Winner takes it all

Следующим утром она проснулась в собственной постели и несколько секунд напряженно пыталась понять, как попала туда из библиотеки. Воспоминания о том, как она задремала, свалившись Кальдмееру на колени, и он довел ее, сонную, до спальни, вернулись не сразу — им изрядно мешал раздавшийся снизу шум и знакомый въедливый голос: — Так, куда все подевались? Почему меня никто не встречает? И есть в этом доме кофе? Все еще с трудом осознавая реальность, Герда нашарила на спинке стула халат и, на ходу набрасывая его себе на плечи, вышла в коридор. Справа от нее со скрипом приоткрылась дверь гостевой спальни, и из проема высунулась растрепанная голова Кальдмеера. — Кто это? — спросил он сиплым со сна голосом. — Роке, — бросила ему Герда, точно это имя могло обозначить сразу все неприятности в мире, из которых ранняя побудка была наименьшей. Впрочем, оно и могло. Роке не изменял себе — расположился, как король, в гостиной, умудрившись занять одним собой весь диван, и бездумно перелистывал оставшиеся на столе журналы. Увидев спускающуюся Герду, он тут же поднялся и с улыбкой направился к ней. — Привет, Вальдес. Как ты тут? Покрываешься мхом? — Роке, — Герда стоически вытерпела дружеский поцелуй в щеку и выпуталась из его рук, — какого черта в такую рань… — Так-то ты встречаешь старых друзей? — спросил он с нарочитым осуждением. — Или я чему-то помешал? — Ничему ты не… Роке, — пикироваться с ним с утра пораньше было заведомо провальной идеей, и Вальдес решила даже не пытаться вступать в перепалку, — ты знаешь, что двери моего дома для тебя всегда открыты и все такое, но есть такая штука, как телефон. Ты мог бы позвонить… — Не мог бы, — ответил он, разводя руками. — Мое решение заехать сюда было исключительно спонтанным. Мы тут на пару дней по делам… — Мы? В этот момент из столовой показался секретарь и постоянный спутник Роке — дерганый юноша, сжимающий в руках дымящуюся кружку. — Сэр, я сделал вам… — Спасибо, — Вальдес оказалась возле него первой и выхватила у него кружку, прежде чем он, ошеломленный, успел хотя бы сказать «ой». — Спасибо, что сделал мне кофе, Рик. Как у тебя дела? — Я… — он, кажется, тоже туговато соображал с утра. — Неплохо, спасибо… — Там на кухне апельсины, — сказала она ему, стараясь соответствовать образу гостеприимной хозяйки. — Можешь сделать себе фреш, если хочешь. — А про мой кофе вы забыли? — возмутился Роке, прежде чем юноша вновь скрылся в столовой. — Ладно, сделаю сам… На лице Рика отразился ужас. — Нет-нет-нет, — торопливо забормотал он, оказываясь прямо перед Роке и перекрывая ему проход собственным телом. — Я сделаю, сэр. Две минуты. — Да что за… — Роке, — устало сказала ему Герда. — Иди на свой диван. Пожалуйста. Я возьму что-нибудь поесть и вернусь. Сообща им все же удалось отправить незваного гостя обратно к журналам, и Рик не скрывал своего облегчения по этому поводу. Доставая с верхней полки холодильника йогурты, Герда не удержалась от того, чтобы спросить: — Уже понял, что его нельзя пускать на кухню? — Еще бы, мэм, — приглушенно ответил Рик, набирая воду в стеклянный резервуар. — Третья кофеварка за месяц… — Юноша, — тут же донеслось из гостиной, — обычно, если люди говорят шепотом, они делают это так, чтобы их не было слышно в другом конце дома. Разом смутившись, Рик принялся колдовать над кофемолкой; Герда хотела сказать ему, что Роке всегда был невыносимой задницей, но потом решила, что юноша, должно быть, уже понял это и так. Сочтя за лучшее оставить его в покое, Герда вернулась в гостиную, где ее тут же встретили вопросом: — А где твой северный Ромео? — Спит, — ответила она. — Знаешь, по утрам люди обычно… — Знаю, знаю. Сам был бы не прочь вздремнуть еще час-другой, но дела не ждут. Я тут был у Альмейды… Герда пожалела, что прикидываться безразличной, когда Роке находится в непосредственной близости — дело заведомо проигрышное. — И что он? — Ничего особенного, — отмахнулся он. — Бесится, конечно. Думаю, ты все-таки задела в нем, как это говорят, какие-то струны. Проще говоря, Раймонд ревнует. — Ревнует? — Герда скептически поморщилась. — Не неси ерунды. — Я так считаю, — важно заметил ее собеседник. — В любом случае, ему ведь уже не пятнадцать? Успокоится и придет в норму. Ты же вернула деньги, что ему еще с тебя требовать? Верности клану, клятвы на обнаженном кинжале? Не смеши. В этот момент Рик поставил перед ним кофе и сам плюхнулся в соседнее кресло. Роке продолжил, как будто не заметил его появления: — Я ему так и сказал: если ты, приятель, никогда не влюблялся так, что голову терял, то это твои проблемы. Все мы имеем право на маленькие слабости… если, конечно, они маленькими и остаются. Он, конечно, знал, о чем говорил. Его собственная маленькая слабость сидела рядом и сосредоточенно чистила апельсин. — Насчет меня мне понятно, — заговорила Герда, стараясь ничем не выдать, что ее вновь начала одолевать какая-то невнятная тревога. — А что насчет него? Роке замолчал и как будто слегка посерьезнел — но лишь мимолетно, спустя миг он снова послал Герде свою излюбленную многозначительную ухмылку. — Подышим воздухом? Оказавшись во дворе, он достал сигареты и присел на скамейку рядом с отцветшим кустом лаванды. Герда села рядом, зябко кутаясь в халат — вовсю шел сентябрь, и утренний воздух в первую секунду казался приятно прохладным, а во вторую — пробирал до самых костей. — С твоим приятелем все не так просто, — сказал Роке. — Альмейда ничего не говорит по его поводу, но дело не в этом. Ты хочешь его оставить? — Он не мой питомец, — огрызнулась Герда, предчувствуя, что ей сейчас скажут что-то, что ей не понравится. — Захочет — уйдет. — Именно об этом я и говорю, — кивнул ей Роке. — Я думаю, он хочет уйти. Вальдес продолжала смотреть на него, и ей почудилось, что она увидела в лице этого невозможного человека слабую тень сочувствия. — С чего ты решил? — спросила она, понимая, что выглядит беспомощной до тошноты, и ненавидя себя за то, что ничего не может сделать с этим. — Хорошо знаю эту породу. Сама подумай, что было у него в жизни до тех пор, пока он не наткнулся на тебя. Его работа? Его «семья»? И, должно быть, его репутация? А репутация была что надо, ни одного промаха, ни одного провала… Теперь всего этого нет. И что он получил взамен? Герда открыла было рот, но Роке прервал ее: — Я тебя очень уважаю, Вальдес, но боюсь, что одной тебя, скажем так, недостаточно. Оскорбиться на его слова она отчего-то не смогла. В сердце стало совсем пусто, только шумели там отзвуки разбивающихся о побережье волн. — Одним из нас он не станет, — подвел Роке безжалостный итог. — Да я думаю, не особенно и хочет. На твоем месте, Вальдес, я бы его отпустил. И возвращался к нам. По тебе все скучают. Герда посмотрела на дом, кажущийся сейчас совсем чужим, и задумалась, кто именно держал ее здесь на протяжении последних бесконечных недель. — А он? — глухо спросила она. — Что будет с ним? — Я думаю — ничего ужасного, — отозвался Роке. — Нашим он сейчас без надобности, хоть его бывшие друзья и предлагают за его голову кругленькую сумму. Пусть заляжет на дно где-нибудь в Старом Свете, и с ним ничего не случится. Если захочет рискнуть — даже оставит тебе телефон. Вынырнув из сковывающего оцепенения, Герда вспомнила, что показывать этому человеку свои истинные эмоции — все равно что демонстрировать незащищенное брюхо, поэтому поспешно натянула на лицо улыбку. — Выходит довольно прозаично. — Зато все живы, — резонно заметил Роке и поднялся со скамьи. — Ну и холод. Пошли обратно в дом. Утренние гости пробыли у Герды еще с полчаса — допили кофе, опустошили вазу с апельсинами и стали прощаться. В последнюю минуту им удалось пересечься с Кальдмеером — тот спустился вниз, полностью одетый, и вежливо поприветствовал их, но Герда видела, что он весь в напряжении, точно готовится отражать удар. — Не имел чести лично с вами встречаться, — Роке, уже успевший надеть плащ, первым протянул руку, и Кальдмееру ничего не оставалось, кроме как пожать ее, — но следил за вашими… деяниями. Кстати, всегда хотел спросить, Кеннеди — не вы? Нет? Кальдмеер растянул губы в совершенно безликой улыбке. — Вы не поверите. — А я надеялся, — усмехнулся Роке и отступил. — Чудовищно жаль, что нам уже пора. Может, заедем еще на днях. — Заезжай, — разрешила Герда, — только сначала позвони. Дверь за этой парочкой наконец-то закрылась, и Вальдес сразу же закрыла ее на замок, ругая себя за то, что не сделала этого вчера. На часах было восемь утра, и можно было бы пойти еще поспать, но Герда с сожалением поняла, что выпитый кофе вряд ли даст ей это сделать. — Твой друг — странный человек, — сказал Кальдмеер в ответ на невысказанный вопрос, когда они вернулись на кухню, и Герда предприняла очередную героическую попытку сделать хотя бы яичницу. — Из тех, которые с первого взгляда вызывают желание ударить их чем-нибудь. — Вломить Роке? — Герда вылила на сковородку зашипевшее масло и рассмеялась. — Боюсь, в таком случае тебе придется встать в очередь. *** Сон снова не шел, хотя Герда думала, что ее сморит тут же, как только ее голова коснется подушки. По потолку снова метнулись чужие тени, и Вальдес, чтобы не видеть их, зарылась лицом в подушку. Это не помогло — теперь ей казалось, будто тени эти продолжают рассматривать ее, изучают, выбирают, куда ударить. Мысли были бредовыми, но отогнать их было так же сложно, как почуявших добычу стервятников: они как будто исчезали, чтобы вернуться тут же, как только Герда закрывала глаза и пыталась заснуть. Это становилось непереносимым. Помянув про себя всех чертей в аду, Герда села на кровати, тяжело соображая, что теперь будет делать, и потянулась к ночнику, но в этот момент дверь ее комнаты приоткрылась. — Ты? — увидев на пороге Кальдмеера, Герда не стала скрывать своего изумления. То, что он зашел к ней на ночь глядя, казалось ей почти неестественным, точно не было той ночи, которую они провели вместе, точно это был мираж, видение из другой жизни, когда между ними, хоть они и были людьми разного круга, еще не легла непреодолимая пропасть. Он мялся на пороге, явно ожидая разрешения, и Герда коротко поманила его. — Что-то случилось? — тихо спросила она, когда он приблизился, и жестом пригласила сесть рядом с собой. Он и не противился — наоборот, как ей показалось, опустился на постель с затаенным облегчением. — Нет, — услышала она его придушенный голос. — Ничего. Дальнейшее происходило в молчании. Они единовременно потянулись друг к другу — не за поцелуем даже, а за простыми объятиями, такими крепкими, будто вокруг ревел ураган, а держаться друг за друга было единственной возможностью остаться в живых. Но что-то в том, как Кальдмеер судорожно прижимал ее к себе, как гладил ее волосы и зарывался в них лицом, как шарил руками по ее телу, словно слепой, заставило Герду вздрогнуть и отстраниться. — Ты… — пораженная внезапным осознанием, она коснулась его лица и ощутила, как подергивается в нервном тике рассеченная шрамом щека. — Ты же… ты прощаешься. Если бы она была не права, то он, конечно, сказал бы об этом. Но он ничего не ответил, только безвольно разжал руки, точно его подстрелили или одномоментно лишили всех сил. — Твой друг был прав, — произнес он наконец, когда Герда подумала, что сейчас закричит что-нибудь бессвязное, только бы избавиться от проклятой тишины. — Я всегда сплю с открытыми окнами. А у него громкий голос. — Когда ты уходишь? Сейчас? — Да. За окном проехала одинокая машина, и свет ее фар вновь выхватил из темноты так раздражавшие Герду тени. Теперь она готова была отмахнуться от них, как от мух. Не Альмейда держал их с Кальдмеером в этом доме, а они сами. — Могу я тебя кое о чем попросить? — поспешно спросила она, не давая себе времени на сомнения. Есть такие дела — и в этом Вальдес убедилась уже не один раз, — в которых лишние раздумья только все портят. — О чем? Она резво вскочила с кровати. — Подожди меня.