Winner takes it all

— Герда, я имею право знать, что происходит. Они сидели в номере; она, вытирая волосы после душа — на постели, он — в давно облюбованном кресле. Недопитая бутылка виски и два пустых стакана стояли на тумбочке между ними. Неподвижности Кальдмеера могла бы отдать честь каменная статуя, Герда же продолжала мять в руках полотенце и выжимать кончики волос, хотя в этом не было уже никакой необходимости, но каким-то немыслимым образом помогало ей говорить, складывать из слов фразы, а главное — выдерживать взгляд своего собеседника. Последнее почему-то было тяжелее всего. — Зря я вас во все это втянула, — вздохнула она. — Ну, я хотя бы хотела как лучше. — Просто объясните мне, — проговорил он, несколько смягчаясь, — почему вы так нервничаете последние несколько часов… нет, я уже слышал ваше объяснение тому, что вы едва не выбили дверь, но, простите меня, не верю ему. У вас был такой вид, точно за вами погоня. Отпираться и врать не было ни смысла, ни сил. — Это так, — призналась Герда, с трудом вспоминая, до чего неприятно расписываться в собственной слабости, неумении взять ситуацию под контроль. — Меня преследуют, и я… не уверена, что смогу при случае нас защитить. Кальдмеер прикрыл глаза, как будто его неожиданно ударили со спины, и Герда вспомнила, что у него было такое же выражение лица в тот момент, когда они заговорили у бассейна в мотеле в Оклахоме — этим утром, как бы невероятно это ни звучало. — Вам стоит знать, — сказала она, силясь улыбнуться, но чувствуя, что улыбка получается похожей на вымученный оскал, — вы выбрали себе очень хренового спутника. Вы можете пострадать, а я… этого не хочу. «Боже, Вальдес, что ты несешь», — раздался у нее в голове голос, очень похожий на голос Альмейды; Герда соглашалась с ним целиком и полностью, но была не в состоянии взять себя в руки. Ей безумно хотелось выговориться, поделиться снедающей ее тревогой именно с Кальдмеером, человеком не ее круга, человеком, который мог бы выслушать ее и побежать звонить копам… хотя нет, он не побежал бы. В этом Герда была совершенно уверена. Он продолжал смотреть на нее со странной печалью, но ничего не говорил, и в его молчании Герда услышала не просто разрешение, но просьбу рассказать ему все. Она уже достаточно узнала его, чтобы понять, что он из тех людей, которые не приемлют недомолвок — а, значит, начинать надо было с самого начала. Вальдес потянулась к бутылке и налила себе еще на полпальца; Кальдмеер подвинул к ней свой стакан, и она налила ему тоже. — Помните, я рассказывала вам о своей семье? — спросила она, откладывая в сторону ненужное уже полотенце и садясь на постели по-турецки. Дождалась кивка и продолжила. — Так вот, меня воспитывала тетка с мужем. У нее было заведение в Сан-Диего, небольшое, но довольно известное… в определенных кругах. Там можно было выпить и обстряпать всякие делишки, и кое-кому это было очень удобно. Я работала там с тех пор, как мне исполнилось семнадцать. Сначала разносила напитки, потом стала выходить на сцену, танцевать с девочками… чудные девочки были, скажу я вам. Клиенты их обожали. На лице Кальдмеера не дрогнул ни единый мускул, но Герда как-то смогла понять, какие мысли промелькнули в его голове. — Нет, — засмеялась она, — сверхурочные я не брала, если вы об этом подумали. — Я… мне вовсе нет до этого дела, — ответил он, как ей показалось, слишком поспешно, но она решила сейчас об этом не думать. — Так вот, все началось с того, как однажды вечером к нам зашли какие-то, как сказала тетушка, важные ребята. Они заняли лучший столик, такую ложу за перегородкой, и… — …Юлиана сказала, чтобы ты их обслужила! — заявила Китти, миниатюрная блондинка, сегодня работавшая на баре, и обиженно надула губы — ее можно было понять, ей давно не перепадало хороших чаевых. Герда, впрочем, тоже была не особенно довольна — после выступления она предпочла бы отдохнуть с четверть часа, пока не перестанут ныть мышцы, а не таскать выпивку очередным надутым индюкам, строящим из себя Аль Капоне. Но спорить с тетушкой было себе дороже, поэтому она водрузила на поднос готовый заказ и отправилась в «люкс-ложу». Отдернув занавеску, отделявшую столик от остального зала, Герда еле удержалась от смешка. «Важные ребята» оказались едва ли не ее ровесниками — старшему из них, высокому плечистому брюнету с сигариллой в руке, наверняка еще и двадцати пяти не исполнилось, и этого никак не маскировали его попытки придать себе важности. Со вторым, тоже темноволосым, только синеглазым, будто он налил себе в радужку воду из подсвеченного аквариума, дела обстояли еще забавнее — он, конечно, развалился в кресле с королевским видом и беспрестанно тряс головой, стараясь, чтобы волосы как можно небрежнее упали на лицо, но это не отменяло того, что ему, скорее всего, было еще нельзя употреблять алкоголь. — Ваш заказ, джентльмены, — объявила Герда, пряча ухмылку. — Бурбон с содовой? — Это мне, — махнул рукой плечистый. Вальдес обернулась к синеглазому, и тот тут же принялся неприкрыто поедать ее взглядом, наверняка не подозревая, насколько глупо при этом выглядит. — Ваша текила, — сообщила ему Герда, выставляя перед ним на стол полдюжины шотов, блюдце с дольками лайма и солонку. — Желаете сангриты, чтобы запить? Парень ответил ей презрительной усмешкой, которая, очевидно, должна была обозначать, что такие крутые ребята, как он, до безалкогольных напитков не опускаются в принципе, и лихо опрокинул в себя первую порцию. — Еще что-нибудь? — осведомилась Герда, надеясь, что сможет побыстрее свинтить. Старший из посетителей покачал головой, а вот синеглазый, пережевывая лайм, решил высказаться: — А ты симпатичная. — Благодарю, мистер, — отозвалась Вальдес. «Ты тоже ничего… будешь лет через десять», — едва не сорвалось у нее при этом с языка. Парниша решил не отставать: — И сколько берешь? Такие вопросы Герде задавали регулярно, и она научилась, отвечая на них, сохранять на лице вежливую улыбку, но на этого молокососа все-таки — не удержалась, — посмотрела со снисхождением. — Я так не работаю. Если хотите, могу подсказать адрес… — Раймонд, ты глянь на нее, — развеселился синеглазый, — пять минут назад крутила задницей у шеста, а теперь «не работает»! Тот, кого назвали Раймондом, пожал плечами, но по тому, как искрился его взгляд, можно было сказать, что ситуация вызывает у него почти ребяческий интерес. Стараясь говорить как можно спокойнее, Герда обратилась к его зарывающемуся приятелю: — Ты меня плохо слышал, воробушек? Если хочешь найти себе шлюху, иди в соседний квартал. Будешь чудить — вылетишь отсюда, понял? Обычно с посетителями «люкс-ложи» это работало — не то чтобы они начинали уважать Герду, но ссориться с Юлианой мало кто хотел. Однако этот парень, очевидно, успел принять где-то до того, как прийти сюда, и сейчас испытывал разлагающее влияние выпитого на мозг, а вдобавок ко всему хотел покрасоваться перед приятелем. Язвительно хохотнув, он поднялся со своего места с явным намерением схватить Герду то ли за грудь, то ли за шею, но замер с поднятыми руками, когда она уперла ему в горло кончик острой металлической заколки. Сложная прическа, над которой она корпела битых сорок минут перед выступлением, в момент рассыпалась беспорядочными локонами, но Герде сейчас не было дела ни до чего, кроме клокочущей у нее в груди ярости. — Давай, — сказала она угрожающе, с удовольствием наблюдая за тем, как с парня слетает добрая половина его спеси. — Давай, сделай это, если жить надоело. Надо было отдать ему честь — он хоть и примолк, но улыбаться не перестал. Его приятель никак не пошевелился, чтобы помочь ему, из чего Герда сделала вывод, что они попадают в такую ситуацию уже не в первый раз. — Я в третий раз повторять не буду, — добавила она, убирая заколку и устраивая ее за бретелью корсета. — А теперь пей свою текилу и не лезь ко мне. Синеглазый опустился обратно на свое место, и Герда хотела уже уйти, пользуясь тем, что он заткнулся, но на сей раз ей не дал этого сделать Раймонд. — А я тебе говорил, — сказал он с торжеством, будто только что выиграл пари, — у этой киски есть когти! Герда обернулась к нему. — Что-то я не припомню, чтобы мы были знакомы. — Я о тебе слышал, — туманно ответил тот и сделал неопределенный жест. — Ты племянница хозяйки, да? Присаживайся. Выпей с нами. Такие предложения тоже не были редкостью, и Герда оставила за собой право отвечать на них по своему усмотрению. С одной стороны, эта парочка не вызывала у нее ни капли симпатии, но с другой — хотелось узнать, что интересного слышал про нее этот Раймонд. Как часто бывало в случае Вальдес, любопытство победило с разгромным счетом. — Если только вы платите, — ответила Герда и опустилась на диван рядом с Раймондом. — И если твой приятель не будет распускать руки. Синеглазый, которого было не угомонить, ухмыльнулся: — А ты знаешь, что недотроги работают в других заведениях? — А ты знаешь, что в твоем возрасте ходят в другие заведения? — не замедлила с ответом Герда. — Тебе хоть двадцать один есть? Удар попал в цель — парень снова примолк, только сжал красиво очерченные губы, снова тряхнул головой в попытке изобразить надменность и презрение ко всему сущему (особенно — к дате своего рождения), но ничего не ответил. Глядя на них, Раймонд не сдерживал смеха: — Ну давайте, еще подеритесь. — Больно надо, — отрезала Герда и взяла себе текилы. — Ну давай, красавчик, расскажи еще что-нибудь обо мне. Раймонд сделал глоток из бокала, открыл рот, и в этот момент из зала донеслись выстрелы, а затем — истошный женский визг. — Сначала я думала, что кто-то не поладил с тетушкой, — произнесла Герда, выныривая из воспоминаний и понимая, что улыбается уже искренне, восстанавливая в памяти события того давнего вечера. — Но оказалось — искали этих двоих. Когда в «люкс-ложу» зашли двое, Раймонд выпалил в них из пистолета, но пуля ушла мимо, только добавив дыр в стене, и без того хранившей на себе память о чьих-то разборках. Синеглазый (его, как успела выяснить Герда, звали Роке) тоже вскочил, но получил такой удар по лицу, что отлетел в угол, как тряпочная кукла; в противоположный угол забилась Герда. На нее не обратили внимания — схватили Раймонда за грудки и, выбив оружие у него из руки, с силой приложили лицом о стол, отчего по стеклянной поверхности разбежалась паутина трещин. — Думал, можно просто так угнать мою тачку, и тебе за это ничего не будет? — взревел тот, кто его держал; второй тем временем еще пару раз приложил синеглазого, который, дурак, все равно упрямо пытался встать. — Мне насрать, кто твой папа, я тебя сейчас… Он полез за пазуху, и одному черту было известно, что он хотел оттуда достать — пользуясь тем, что на нее никто не смотрит, Герда перекатилась по полу, вцепилась, как кошка, в рукоять забытого всеми пистолета и выстрелила — точно в голову сначала одному нападавшему, а затем, не давая никому опомниться, другому. — Стрелять меня дядя научил, — пояснила Герда. — Сказал, что пригодится. Вот… пригодилось. Кальдмеер снова кивнул — как ей показалась, соглашаясь не с ее словами, а с чем-то внутри себя. Охрана наконец-то сподобилась понять, что что-то не так, и с остальными нападавшими, которых оказалось всего четверо, разобрались быстро. Посетители, конечно, разбежались кто куда, и в зале установилась тишина, нарушаемая сдавленными причитаниями тетушки — она подсчитывала, сколько бутылок и бокалов было разбито, и во сколько обойдется отчистить все от крови, и результат этих вычислений ее совсем не радовал. Продолжая сжимать в руках пистолет, Герда вышла из «люкс-ложи», и Юлиана сразу бросилась к ней. — Дорогая, ты в порядке? — В полном, — ответила Герда, стараясь не показывать, что зубы у нее стучат. В глубине зала кто-то сдавленно рыдал; отстранив тетушку, Вальдес увидела, что это Китти. Она закрывала лицо руками и всхлипывала, пока столпившиеся вокруг остальные девочки наперебой предлагали ей что-нибудь выпить. — Пропустите, — сказала Герда, приближаясь к ним, и девочки послушно расступились. Вальдес взяла Китти за руки, почти силой развела их в стороны и увидела, что на скуле у нее — глубокий кровоточащий порез, след от удара прикладом или, скорее всего, кастетом. — Шрам останется, — с новой силой заплакала бедняга, — я работать не смогу… — Прекрати нести чушь, — приказала ей Герда; странное темное чувство, отдаленно похожее на какую-то необычную жажду и полностью подчинившее ее в тот момент, когда она стреляла в «люкс-ложе», вскинулось в ее душе с новой силой, и Вальдес ощутила, что у нее начинает мутиться в голове. — Кто это сделал? Девочки молча показали на одного из нападавших: на счастье Герды и на собственное несчастье, он был жив, но крепко привязан к стулу. Вальдес не думала долго, подошла к нему и выпустила в него две пули — одну в левое и другую в правое запястье. Тот истошно взвыл и забился, как будто у него были судороги, но порвать веревки не смог. — Теперь ты еще нескоро сможешь кого-нибудь ударить, мразь, — заявила Вальдес и хотела еще что-то добавить, но осеклась, почувствовав на себе чужой взгляд. Это был Раймонд — все еще бледный, но уже уверенно державшийся на ногах. Стоя у входа в ложу, он смотрел на Герду с восхищением, как смотрят на особо ценный приз. — Он подошел ко мне, когда все закончилось, — закончила Герда, притягивая к себе пачку сигарет; Кальдмеер уже давно курил, бесшумно выпуская дым в сторону распахнутого окна. — Сказал, что мне тут не место, и предложил уехать с ними в Вегас. — Вы согласились? — Да. И до сих пор не знаю: это было лучшее или худшее решение в моей жизни. Чувствуя, как опьянение снова подкрадывается к ней, Герда засмеялась. — Теперь этих двоих называют самыми опасными людьми юга Америки, а я вам вот что скажу — они просто два обалдуя с шилом в заду. Я знаю их уже пятнадцать лет, и за это время они ни черта не повзрослели. С того самого дня, как Раймонд взял меня в дело… — В дело? — бесстрастно уточнил Кальдмеер, ритмично барабаня пальцами по подлокотнику — наверное, это был максимум проявлений нервозности, который он мог себе позволить. Герда вздохнула — в ход пошли воспоминания, которые она не могла назвать приятными. — Да. Он сказал, что у них не забывают тех, кто спасает жизнь. Он чувствовал себя мне должным… и только три года назад смог расплатиться. — Расплатиться? Кальдмеер чуть подался вперед, словно именно эта часть рассказа была для него особенно важной, но Герда не придала этому значения. Она была с головой погружена в ворошение той части своего прошлого, которая прицепилась к ней, как паразит, и, хоть Вальдес и пыталась вытряхнуть ее из себя, упорно поедала ее, хотя бы в навязчивых и липких снах. — У нас был налажен транспортный канал в Техасе, — сказала она, стараясь казаться равнодушной. — Моя заслуга, кстати говоря. Прикормили копов, договорились с нужными людьми… мы гнали товар из Центральной Америки — в основном, колумбийский кокс. Все работало, как часы, но тут появилась… конкурирующая фирма. Должно быть, она произнесла последние слова достаточно драматичным тоном, потому что Кальдмеер явственно вздрогнул. — Они хотели нас оттуда подвинуть, — продолжила Герда. — Раймонд, конечно, уперся и не хотел договариваться. Тогда они… Она прерывисто вздохнула. До сих пор она не думала, что говорить об этом будет так — хуже всего остального. — Они решили надавить на него через меня. Я этого не ожидала… никто не ожидал. Я прокололась, и они меня взяли. Один из них, с такой… белесой мордой, — она попыталась воспроизвести на лице выражение, которое обычно было на лице ее пленителя — это лицо по-прежнему стояло перед ней, как живое, — он держал меня у себя пару недель. Я не думала, что Раймонд пойдет на уступки. В конце концов, я сама влетела в историю, мне и выпутываться. Но он пошел. Она старалась смотреть на Кальдмеера, но видела не его, а того, другого, чувствовала назойливый запах его одеколона, от которого и сейчас хотелось стошнить. Стараясь не дать зазвучать в ушах сбивчивому, явно нетрезвому голосу «Не дергайся, я с тобой еще не закончил», Герда попробовала сосредоточиться на том, что говорит сама. — Думаю, этот с белесой мордой был расстроен, когда ему сказали меня отпустить, — усмехнулась она. — Я его, скажу вам честно, достала до самых печенок. Он уже настроился меня прикончить, наверное, а тут такой сюрприз… Думаю, у этого парня было чувство, что его поимели. И он щедро им со мной поделился, что уж там. Кальдмеер как раз в этот момент закончил наполнять стакан и сжал его в руке с такой силой, что Герда не удивилась бы, если б он его раздавил, а в глазах его, она была готова поклясться, на короткое мгновение метнулась хорошо знакомая ей темная тень. Вальдес рассмеялась — почти как тогда смеялась в лицо тому, другому, пока не поняла, что по ее лицу текут слезы. — Мужчины, вы такие смешные, — проговорила она, когда хохот отступил. — Вам кажется, что можно унизить человека только одним способом — засунув в него свой… — Он унизил только себя, — коротко и гадливо бросил Кальдмеер. — Он не имел права так с вами поступать. — Увы, увы, — она приложила массу усилий, чтобы на этот раз слезы не выкатились из глаз, ведь единственный человек, который видел их, должен был умереть, и ей не хотелось добавлять к нему Кальдмеера. — Быть женщиной в мире, который принадлежит мужчинам, кое-чем чревато. Но риск не больше, чем в покере. Тем более, мужчина из меня все равно был бы так себе. Так что я не жалуюсь. — Вы сказали кому-нибудь… об этом? — Нет, — отмахнулась Герда. — Раймонд бы его просто убил. А я хочу сделать это сама. Кальдмеер понимающе кивнул и, как ей показалось, несколько успокоился. Самая сложная часть была с успехом преодолена, и свой рассказ Герда закончила едва ли не с воодушевлением: — Раймонд договорился, что ему будут платить процент от стоимости товара, и пусть пользуются нашим каналом сколько влезет. Но пару недель назад выяснилось, что эти ребятки нас обманывают. Одного их курьера взяли в Сан-Антонио за какую-то мелочь — его бы отпустили, но товар был при нем, и копы вскрыли его. Тут и обнаружилось, что кокс у него — не совсем кокс, потому что в нем спрятаны бриллианты. Вот теперь Кальмеер казался по-настоящему удивленным. — Бриллианты? — Ага. Небольшие, по паре карат. Хрен их знает, откуда они их брали, но они гнали их через наш канал и, видимо, забыли нам об этом сказать. Раймонд чуть не лопнул от злости, когда ему сказали… бриллианты он забрал, а с этих ребят намерен стрясти и больше. Повисла непродолжительная тишина, которую нарушил Кальдмеер: — Теперь мне все понятно в этой истории, кроме одного — как вы оказались на границы Техаса и Оклахомы с этим чемоданом. Альмейда вас туда отправил? — Да, — подтвердила Герда, не понимая, что именно в произнесенных ее собеседником словах ее неприятно царапнуло. — Местные копы поняли, что упустили большой куш, и потребовали прибавки. А мне надо было все уладить. Но он отозвал меня почти сразу — как-то выяснил, что меня просто выманили, чтобы убить. И направили по моему следу того человека, про которого я вам говорила. — И вы решили вернуться? — Да, я ехала в Чикаго, но по пути наткнулась на вас… а остальное вы и так помните. Они замолчали. Герда ощутила, что выдохлась, и снова потянулась к бутылке, чтобы смочить пересохшее горло. Кальдмеер, как ей показалось, напряженно о чем-то размышлял, и Вальдес решила спросить у него: — Если я скажу вам меня бросить, чтобы не попасть под раздачу, вы ведь этого не сделаете? Полный муки и решимости взгляд, которым Кальдмеер ответил ей, был до того красноречивым, что Герда на секунду даже испытала нечто, отдаленно похожее на стыд. Закончив пить, она откинулась на подушки. Мысли ее были совершенно расстроены, а всего очарования прекрасно проведенного вечера как не бывало, и Герда не могла решить, что же ей делать дальше. — Уже поздно, — негромко сказал Кальдмеер и поднялся. — Завтра снова ехать весь день. С вашего разрешения, я вас оставлю. Он скрылся за дверью душевой, откуда тут же послышался шум воды, и не выходил оттуда достаточно долго, чтобы Герда, полежав немного со сцепленными на животе руками и посозерцав пляску мошек у огня светильника, приняла решение — не слишком-то взвешенное, но казавшееся ей единственной возможной опорой после того, как она последовательно переворошила все самое дерьмовое, что случалось с ней за всю ее жизнь. Остаться после этого в одиночестве было сродни тому, чтобы вновь запереть себя — и на этот раз добровольно, — в той вонючей комнате со спертым воздухом, в памяти Герды навсегда пропахшей тем тошнотворным одеколоном и ее собственной кровью. Она подошла к двери душевой и толкнула ее, успев заметить про себя, что та не заперта.