Герои нового поколения

*** Что-то должно было случиться. Он чувствовал это всем нутром. Завтра? Возможно, завтра. А возможно и через неделю. Он просто ощущал напряжение, ощущал, что Гарри и Рон к чему-то готовятся. И это что-то должно было произойти совсем скоро. Он не пытался узнать что. Это было бы бесполезно. Все равно эти двое никогда бы не раскололись. А омрачать их мысли враньём было слишком жестоко. Гарри и Рон и так сильно переживали из-за так называемых «темных времён». Ведь причину пропаж так и не раскрыли, а о делах министерства вообще говорить было сложно. Мальсибер давил на них через свою марионетку-министра — Харриса, и был действительно беспощадным. Гениальным. Потому что вся власть находилась в его руках. Власть. Власть портит людей. Тедди хорошо усвоил этот урок. Хорошо, что не на примере… Он откинулся на спинку кресла в их с Мари квартирке. Большого размера телевизор издавал странные звуки —музыку, под которую Виктуар весело танцевала, готовя для них с женихом ужин. Она небрежно махала руками и двигала тазом, но при этом каждое движение девушки было изящным. Красивым, как и она сама. Тедди не мог не улыбаться, глядя на нее. Глядя на прекрасные белокурые волосы, идеальную, тоненькую фигурку и безымянный пальчик, на котором ярко блестело уже давно найденное кольцо… И как он мог так долго тянуть. Видеть счастливый блеск в глазах Мари — самое лучшее, что может быть на свете. Разве стоило бояться сделать это девушку по-настоящему счастливой? Нет. Но он всегда боялся. Потому что Уизли была недосягаемой для парней. Он хорошо усвоил это в Хогвартсе. Ни один студент не мог похвастаться ничего не значащей прогулкой с королевой школы. Она предпочитала частный круг лиц, избегала желающих ее парней и намного больше любила общаться с девчонками. Потому что они не пялилась на ее ноги, грудь, зад, и не пытались поцеловать при первой же возможности. Они просто были и все. Когда Тедди стукнуло одиннадцать, он отправился в Хогвартс. И… И многие дети радовались поездке в школу намного больше чем метаморф. Потому что он не хотел бросать лучшую подругу и двух парнишек маглов, соседей-одногодок, с которыми его познакомила бабушка. Ему и так было хорошо. Но Люпин был вынужден уехать. И эта поездка, тогда, четырнадцать лет назад, оттолкнула и Теда, и Мари, друг от друга. Как неуместно появившаяся ледяная стена, через которую можно все видеть, но нельзя дотронуться и поговорить. Поэтому когда Уизли пошла в школу, они уже не сидели вдвоем в комнате часы на пролет. Просто здоровались при встрече, немного разговаривали и расходились. Мари-Виктуар — к своим подружкам, которые уже тогда вели себя как самые красивые девчонки в школе, а Люпин к своим друзьям — простым, ничем не выделяющимся парням. И так в течении трех лет. Пока Мари не исполнилось пятнадцать. Тогда то они в первый раз и смогли более менее нормально поговорить… Он быстро поднимается по ступенькам на третий этаж. Здесь нет ни одной комнаты — этот отдел дома больше похож на кладовую или чердак. Потолки здесь низкие, поэтому Тедди может стоять ровно только посредине, в самом высоком месте. Он улыбается, и с нетерпением открывает крохотную дверку. Проходит внутрь, и сразу пригибается, чтобы не удариться головой о крышу. Обводит небольшую каморку взглядом, пытаясь найти довольно большое окошко. Находит и вздрагивает, потому что его место уже занято. На тонком подоконнике сидит девушка — хрупкая и высокая. Она прижимает колени к груди и смотрит сквозь прозрачное стекло на образовавшийся зимний пейзаж. Секунду Тедди колебается, стоит ли двигаться дальше. В этом году, на своем шестом курсе, он в полной мере испытал гнев этой белокурой девушки. Мари слишком не понравились его отношения с одной из ее подруг. Почему — непонятно. Просто была истерика, потом обида, а потом они и вовсе перестали разговаривать. До сегодняшнего дня. Тедди понимает, что уходить уже поздно, потому что голубые глаза девушки встречаются с его — сейчас фиолетовыми. В темноте мало видно, но юноша готов поклясться, что на лице Мари-Виктуар нету безразличия или презрения. — Не ожидала тебя здесь увидеть, — тихо говорит она, ещё ближе пододвигая к себе длинные ноги, таким образом освобождая место с другой стороны довольно длинного подоконника. Здесь они любили сидеть в детстве. — Как и я тебя, — кивает Люпин. Садится на предложение ему место и задумчиво смотрит в окно. Еле удерживается, чтобы не достать сигареты из кармана джинс и не затянутся — сейчас просто необходимо. — Что-то случилось? — девушка, тем временем, концентрирует свой взгляд на лице друга детства. Ее прекрасные, вьющиеся волосы очерчивают лицо с острым подбородком и курносым носиком, делая ее ещё красивее. — С чего ты взяла? — он хмурится, и как можно безразличнее отводит взгляд. Его ярко-голубые волосы начинают белеть у корней. — Просто я давно тебя здесь не видела, — она беззащитно пожимает плечами и вздрагивает от сильного порыва ветра, который задувает в окно. В следующее мгновение получает довольно плотную рубашку Тедди, которая до этого висела на его футболке с изображением любимой рок группы. — Я тебя тоже, — он пытается быть холодным и бесчувственным, хотя это сложно. В их с Мари укромном месте очень сложно находится именно сейчас, когда знаешь, что-то далёкое, прекрасное прошлое, уже не вернуть… Виктуар, кажется, обижается и очень робко складывает руки на довольно заметной груди. Тед теперь чувствует себя виноватым. Ему приходится смягчиться, но нотки обиды все равно звучат в голосе. — Помнишь, как шесть лет назад мы приходили сюда? Это было нашим любимым местом. — Да, — она с улыбкой кивнула, отпуская закушенную губу. — Сюда мы сбегали от родителей и когда не хотелось спать. Весело было… — когтевранка даже смогла выдавить из себя горький смех. — Помнишь, как в конце они нашли наше убежище. — Ты тогда так расстроилась… — покачал головой Люпин. В следующую секунду он встал со своего места, больше не в силах находится с этой четверокурсницей в одной комнате. Парень не мог понять, что к ней чувствует. Раздражение из-за ее глупого поведения, обиду за то, что бросила, и безграничную привязанность. За те девять лет, что они дружили. Люпин сделал шаг, наклоняя голову. Потом ещё один, постепенно расправляясь. — Тедди, — ее мягкий голос настиг Люпина у двери. Он замер и не смог не посмотреть на девочку, которую помнил ещё ребенком. — Я скучаю за теми временами. Очень сильно. — Я тоже. *** Что-то должно было случиться. Она то и дело поглядывала на стрелку часов, которая указывала на шесть вечера, а потом на мужа, который с невероятным аппетитом ел свой ужин. Слишком рано. Джинни не ждала Гарри к ужину вот уже месяц, а теперь вдруг… Он явился домой с теплой улыбкой на лице и пакетом из ресторана. Поцеловал ее в висок так по обычному… Будто бы и не было всех тех страшный, загруженных дней. Сказал, что смог освободится раньше, а потом сам накрыл на стол. И усадил усталую за день жену за ужин. Так, будто ничего и не было… Может Билл проболтался о ее беременности? Нет… Брат не мог. Он ведь обещал. И знает, как им сейчас тяжело. Тогда может Гермиона заметила? Ей Поттер ничего не рассказывала. Боялась, что подруга не сможет удержаться от откровенной беседы с Гарри. Она ведь понимала, что и ей, и другу нелегко. Возможно, рассказав все, попыталась бы помочь… Сама Джинни не спешила признаваться мужу. Срок был маленьким, только очень внимательный смог бы заметить. Тем не менее Билл заметил. А возможно и кто-то ещё. Она перевела взгляд теплых глаз на Поттера. Он был где-то в своих мыслях, быстро закидывал в рот кусочки жареной индейки и запивал пуншем. Интересно, как он отреагирует? После рождения Лили, разговора о том, чтобы завести еще детей у них не заходило. Джинни было достаточно троих оболтусов приблизительно одного возраста, Гарри кажется тоже. У них всегда была возможность посидеть с племянниками и племянницами, поэтому в недостатке детей Поттеры не находились… Все изменилось, когда дети выросли. Уехали в Хогвартс, оставив родителей одних. Они не страдали, но Джинни часто стало не хватать звонкого смеха Лили, пакостей Альбуса, и умных выражений Джеймса, которые звучали детским голосом. И вот, сейчас, у бывшей гриффиндорки есть возможность все вернуть. Воспитать ещё одно чудо. Интересно, кто будет: мальчик или девочка? Женщина не знала, кого хочет. Просто хотела ребёночка. Чтобы все было как восемнадцать лет назад, с Джеймсом. Или семнадцать с Альбусом. Или пятнадцать с Лили. Или тринадцать с Тедди. Он, правда, был уже двенадцатилетним мальчишкой, когда стал жить с их семьёй, но… Все ещё ребенком. Таким неординарным. Джинни быстро полюбила его. Полюбила, как он меняет свою внешность, как звучит его весёлый смех и как он восторженно смотрит на малышку Лили. Ей тогда был годик… Миссис Поттер всегда удивляли отношения дочки и приемного сына. Они очень напоминали женщине ее и Билла, напоминали о том, как это классно иметь старшего брата, который безумно любит тебя и присматривает. Который никогда не выдаст твои секреты и шалости родителям. Всегда поддержит. И всегда будет рядом… — Я знал, что найду тебя здесь, — раздается над ухом победно-довольный голос старшего брата. В следующую секунду высокий, рыжеволосый юноша опускается на подоконник, и, так же как и сестра, свешивает ноги за окно. — Не помешаю? — Нет, — коротко отвечает Джинни, пытаясь не глядеть в лицо Уизли. — Если мама снова заметит тебя на крыше… — молодой человек усмехается, вспоминая, как часто девушка попадалась за неразрёшенным. — Будет худо, я знаю, — рыжеволосая вздыхает. — Почему все меня так опекают? Будто я из пергамента сделана. — Когда у тебя будут дети, ты поймешь, — легко отвечает Билл, перебирая пальцами край своей рубашки. — Говоришь так, будто у тебя они есть, — Джинерва морщится. — Я старше тебя на девять лет, — спокойно отвечает бывший гриффиндорец. Потом притягивает девушку ближе. Так, что она с лёгкостью ложится на его плечо. — Я помню, как первый раз взял тебя на руки. Ты была очень крикливым, неспокойным ребенком. А еще драчуньей, — он шутливо щипает ее за нос. — Такой и осталась, — весело заявляет Уизли. Потом тыкает пальцы юноше в бок и трепает по огненным волосам. — Тебя так сильно опекают потому, что ты самая младшая, — смеясь отвечает он. — Плевать сколько тебе, ты меньше своих братьев и родители всегда будут… — Билл запинается и смотрит на сестру, которая задумчиво рассматривает свои пальцы. — Джин, ты меня не слушаешь, — молодой человек вырывает девушку из своих мыслей и проницательно смотрит в шоколадные глаза. — О чем ты думаешь? Снова о Гарри? — он вздыхает, вспоминая о Поттере, который меньше недели назад сбежал из Норы с двумя лучшими друзьями. — Знаешь, Рон бы обиделся. Но если уж на то пошло… Я уверен, что с ним все будет хорошо. По другому просто быть не может. — Как ты можешь до сих пор верить в лучший расклад, когда столько произошло… — Вера это единственное что у нас осталось, — серьезно отвечает брат. — Помнишь, ты когда-то говорила, что хочешь себе парня, такого как я. — Сильного, смелого, доброго и благородного, — лицо Джинни начинает сиять. — Неужели Гарри похож на меня? — неверяще хмурится Уизли. — Очень, — сестра толкает брата в плечо. Не знает, что точно он чувствует, но надеется на лучшее. — Ты так выросла… Я даже не успел заметить… — Джинни, что ты там делаешь! — вдруг слышится разъяренный мамы Молли. — Немедленно спускайся! Ишь ты какая, по крышам лазить! Это опасно! А ты куда смотрел, Билл! Немедленно слазьте, оба! Рыжеволосая громко вздыхает и переглядываются с улыбающимся братом. Он помогает сестре влезть обратно на чердак, а потом следует за ней и сам… *** Завтра, к обеду, все должно было закончится. Должны были закончится их тайные собрания в доме Рона, должны были закончиться эти невесёлые разговоры о захвате власти. Должна была закончиться та серая, невзрачная рутина, в которой они с друзьями жили последние две недели. Все должно было закончится. Но вместо этого должно было начаться что-то другое. Ещё более сложное. Правление. Гарри никогда не любил управлять. Не то, чтобы отделом мракоборцев — просто группой. Ему было сложно отдавать приказания низшим по должности магам, и было сложно усидеть на месте, заполняя документацию. Хотя в последнее время ею больше занимался Тедди. Поттер вздохнул. Перевел взгляд на мирно сопящую на его плече жену и горько улыбнулся. Они до сих пор спали как только что поженившиеся парень и девушка. Они до сих пор были влюблены… Для своей любимой Джинни мужчина готов был сделать все, что угодно. Отдать жизнь. Стереть обидчика с лица земли… Обидчика… Каждый свой шаг в министерстве Поттер вспоминал о семье. Представлял, как отразятся его поступки на жене и детях, на близких и родных. Часто понимал, что слишком сильно рискует. Но потом вспоминал, как Джини сама хотела опубликовать статьи, и сама нести ответственность. Ей было неспокойно за тех пропавших, за из семьи. И Гарри чувствовал свою обязанность успокоить чувства жены. Помочь людям. Помогать людям было одним из его жизненных кредо. Он не мог по другому. Волшебники, в свое время назначившим его спасителем, давно канули в небытие, но… Мальчик-Который-Выжил навсегда остался этим мальчиком, навсегда вошёл в образ всепрощающего, справедливого защитника слабых. Он просто не мог по другому. Снова стал смотреть на красавицу-жену. На ее лице, даже во сне, не было той прежней, спокойной и невероятно счастливой улыбки. Не было и азарта, не было и желания к приключениям. Была грусть, было волнение, утомление… Черт. Это он виноват. Хотел как лучше, а получилось как всегда. Немного пошевелился, а затем выдохнул. За последние три месяца их жизнь кардинально изменилась. Как только Гарри привез жену и детей из Франции… Спокойной жизни настал конец. Вместо нее дни погрузились медленно, почти незаметно, в серую рутину. Но так, конечно же, было не всегда. Это утро буднего дня. Вторник. Солнечные лучи весело проникают в не зашторенное занавесками окно и разбавляют полумрак комнаты. Она великолепно обставлена: бежевые обои, с еле заметным рисунком, придают помещению ещё большего богатства. Шкаф, наверняка какой-то старинной, уникальной работы, весь в разных узорах и мелких деталях, которые придают ему еще большую цену. Два огромных, мягких кресла, между которыми стоит небольшой чайный столик, такой же точечный как шкаф и прикроватные тумбочки. На нем стоит огромная корзина нежно-розовых роз, которых Гарри ещё не успел подарить любимой жене. На полу лежит объемный, пушистый, меховой ковёр, который застилает пол и придает комнате ещё большего антуража. Она сделана под изысканное средневековье, и камин, резной камин, наверное самый большой из всех возможных, только это доказывает. Он лежит на довольно большой кровати, которая заняла бы половину пространства среднестатистической спальни. Но эта спальня… Она похода на отдельный мир, в котором Гарри и Джинни всегда могли спрятаться от суеты внешнего мира. Всегда могли отвлечься и забыться. Вместе. Дверь на балкон немного приоткрыта, поэтому ветерок продувает лёгкую, почти прозрачную тюль, врываясь в теплую комнату. Солнечные лучи, такие редкие для облачной Британии, невероятно красиво пляшут в волосах рыжеволосой женщины, которая все ещё мирно спит. Поттер не хочет ее будить. Сегодня их первый полный день без детей — вчера Лили вместе с двумя старшими братьями отправилась в школу. Там их ждут невероятные приключения, новые знакомства и крепкая дружба… Он нежно скользит пальцами по спине рыжеволосой, не в силах удержаться хотя бы от небольшого прикосновения. На лице Гарри появляется яркая, искренняя, счастливая улыбка, и он готов поклясться, что Джинни тоже во сне улыбается. Или не во сне? Ее глаза медленно открываются, окутывая мужа своей шоколадной темнотой. Из уст не сходит теплая, скромная улыбка, за которую Поттер мог отдать все на свете. Без сомнений. — Ты проснулась? — тихо спросил он. Нежно заправил тоненькую, рыжую прядь за аккуратненькое ушко и поцеловал в висок. — Да, — в ответ она еле пошевелила губами, но суть Гарри уловить смог. Через пару секунд тоненькие ручки молодой миссис Поттер проскользнули по груди мужа и поднялись выше, к черным как смоль волосам. — И чем будем заниматься сегодня? — с блаженной от ее прикосновений улыбкой на устах спросил бывший гриффиндорец. — Наслаждаться тишиной, — быстренько изрекла Джинни, азартно смеясь. Потом притянула Поттера к себе за шею и сладко поцеловала… *** Завтра, к обеду, все должно было закончится. Гермиона устало отложила большую кучу накопившихся за неопределенное время бумаг и откинулась на спинку домашнего кресла. Удивительно, но ей очень надоело работать. Очень надоело ставить свою подпись на каком-то бреде, решать совсем глупые, несущественные проблемы и видеть такое же усталое, сочувствующее участи жены лицо Рона. Она так устала. Безумно устала. Хотелось бросить все это. Бросить политику, бросить министерство ко всем чертям и вернуться в прошлое. В то недалёкое прошлое, где они с Роном были счастливы. Где дети радостно бегали по обширному саду самых старших Уизли, очень любя обнимали свою бабушку и заинтересованно смотрели на изобретения дедушки. Теперь ведь, мистер Уизли утратил весь интерес к маглам. А она, постепенно, начала терять интерес ко всей этой жизненной рутине. Ей хотелось перемен, незначительных, но перемен. Лучика света, который осветил бы жизнь ее близких… Гермиона громко вздохнула, обводя взглядом свой небольшой, домашний кабинет. Его для жены полностью обустроил Рон. Подарок, на двадцать шестой день рождения. Здесь все было так, как она мечтала на тот момент. Немного строговато, но уютно. По домашнему… Она, на удивление не близких знакомых, очень любила домашнюю атмосферу и уют. Казалось бы, что женщина, которая занимает такую высокую должность, вряд ли должна любить дом, но… С миссис Уизли все было наоборот. И каждый раз, вот уже двадцать лет, возвращаясь в их с Роном гнёздышко, сердце женщины безустанно радовалось и благодарило за возможность переживать все это. Чувствовать. Ведь тогда, двадцать пять лет назад, или даже больше, они могли не выжить… Например в битве с пожирателями, в отделе тайн. В живых им требовался только Гарри. Они могли умереть. Или во время нападения на Хогвартс, устроенного Драко Малфоем. В тот самый вечер, когда сердце профессора Дамблдора остановилось навсегда… Их сердца тоже могли остановиться. А война? У них была сотня возможностей умереть, но… Они были здесь, спустя двадцать пять лет, все ещё вместе. Живые… Гермионе часто вспоминался тот день, сразу после битвы. Тот день, который невозможно забыть. День, в который стены Хогвартса содрогались от смеха и рыданий разом. День, когда слезы над погибшими проливали с улыбкой, восклицали «Победа» и просто целовали землю. За то, что все ещё живы… Они с Роном тихо закрывают дверь спальни мальчиков, в которой Гарри жил шесть лет, и спускаются по лестнице не менее осторожно. Он заснул. Гермиона чувствует лёгкое головокружение, чувствует, как ноги начинают трястись от усталости, и как глаза закрываются сами собой. К великой благодарности девушки, ее подхватывает лучший друг и доводит до их любимого дивана с поддержкой. Опустившись, Грейнджер с трепетом проводит ладонью по алой обивке и на глазах невольно выступают предательские слезы. Сколько всего здесь произошло… Возможно, именно на этом диване, ровно месяц назад, Джинни и Невилл залечивали чьи-то раны от Круциатуса или утешали испуганных детей. А на том кресле, возможно, кто-то проливал слезы, наблюдая за всеобщей беспомощностью. Ей вдруг стало так страшно. Будто бы дементор по комнате летал, и высасывали всю радость. Руки сами потянулись к лицу и скрыли его от пары голубых, мальчишеских глаз. — Гермиона, иди ко мне, — Рон, конечно же, не смог наблюдать за слезами гриффиндорки. За тем, как ее округлые плечики, скрытые тоненькой , изодранной рубашечкой содрогаются от беззвучных рыданий. Его силы тоже были на пределе. Он взял Гермиону за запястья, отрывая руки от раскрасневшегося лица. И улыбнулся. Он улыбнулся… Счастливо, очень нежно и немного робко. Потянул девушку на себя, а в следующую секунду обнял ее хрупкое тело, посадив к себе на колени. Зарылся рукой в русые, очень пушистые волосы и притянул как можно ближе. Так, что мог чувствовать слезы Грейнджер у себя на шее. — Миона, ты меня слышишь? — он нежно, но немного робко погладил девушку по голове. — Забудь о том, что было, — руки гриффиндорца настойчиво заставляли успокоится, скользят по шее и спине. — Мы начнем все заново. Отстроим Хогвартс, Министерство, и будем жить так, как никто до нас, — на устах Уизли снова появилась грустная улыбка, которую Гермионе безумно захотелось убрать. Сделать счастливой и веселой. — У нас все будет хорошо. У нас будет достаточно времени чтобы наговориться, насмеяться, налюбиться… — он оторвал Гермиону от своей груди за плечи и строго посмотрел ей в глаза. —Мы свободны, понимаешь? У нас все будет так хорошо… Рон снова притянул Грейнджер к себе. Ещё сильнее обнял, пытаясь поделиться теплом с ее уставшим телом. — Я люблю тебя, — тихо прошептала она. — Я тоже, — незамедлительно ответил он. — Я тоже люблю тебя. *** Завтра все должно было закончится. Не то, чтобы он ждал этого с нетерпением. Ему было практически все равно. За двадцать с лишним лет мужчина научился холодно относится к каждому своему делу, прочитывать и плохие и хорошие варианты наперед. Он знал что такое риск и осознано шел на него, когда соглашался на сделку с Поттером. Вот только зачем ему было это делать? Малфой никогда не жаждал власти. Конечно, он родился чтобы править, но точно не страной. Каким-то простым, обширным, прибыльным бизнесом, который бы обеспечил его семье достойное существование. В этом отношении Драко даже перестарался. Стал самым богатым и перспективным волшебником 2023 года, сам того не ожидая. Ему было как-то все равно на это. Его намного больше интересовала семья. Любимая жена, во всех смыслах этого слова и сын, который должен был стать одним из самых великих Малфоев. Потому что у него были задатки, перспективы. Он обладал качествами, которые были заложены в первых представителях их знатного рода. Он был не только чистой крови. Он был силен и душой, и телом. Он был умен, холоден, решителен, сообразителен и главное — рационален. Он всегда обдумывал все свои решения и даже когда делал что-то ненормальное (например грабил кабинеты профессоров) никогда не жалел. Он мог постоять за себя, и мог отвечать за каждый свой поступок. Скорпиус был истинным сыном своего отца. А отец им гордился. Всегда молчал об этом, но гордился. И собой тоже. Потому что несмотря на всю безалаберность Люциуса в его воспитании, сам Драко смог вырастить достойного сына. О его будущем бывший слизеринец задумывался больше всего. И когда соглашался на сделку с Поттером… Тоже. Он сделал это для Скорпиуса. Ведь при хорошем раскладе имя Малфоев должно было возрасти ещё больше. Они, конечно же, не заняли бы Министерское кресло, но с новым главой страны в сношения вошли бы. Стали бы иметь безграничное влияние… Именно для этого он согласился. Чтобы его сын засветился ещё и на международной арене… Это точно бы понравилось Скорпиусу. Он может и общался с далёким от политики Поттером, но о будущем задумывался. Ему, как и самому Драко, не нравилось, что влияние в стране имеют такие дома как Флинты, Коллинзы и Смиты. Своими действиями они подрывали авторитет Британии, потому что люди часто говорили не о их достижениях, а о скандалах вокруг их браков и бизнеса. Малфою, совершенно неожиданно, вспомнился тот скандал, в который он ввязался почти что двадцать лет назад. Скандал, вокруг двух очаровательных девушек Гринграсс. Он тогда увез Асторию в Италию. Тайно. Просто в один день встретился и предложил проведать сестру. Слетать в другую страну, с помощью порт-ключа Она согласилась не раздумывая. Без капли сомнений и недоверия к мужчине, которого знала несколько месяцев. А вернувшись из прекрасной страны три дня спустя, газеты только и писали об оскорбленный семье Флинтов, потенциальная невеста которых даже не явилась на подписание брачного договора… — И почему я не удивлена? — Астория непринужденно оперлась на край его рабочего стола, читая первую попавшуюся газету. — Несчастный, оскорбленный Флинт, — она еле слышно засмеялась, отбрасывая бумаги подальше. — Уверена, папочка быстро найдет ему другую игрушку. — Неужели Маркус так тебе не нравился? — чисто ради того, чтобы поддержать разговор спросил Драко. — Может к тебе он и относился как к равному, но ко мне… — девушка мило подняла аккуратненькие брови и заправила за ухо темную, изящную прядь волос. — Я же девушка. — Ты очень умна, — не смог не сказать бывший слизеринец, стуча длинными пальцами по идеально-отполированному столу. — В первую нашу встречу ты говорил по другому, — Гринграсс не смогла удержать удивленного тона и взгляда. Потом снова наткнулась на жалкую статейку Скитер (она уже не работала в Пророке) и спросила: — Ты ведь знал, что они выбрали не тебя? — имела ввиду родителей. Отец предпочел честолюбивых Флинтов, в основном из-за стараний отца двадцатисемилетнего Маркуса. Драко, тем временем, еле заметно улыбнулся. — Знал… — девушка засмеялась и отошла от дубового стола на пару шагов. Ближе к молодому человеку. — Очень умно, мистер Малфой, — она плавно провела тонкими пальцами по его напряжённой руке, скрытой идеально белой рубашкой. Через секунду глаза Астории вспыхнули до этого невиданным Малфоем пламенем. — Я даже чувствую себя немного обманутой… — Ерунда, — еле слышно проговорил он. Медленно перевел взгляд серых глаз на свое запястье. Пальчики бывшей слизеринки сейчас очерчивали выступающие венки. Драко всем нутром почувствовал напряжение, желание и возбуждение… Вернул внимание лицу Гринграсс. Оно было спокойным и задумчивым. На нем не выражались эмоций. Драко уже привык. Привык к этим темным глазам, в которых плескалась только осознанность происходящего и разум. Привык к ее мимике, которая чаще выражала недоумение и насмешку, чем простую радость. И привык, что она общается с ним так, будто ненавидит. Возможно так оно и было… Малфой не понял когда с ним это произошло, но… Он привязался к этой девушке. Он точно знал, что готов провести с ней жизнь. Вот только не знал, взаимно ли это. Руки Астории мягко переместились с руки на плечи. Очертили строговатый воротник рубашки и скользнули на теплую кожу шеи. Выше, выше, и вот… Молодой человек уже не контролирует себя. Делает значительный шаг вперёд, врезаясь прямо в тело Гринграсс. Потом скользит тёплыми ладонями по ее лёгкому, летнему платью, находя тонкую талию. Все это делает, смотря глаза в глаза. Но бывшая слизеринка совсем не сопротивляется. Наоборот, грациозно вытягивает шею и приоткрывает губы. Так, что по телу проскальзывают мурашки. Секунда и она уже сидит на столе, а губы Драко шарятся возле мочки ее маленького ушка. Момент, и они перемещаются к скуле, и дальше, дальше, дальше… Прямо до алых губ, теплота которых обволакивает сознание. Заставляет поверить в невозможное. В то, что Малфой может чувствовать. *** Завтра все должно было произойти. Он медленно снимал одежду после долгого рабочего дня и лихорадочно повторял в голове: «Завтра, завтра, завтра, завтра». Как спасительное заклинание. Завтра все закончится. Прежняя жизнь вернется. Вернуться посиделки в доме друзей до десяти вечера, вернутся спокойные прогулки, вернётся мирная, семейная жизнь. Он с нетерпением ждал конца всей этой неразберихи. С нетерпением ждал, когда они с Гермионой смогут выдохнуть и продолжить жить. То что сейчас — не жизнь. Слишком затянувшаяся пауза. Неприятная пауза. Его взгляд натыкается на рамку с фотографией почти что восемнадцатилетней давности. Он и Гарри стоят в гостиной их с Гермионой прежней, небольшой квартирки в центре Лондона и улыбаются. Держат в руках два крохотных свёртка с детьми — это Роза и Альбус. Совсем крохотные, беспомощные младенцы. На устах появляется улыбка. Мужчина вспоминает тот день. День, когда они забрали Джинни и ребенка из Мунго… Они — двадцатипятилетние мужчины, меряются детьми. Гарри носит на руках Альбуса, Рон — Розу. Оба молодых человека то и дело кривляют друг друга, а потом с нежностью смотрят каждый на свое чадо… — А моя красивее, — в который раз повторил Рональд, с гордостью показывая свою полугодовалую малышку другу. — Она девочка, да ещё и старше, — быстро отвечает молодой человек, поправляя свёрток, в котором лежит его новорожденный сын. — У нее волос просто больше. И глаза открываются не на пару часов в сутки. — Моя — вылитая Гермиона, — продолжает доказывать превосходство своего ребенка рыжеволосый, мерно качая любопытную девочку в руках. — А мой — вылитый я, — сопротивляется Гарри. — Сразу видно, кто здесь полон самолюбия, — фыркает Рон, вертя перед глазами дочки какой-то странной игрушкой. — Ой, ой, ой, — закатывает глаза Поттер. — Зато я не называл сына именем, начинающимся на ту же букву что и мое. — У меня дочка, — рычит Уизли. — А у меня сын! — весело восклицает полный гордости Гарри. Он то знает, что друг тоже хотел мальчика. — Моя дочка будет такой же умной, как и ее мама, — гордо заявляет рыжеволосый, слишком громко восхваляя и жену, и дитя. — А мой сын будет таким же великолепным игроком в квиддич как его мама, — продолжает настаивать на своем Гарри. — Надеюсь его карьеру не прервет парень, который захочет он него детей, — смеётся бывший гриффиндорец. — Парень? — Поттер давится воздухом. — Сейчас ты… — делает угрожающие шаги в сторону друга. Потом кладет своего сына в коляску, со словами: — Поспи, Альбус. И начинает медленно подходить к рыжему. У того с лица уже сходит насмешливое выражение. Рон покрепче прижимает к себе дочку и слишком громко, почти что на всю квартиру, говорит: — Рози, видишь этого дядю, — тыкает пальцем в Поттера. — Он был твоим крестным, пока я не пришиб его вот этой чудесной штучкой, — Уизли повертел волшебной палочкой у девочки перед глазами, а потом наставил на друга. — Вы что совсем с ума посходили? — в самый ненужный момент в гостиную влетела растрёпанная Гермиона, которую, видимо, уже утомила вся эта суматоха с переездом. — Джеймс и Джинни только заснули, а вы тут разорались! — она указывает на обоих друзей и разъяренно топает ногой. — Отдайте детей и идите… — бывшая Грейнджер выхватывает у мужа дочку и подходит к коляске, в которой уже сопит маленький Альбус. — Идите в магазин! Оба молодых человека дуются, но подругу слушаются. Распихивают палочки по карманам и вместе начинают собираться к выходу из квартиры. Берут у девушки список, и только когда двери за ними закрываются, снова начинают спорить: — А у меня уже двое! — победным тоном говорит Гарри. — А у меня будет десять! — в отместку восклицает Рон. Дальше они смеются. Спускаются по ступеням многоэтажного дома на перегонки, начиная обсуждать переезд своих семей… Гермиона вышла из своего кабинета уставшей, измотанной, но несколько радостнее обычного. На ее лице играла улыбка. Несчастливая — горькая. Но улыбка. А вчера из жены и такую невозможно было выдавить. Она сразу же влетела в его объятия. Так, будто бы не видела целую вечность. Так, как обнимала его после победы в долгой войне. Отчаянно зарывалась в плечи, грудь, лишь бы не показывать свое лицо. Но не плакала. Возможно, на слезы ее силы не были рассчитаны. Они легли спать раньше обычного. Не поговорив. Просто обнимая друг друга перед тяжёлым испытанием. Даря друг другу бесценные крупицы тепла, которые были так необходимы…

***

На следующее утро началась их операция. Пара часов, наполненных боевой магией, спешкой и сильным сердцебиением. Они с Роном бились рука об руку как в старые добрые времена, когда сражались на войне, ловили пожирателей и преступников… Они сражались за одну, правильную цель. Рядом крутились знакомые лица. Лица, которые двадцать пять лет назад были рядом. Были рядом тогда, и были рядом сейчас. Не переставая поддерживать. Они бились не зря. Они так думали во время каждого пущенного заклинания, каждого шага вперёд или назад. Они жаждали победы. Не власти. Просто победы. Чтобы вернуть пропавших домой и вернуть стране былое величие. Как во времена покойного Кингсли Бруствера… Они бились так яростно, что не заметили подлога. А когда пробрались к кабинету было уже поздно. Из министерского кресла на них смотрел до боли знакомый человек… … И в груди что-то нервно оборвалось. И дыхание неприятно задержалось. — Добро пожаловать в ад, — звучит насмешливый голос Мальсибера Глайда…