорить о выписке.       – Так... Так не бывает, – попытался объяснить Тёма весь тот кавардак, который сейчас был в его голове.       – Добро пожаловать в мир "Так не бывает".       Тёма пытался сформулировать ещё какие-то вопросы, побоявшись, что Тимур может его бросить здесь в одиночестве. Точнее, Тёма понимал, что технически он не будет в одиночестве, но Серёжа сейчас был не лучшим собеседником. Однако Тимур лишь вернулся на кресло для посетителей, стоявшее около широкого окна, и продолжил листать какой-то журнал.       – Откуда я тебя знаю? – решился всё же Тёма задать один из очевидных вопросов. Персона этого омеги навевала какие-то паранормальные подозрения.       – Мы на Новый год всей компанией приходили к тебе кошку "рожать". Оттуда и помнишь, наверное.       – О, – удивился Тёма, ответ оказался таким... тривиальным. И паранойя по отношению к Тимуру схлынула.       Зато на первый план снова вышла усталость. Тёма прикрыл глаза на секундочку, а распахнул двести миллилитров спустя. Как только Тимур указал ему на монитор, взгляд буквально прикипел к уменьшающейся цифре. Тёма подумал, что время действительно для него сейчас было нерелевантно, в отличие от уменьшающегося объема отданной крови. Как ни странно, Тимур всё ещё был в кресле. И несмотря на сумбур в голове, его присутствие вселило спокойствие.       – А почему я не голодный? – спросил, хотя голос опять скатился в противное карканье, Тёма.       Тимур дёрнулся испуганно, не почуяв, видно, что Тёма снова проснулся. Или "очнулся", было бы правильней?..       – Ты, это, хоть кашляй для приличия, а то я заикой из-за тебя стану, – поднялся с кресла он и подошёл к Тёминой койке.       Тёма скосил глаза в направлении к тому месту, откуда тот доставал льдинки, и невольно облизнул губы. Тимур понял всё без лишних слов, наградив ещё одной льдинкой. Осмотрел внимательно.       – Ну, и как я выгляжу? – дёрнул одним уголком губ Тёма.       – Как живой труп, – не стал врать Тимур.       – Наконец обложка соответствует содержанию, – грустно ухмыльнулся тот, – ну так, а почему я не голодный? Сколько я уже здесь, не меньше суток, наверное.       Тимур пожал плечами:       – Ну, скорее всего это из-за того, что его, – кивнул он на соседнюю кровать, – кровь очень питательна сама по себе. Да и плохо разве? В утку, знаешь ли, по больш...       – Я понял-понял, не самое прекрасное занятие, – избавил его от дальнейших объяснений Тёма и всё равно опять задал вопрос, прикрывая глаза: – Тогда почему я уже устал?.. – И снова провалился в темноту.       Дальше его реальность превратилась в череду обрывочных, немного скачущих и с помехами включений на фоне болезненно-тяжёлой усталости. Тёма открывал глаза, находил в палате Тимура, считал, сколько миллилитров он уже проспал, и проваливался в бессознанку снова. Только полтора литра спустя Тёма смог пошевелить конечностями сам. До этого момента приходил медбрат, и Тёма пару раз даже просыпался, когда его перекладывали и тормошили.       Тёме упражнение "мы писали, мы писали, наши пальчики устали" показалось чуть ли не самым большим достижением за всю его прошедшую жизнь. Тимур заметил шевеление и снова пересел на край постели, так же внимательно-неверяще наблюдая за ним, как и раньше. Тёма хихикнул.       – Ты похож на варана, – пояснил своё веселье он. Тимур только бровь вздёрнул, пришлось развернуть ответ, – ну, они, когда охотятся, кусают свою жертву. У них в слюне яд, только он слабый очень, поэтому они потом ходят по пятам за ней и внимательно следят. Ждут пока жертва умрёт. Прямо как ты сейчас.       – Справедливое сравнение, – хмыкнул Тимур, задумавшись, а затем снова поднял взгляд на Тёму, – тебе разве совсем не страшно?       – За себя? Нет, – без лживой паузы ответил Тёма, – а вот зачем Серёжа всё это затеял, я никак не пойму.       – Так ведь ты ему сам приказал, – словно это было что-то очевидное, сказал Тимур.       – Я? – всё Тёмино веселье сошло на нет, он судорожно замотал головой, хлебая воздух, как утопающий.       – Ну, не намеренно, – попытался успокоить его Тимур, кивнув понимающе, и даже по руке погладил, легонько сжал пальцы напоследок, – просто поставил условие: вы, типа, вместе, если ты здоров. А Серёга – он, ну, как бы тебе сказать, с прямыми извилинами. Ему сказали – он сделал. Вот и здесь. Только, кажись, перестарался. Опять.       Тимур вроде понятные слова говорил, но у Тёмы все равно образовались пробелы в понимании.       – Ты, я так понимаю, в моё волшебное исцеление не веришь? – уточнил он. Тимур посмотрел на него многозначительно, а Тёма только вздохнул. – А это значит, нас уже двое.       Дверь в палату отворилась, прервав открывшего было рот Тимура, и Тёма приподнялся на постели, чтобы посмотреть, кто к ним заглянул. Возможно, это был тот самый "мелодичный". В дверь просунулась голова явно нерусского альфы, и Тёма понял, что это кто-то другой. Даже попытался напрячь память и припомнить остальную "новогоднюю" компашку, однако от этого голова лишь недружелюбно затрещала.       – Ох, Тами, – прищурился недобро Тимур, – не лез бы ты на рожон, когда родители ссорятся.       – Ну Тиму-у-ур, – заканючил тот, – ты же понимаешь, что Тима на нас срывается? Сплошные планёрки, разборки и трени. Зверствует!       – Салфеточку для слёз дать? – наигранно жалостливо всплеснул руками Тимур, а потом изменился в лице, став опасно-серьёзным. – Ты хочешь, чтобы я с ним о тебе поговорил?       Тами этот сглотнул шумно, и Тёма понял, что услышанная фраза – это что-то типа удара ниже пояса.       – Вот и не лезь, – тем временем подвёл итог разговору Тимур.       Тами явно собирался исчезнуть в мгновение ока, однако зацепился в последний момент взглядом за бодрствующего Тёму, кивнул ему, как самый настоящий школьник, почтительное "здрасьте", и только тогда исчез.       – Весело у вас, – хмыкнул Тёма и уточнил: – А Тима – это?..       – Статус не определён, – задумчиво ответил Тимур. За стенкой послышалось отчётливое: "Какого х...?!", на что Тимур удовлетворительно кивнул, будто только этого и ожидал, и снова переключился на Тёму: – А хочешь персик? Или апельсин?       – Боюсь, – зевнул Тёма, – после них всё равно придется в утку, – и заснул.       Иногда Тёма просыпался, но не показывал, что он бодрствует. Смотрел по сторонам, пытался шевелить ногами и руками. Мог проснуться и пару часов сверлить взглядом неподвижно лежащего Серёжу. Расстояние в полтора метра между их койками казалось Тёме пропастью, но просить Тимура или кого-нибудь из персонала их сдвинуть не решался. В конце концов, кто Тёма ему? Приятель? Знакомый? Какой-то благотворительный проект во имя науки? Вдруг и правда всё это было затеяно не из-за каких-то там любовных помыслов. Тёма однажды попытался было заикнуться, когда они с Тимуром разговаривали, но тот сказал, что эта тема не в его компетенции и быстренько разговор увёл в другую сторону.       Кстати, персик они всё-таки попробовали засунуть в Тёму, но тот запросился в обратную сторону почти сразу, и больше они так не делали. Тимур заметно расстроился, когда Тёму стошнило, и переживал, казалось, даже больше него самого. А буквально через двадцать минут уже знакомый Тами топтался в дверях, интересуясь, что у них и как, будто чувствовал переживания друга. Интересно.       Тёма проснулся, когда осталось чуть меньше двух литров, и внезапно оказался в палате один. Точнее, рядом по-прежнему лежал Серёжа, а вот Тимура не было. Без этого "отвлекающего фактора", Тёма буквально кожей почувствовал тоску по Серёже. Чёрт побери, тот лежал всего в полутора метрах от него, но как же это далеко. Постыдное желание хотя бы понюхать альфу сейчас ощущалось жизненно важной необходимостью, и Тёма решился.       Койки здесь были отменные, явно не китайского или – боже упаси – российского производства. Они и всё остальное оборудование, разделявшее их с Серёжей, были на колёсиках, поэтому Тёма подумал, что он сможет всё сдвинуть так, как – нет, не хотелось, – нуждалось. Требовалось.       Садиться на постели он, в принципе, уже до этого пробовал – получалось, вот и сейчас Тёма без труда свесил с кровати ноги. Он поджал пальчики, заведомо ожидая их встречу с холодным, кафельным полом, но когда стыковка произошла, оказалось, что тот тёплый.       "Господи," – ахнул Тёма, – "какое же у этой клиники финансирование?! Может, мы вообще не в Архангельске?"       Тёма бросил взгляд в окно, но там виднелась знакомая с детства "свечка", а значит, он всё ещё был в родном городе. Тёма одёрнул себя, отвлекаться надолго было нельзя, ведь в любой момент кто-нибудь мог в палату войти, застав Тёму за несанкционированной перепланировкой. Он уже уверенней оглянулся, внимательно осмотрел собственную койку и... Да! По бокам были специальные крепления, для того, чтобы соединять две койки вместе, если пациент, к примеру, был слишком тучным, или для каких-нибудь других нестандартных случаев. Всё в палате словно работало на него. Тёма жутко устал, хотя нужные предметы с легкостью двигались буквально от любого чиха, так что уже через пару долгих минут Тёма забирался на собственную постель с другой стороны и щёлкал замком между койками. Вот теперь было правильно. Можно было даже осторожно прикоснуться к широкой ладони.       Первое, что привлекло внимание, – Серёжа был горячим. Никто из медицинского персонала почему-то не реагировал на это, хотя на мониторе, транслировавшем показатели альфы, который теперь беспрепятственно мог видеть и Тёма, даже была выведена повышенная температура. И тем не менее, огонёк рядом с цифрой горел зелёным. А вот его самого знобило. Тёме было так холодно, что хотелось эту руку использовать как грелку, приложив ко всем, даже самым постыдным местам, но этот порыв он всё же сдержал, и для некоего утешения просто взял её обеими ладонями, снова проваливаясь в липкий, совсем не заряжающий энергией сон.       Проснулся он от того, что прямо над ними с Серёжей происходил чей-то спор. Первый голос Тёма узнал сразу же – Тимур, а вот со вторым, явно альфьим, был пока ещё не знаком. Тёма почему-то решил, что не вмешиваться будет вежливей, и так и продолжил лежать с закрытыми глазами, сделав вид, что всё ещё спит.       – Это лишь потому что я поддержал именно Серёгу, а не кого-то другого, да? – шептал незнакомый. – Если бы на его месте оказался Тами, ты бы и ухом не повёл.       – Вести ушами из нас двоих умеешь только ты, – отвечал ему в своей манере Тимур.       – Ответь! – зашипел на него другой, после чего в голосе засквозили нотки отчаяния. – Мне важно знать. То, что я с ним всё ещё контактирую, для тебя триггер? Тимур, пожалуйста... Я никогда не поверю, что ты проникся жалостью к какому-то незнакомому человеку.       – А что, если всё это моя вина?! – неуверенно сказал Тимур.       – В смысле? – переспросил альфа, и Тёма был с ним в этом вопросе солидарен.       Тимур молчал долго, не решаясь, видно, пояснить, после чего ответ прозвучал буквально на грани слышимости:       – Серёга попросил меня о нём кое-что выяснить. Я, – тяжёлый вздох, – не выяснил, однако решил найти хоть что-то, и... Нашёл. Это я сказал Серёге, что у него ВИЧ.       – И что?! – уже почти не шёпотом ответил другой. Тёме он определённо начинал нравиться, потому что если бы он не позорно подслушивал, а участвовал в разговоре на равных, то наверняка ответил то же самое. Ещё и глаза бы закатил для пущего эффекта.       – И то, – передразнил Тимур.       – Ты химикатов каких-то в клинике нанюхался, Бэмби? – вполне искренне забеспокоился альфа. – Может, пора на свежем воздухе прогуляться? Тимур, пойми, рано или поздно Серёга мог узнать и сам. Господи, да даже этот Тёма мог бы признаться в конце концов. Ты не видишь, что ли, что их друг к другу примагничивает? Дело времени, и только. Тимур, ты здесь точно ни при чём.       – Хорошо, убедил. Только это всё равно как минимум неэтично, – холодно заметил Тимур.       – Ну, хочешь, после того, как всё закончится, комиссию соберём?       – Хочу... – сделал выразительную паузу омега, – чтобы вы опубликовали результаты этого эксперимента.       – Что? А если он окажется удачным? – резко выдохнул незнакомец.       – Тем более.       – Ты же понимаешь, что мы тем самым...       – Откроете охоту на себя? – усмехнулся Тимур.       И тут Тёма понял, что нужно всё-таки поучаствовать в разговоре.       – А если подопытный против? – распахнул глаза он, тут же находя взглядом Тимура. – Это ещё неэтичней.       Тимур опустил голову и перевёл на него насмешливо-разочарованный взгляд:       – И ты, Брут?       – Я не, я не Брут, – зачастил Тёма, – но ведь это поставит под угрозу Серёженьку, да? – Он перевёл взгляд на того, другого, светловолосого охренительно красивого альфу, как теперь можно было увидеть.       – И не только Серёженьку, – многозначительно глянув на Тимура, подтвердил тот. Но потом смягчился, посмотрел виновато-заискивающе, – пойдём домой, а?       Тимур бросил быстрый взгляд на Тёмин монитор, на котором был ещё литр, потом на Тёму. Тот попытался выглядеть паинькой и даже показательно зевнул.       – Если что-то случится или начнёт случаться или тебе покажется, что что-то может случиться – звони. Я забил свой номер тебе в телефон, – наказал он Тёме.       Тёма закивал энергично, проводил взглядом удаляющихся альфу с омегой, после чего тут же подтянулся поближе к Серёже и уложил голову на округлое, мягкое из-за накинутого сверху тонкого одеяла плечо, и только потом задремал.       Проснулся он разом. Открыл глаза и пару секунд соображал, что же его так резко разбудило, и когда понял, рука уже потянулась к телефону – Серёжа стал ещё горячей. Тёма так-то успел привыкнуть к несвойственным тридцати девяти или сорока градусам поблизости. Удивлялся, конечно, почему альфа с такой температурой ещё дышит, но никто не обращал на это внимания, поэтому и Тёма перестал. Разумом он вроде бы попытался ухватиться за какую-то постоянно ускользающую от него мысль, но на фоне аномальной усталости даже думать было лень, поэтому до поры до времени он отмахивался от всего того, что видит, слышит, замечает. Тёма никогда не увлекался мозаиками.       Но сейчас Серёжа буквально горел. Тёма оглянулся на его монитор, и тот наконец мигал красным возле температуры. Надо было кого-то звать, надо было хотя бы позвонить Тимуру, как тот и просил, но Тёму парализовал страх. Он не то что звук выдавить из себя не мог, сделать не получалось даже жизненно важный вдох. Губы невольно дрогнули, от того, что впутал Серёжу во всё это, от того, что сейчас чувствовал себя ничтожеством, которое не способно если не повернуть время вспять, то хотя бы предотвратить беду. Тёма закусил губу до боли, не отрезвляющей, но достаточной, чтобы можно было поднять свободную руку и прикоснуться к лицу напротив.       Тёма давно перестал обращать внимания на шрамы, и совсем не интересовался, откуда они у Серёжи. Но сейчас хотел потрогать их, провести пальцем по каждому, обласкать, запомнить. Однако, как только ладонь коснулась лица, Тёма тут же одёрнул её и осмотрел на предмет повреждений – показалось, что обжёгся. И тогда Тёма начал просто смотреть. А посмотреть там было на что.       Будучи обычно белыми, рубцы медленно начинали краснеть, словно накаляться, багроветь. Пульс у Серёжи подскочил, и хоть тот по-прежнему оставался без сознания, Тёма понял – больно. Ему было невыносимо больно. И вдруг челюсть у Тёмы поехала вниз, а сам он едва верил в наблюдаемое – шрамы начали рассасываться, словно по волшебству каждый налитый кровью рубец синел, а потом, как самая обычная гематома, исчезал, только в очень ускоренном режиме. Тёма подумал, что сходит с ума или просто умирает и его умирающий вместе с ним мозг выдаёт реалистичные до ужаса галлюцинации, однако от эндорфинов не было и следа, поэтому внутри вместо эмоционального подъёма и ложной уверенности в том, что всё будет хорошо, Тёма продолжал лежать живым трупом и паниковать.       Только когда пульс у альфы восстановился, температура вернулась к уже привычным сорока, Тёма понял, что тот не умирает, и он тоже вроде как не умирает. А ещё он прикипел взглядом к Серёжиному лицу и не мог наглядеться. Вот теперь удержаться от, возможно, всё ещё обжигающего прикосновения не было никаких сил. Тёма даже приподнялся на локте, изумлённо разглядывая на лице каждую деталь. Господи, даже родинка на виске нашлась. Тёма не без страха перед возможной травмой провёл пальцем по ней и выдохнул облегчённо – лицо не полыхало. А значит, можно было провести тыльной стороной ладони по немного впалой сейчас щеке с отросшей за последние несколько дней щетиной. Тёма приклеился взглядом к губам, и как ни силился его отвести, перестать пялиться на них не получалось ни в какую. И жутко глупое, иррациональное во всех смыслах желание унять тоже не представлялось возможным. Тёма подумал, что если один из них в бессознанке, то это не будет считаться, и склонился над Серёжей, осторожно соприкасаясь губами, вдыхая приятный запах, зарываясь пальцами в волосы за ухом.       Ну конечно, альфе приспичило очнуться именно в этот самый момент! Тёма, правда, только первое мгновение паниковал, попытался отстраниться, когда сильная рука обхватила кольцом на поясе, но почти сразу обмяк, разомкнул губы, впуская чужой язык в рот, ответно лаская своим. Целоваться с Серёжей было как-то по-особенному приятно, как будто до этого у Тёмы было чёрт-те что, а не поцелуи.       Тёма осторожно отстранился первым. Чмокнул пьянящие губы напоследок и решился открыть глаза, а потом всё же слезть с Серёжи и лечь рядом, а не нависать коршуном. Серёжа медленно, не слишком ловко, поморщившись, тоже перевернулся на бок.       – Прости, – сказали они одновременно, а потом рассмеялись.       Ситуация, в которой они оказались, вроде бы была совсем безрадостная, с нависшей над ними обоими смертельной опасностью, а им хотелось смеяться и смотреть друг на друга и потянуться за ещё одним поцелуем, после которого так и остаться лежать, соприкасаясь лбами, переплетя пальцы. Тёме было так хорошо, что все споры, разногласия и вопросы, которые ворошились в его голове, он решил оставить на потом и просто наслаждался присутствием рядом любимого альфы, который наконец-таки был в сознании. Даже подремал немного – триста миллилитров.       Проснулся всё такой же вымотанный, уставший и разбитый. Волшебство, видно, на него не распространялось. Однако нежность Серёжи, лежащего рядом, распространялась сполна. Он, пока Тёма спал, перевернул их так, что Тёма оказался маленькой ложечкой, и можно было почувствовать невесомые поцелуи в волосы и холку, бережные поглаживания. Тёма поймал блуждающую по нему руку в свою, поднёс к губам и переплел пальцы, безмолвно обозначив своё пробуждение.       – Прости меня, прости, – зашептал Серёжа, – Тёмочка, любимый, я правда перепробовал всё, о чём известно на сегодняшний день, но ничего не работало, не помогало.       – Думаешь, я за себя переживаю? – повернулся к нему Тёма и посмотрел открыто.       Серёжа поднялся на постели – да уж, его аномальным изнеможением явно не прибивало к койке – и взял Тёмино лицо в ладони:       – Знаю, – с чувством чмокнул он Тёму, – знаю, что не за себя, но...       – Серёж, – Тёма остановил его и положил свои ладони поверх его, – давай не будем спорить? Дело сделано, а поругать тебя и другие успеют. Не хочу.       Серёжа изумлённо-недоверчиво посмотрел на него, пока не убедился, что Тёма говорит правду, после чего обхватил и прижал к себе:       – Люблю тебя.       – А я тебя, – слова с губ сорвались легко, руки обвили в ответном объятии без заминки, – как такое возможно? Мы ведь друг друга почти не знаем, а кажется, что роднее тебя у меня никого не было и нет.       Объятие стало опасно крепким, а вот спина альфы напряглась.       – Ты поверишь, если я скажу тебе, что это магия? – с плохо скрываемым страхом в голосе спросил Серёжа.       – Серёж, я медик, – неловко заметил Тёма, – верю, когда проверю.       Альфа отстранился от него ровно настолько, чтобы посмотреть в глаза, и улыбнулся:       – Значит, я обещаю всегда доказывать, что ты не зря меня любишь.       – Давай, не будем спешить с планами на будущее, – ушёл от прямого ответа Тёма и попытался перевести тему: – Лучше скажи мне, что из всего того, что я наблюдал в последние четыре с половиной литра, тоже, – вот здесь избежать невольной паузы не получилось, – магия. Твоё лицо, например.       – Моё лицо? – переспросил моментально расстроившийся почему-то Серёжа.       – Ну да, оно исцелилось будто само по себе, – пояснил Тёма и в подтверждение провёл рукой по чистой от каких-либо отметин щеке.       У Серёжи от услышанного глаза на лоб полезли, он даже за Тёмой повторил, ощупав себя, вот только вместо радости в глазах отразился страх.       – Тим наверняка будет в бешенстве, – пробормотал он, а затем добавил с ещё большим ужасом: – Господи, Тимур точно будет в бешенстве.       – Тимур? – услышал знакомое имя Тёма. – Он вроде бы хороший. Не давал мне заскучать всё время, пока мы здесь. Я заметил, у вас с ним что-то произошло, – ненавязчиво подтолкнул Серёжу к ответу он.       Альфа шумно сглотнул, уткнув взгляд вниз, даже Тёму перестал обнимать, и вместо этого пошёл пятнами нездорового, стыдливого румянца. Тёма напрягся. Не из-за возможного ответа, а из-за того, что Серёжа переживал. От этого было жутко некомфортно, настолько, что Тёма отмахнулся от буксующей в очередной, бесчисленный раз рациональности. Он уже и сам был не рад, что завёл разговор.       – Артём, я хочу, чтобы ты знал, что я никогда не смогу стать достойным твоей любви, – глухо ответил Серёжа, – я ужасный человек.       – Не говори так, – возразил Тёма.       – Я делал ужасные вещи, – попытался всё же убедить его Серёжа.       – Мне ты делал только хорошее! – поспорил Тёма.       – Я состою в преступной группировке.       – Ну, с кем не бывает.       – Я оборотень.       Серёжа решился всё же взглянуть на Тёму во время образовавшейся паузы. Тёма только плечами пожал:       – А я левша.       Серёжа с минуту переваривал увиденную реакцию и услышанный ответ и только потом расслабился. Каменные плечи опустились, на лице проступила несмелая улыбка, а сам Серёжа нежно огладил Тёму по лицу, рукам, поцеловал раскрытые ладони. Тёма глянул на монитор, который показывал последние пятьсот миллилитров, и с нетерпением начал ждать нуля. Он почему-то был уверен, что у них всё получится, что непременно выздоровеет и сам тоже сможет стать достойным любви молодого, красивого, здорового альфы. Потому что такое самопожертвование, оно, если не ради Тёминого счастья, то хотя бы ради Серёжиного, должно окупиться.       Миллилитры полетели гораздо быстрей, когда Тёму занимал разговорами Серёжа. Тёма, правда, пару раз вырубился всё же. Потом стыдно было, что прямо в середине разговора уснул, но Серёжа не подавал виду, что обижен на такое или расстроен, наоборот, радовался Тёминым пробуждениям, как восходу солнца после полярной ночи.       Когда осталось меньше сотни миллилитров, Серёжа позвал врача и медбрата для мониторинга. Как Тёма и предполагал, у клиники имелась своя лаборатория для анализа на ВИЧ. "Таймер", который в Тёмином представлении так долго отсчитывал назад, обнулился буквально в мгновение ока. Казалось, он моргнул, а из вен уже вытаскивали обе трубки. Серёжа сидел рядом, медбрат брал кровь на анализы. А затем Тёма моргнул ещё раз, но вместо привычной палаты перед глазами предстала чернота.       – Остановка сердца, – констатировал врач и кивнул медбрату: – Готовьте дефибриллятор.       – Нет, нет-нет-нет, – прошептал Серёга и попытался подобраться к Паре.       Врач остановил его на полпути, царапая когтями плечо и сверкая радужками:       – Будешь мешать – выкину из палаты. Сидеть.       И Серёга сидел. Смотрел на посеревшее лицо Тёмочки с синими губами, которые ещё пару часов назад улыбались самой красивой и лучезарной в мире улыбкой; смотрел, как один медбрат оголяет тому грудь и наносит гель, а второй держит грушу искусственного дыхания; смотрел, как врач прижимает электроды к Тёме и командует: "Разряд!". Смотрел, как Тёмино тело содрогается под воздействием тока, а затем опускается на постель так же безжизненно, как и секунду назад. Серёге не надо было смотреть на все эти пищащие приборы, чтобы знать, что Тёма не с ним.       – Ещё раз, – скомандовал врач.       И Серёга увидел всё по второму кругу. Внутри колыхнулось отчаяние.       – Ещё.       Серёга почувствовал, будто такой же электрический разряд прошёл через него, однако вместо ровного, медленно, но неотвратимо затапливающего чувства потери, пережить которую он не сможет, слух уловил судорожный вздох. Тёмин вздох.       Врач заглянул в глаза хватающему воздух Тёме и приказным тоном, как это умеют одни только медики, поздравил:       – С возвращением.       Тёма захныкал, когда понял, что произошло, попутно извиняясь за собственную реакцию, а Серёга, пока с его Парой производили все нужные процедуры, стоял у него в изголовье и успокаивал, хотя сам готов был расплакаться там, вместе с Тёмой, возможно, даже громче и надрывней. И вот он бы точно не стал извиняться.       – Это оказалось страшнее, чем я думал, – прерывисто выдохнул Тёма, глядя на Серёгу.       – Что именно? Умереть? – уточнил он. Хотя и так было понятно, что...       – Нет, быть без тебя, – ответил Тёма.       – Страшнее смерти, – согласился Серёга и хлюпнул-таки носом разок, – не пугай меня так больше.       Через три недели они пришли на контрольный анализ, который должен был стать или окончательным приговором, или витком чего-то нового. Немного пугающего и жутко ещё хрупкого, но такого желанного.       Конечно же, оба оказались чисты. И в холле остальная стая с таким же замиранием сердца ждала объявления результатов. Поэтому, когда Серёга объявил, что у них получилось, гомону было на всю клинику. В этом вихре поздравлений, обращенных больше Тёме, чем Серёге, он выцепил Тимура после того, как тот первым обнял и расцеловал ошарашенного настолько тёплым приёмом Тёму.       – Спасибо тебе, – сказал Серёга, когда Тимур обратил на него внимание.       – За что? – спросил тот.       – За то, что не приказал Тиму вернуть мне прежний видок. За то, что кошку кормил. За то, что был с Тёмой, пока я был в отключке. И за то, что не пустил на органы, соответственно. За то, что не ненавидишь его только потому, что он со мной.       – Да уж, влюбился ты в настоящего ангела, – кивнул Тимур и наказал, прежде чем вернуться к Тиму под крыло: – Не забывай теперь соответствовать. – И добавил уже совсем тихо, так, что только оборотень и услышал бы: – А то на органы я тебя всегда пустить успею.