Начало всего

      — Земфир, ради чего всё это? Вкалываем на этот грёбаный клуб, ничего за это не получаем. Зато выступления через день! Пашите, ребята, как ломовые лошади!       — Я тебя здесь не держу.       Девушка болезненно поморщилась. Слова Сергея, который был не в настроении, ненароком (хотя кто его знает, может, и специально) попали в её самое уязвимое место. Земфира сама в последнее время не понимала, ради чего всё это. Ночами пишет себе песни на едва дышащем компьютере, днями пропадает в небольшой комнате, которую хозяйка клуба выделила им для репетиций. Периодически вечером даёт концерты с парнями. Вроде, жизнь-мечта. Она занимается любимым делом, рядом люди, которым, в принципе, это тоже нравится, но что-то было не так. То ли люди, почти не обращающие внимания на её музыку, то ли отсутствие какого-либо прогресса. Кажется, весь её прогресс за последнее время наметился только в одном — в разрушении хороших отношений с людьми.       — Земфира! Ты не понимаешь! — Серёга продолжал распаляться, активно взмахивая руками.       О да, она не понимала. Не понимала, что ей делать дальше. Не понимала, как раскрутить группу. Не понимала, как привлечь везение и успокоить мать, которая, глядя на шебутную дочь, что в последнее время не знала покоя, совсем изнервничалась. Да, пожалуй, она ничерта не понимала.       — Серёг, да что тут понимать? — девушка закурила прямо в помещении, наплевав на запрет Храбриной и плохую вентиляцию. — Тебе что-то не нравится — вали, — она кивком указала в сторону деревянной двери, за которой скрывался длинный коридор. — Только локти потом не кусай, окей?       — Ты мне угрожаешь?       — Предупреждаю. Результат будет, и пора бы тебе это понять.       О, как тяжело быть уверенной. Для всех ты — несгибаемый человек, который уверен в себе, в своём творчестве, в будущем успехе. Никто даже не предполагает, что таких людей тоже гложат сомнения. Без них невозможно никакое творчество. Критика обязана присутствовать, а иначе — дохлый номер.       — Земфир, я с тобой ровно до конца месяца. Если за это врем ничего не изменится — я ухожу. Мне надоело протирать штаны за нихрена.       — Договорились, — Рамазанова кинула окурок в стоящую в углу банку. — Изменится. Вот увидишь.       Она не знала, для чего была эта поистине детская фраза в конце, но чувствовала — так надо. Парень лишь усмехнулся такой самоуверенности.

***

      Сегодня был последний день того срока, который «дал» Сергей на то, чтобы что-то изменить. Кажется, ей придётся искать нового музыканта. Концерты, иногда случающиеся на более крупных площадках, чем зал подросткового клуба «Апельсин», не радовали. Радость, и то омрачающая всё, одна — в чехле гитары нашлась уже потрёпанная газетная заметка, в которой молоденькая журналистка восхваляла их группу, и курсивом были выделены слова Земфиры: «У меня столько музыки в башке, что деваться некуда.»       «Мда уж, некуда… Уехать, что ли, куда-то, а то задолбало всё», — подумалось худощавой девушке, хотя стоит признать, это не лучшие мысли перед концертом, куда она по большей части решила вставить свои песни.       За окном опять возрождалась природа. Весна… Но это почему-то мало кого радовало. Люди, уже уставшие от борьбы за выживание, каждый лучик света воспринимали с опаской. Возрождающаяся природа, когда внутри всё медленно умирало, воспринималась как насмешка. И лишь дети, беззаботные дети, у которых тяготы взрослой жизни еще впереди, искренне радовались лучам мягкого солнца, которое уже грело, но не опаляло.       — Зем! Земфира! Рамазанова! — гаркнул грубый мужской голос, вытягивая задумавшуюся девушку из своих невеселых мыслей. — Наше время истекло, сударыня.       — Кончай прикалываться.       Девушка и правда не заметила, как истекло отведенное им время. Последние песни были спеты автоматически, сухо и без эмоций, так, что завсегдатаи клуба сомнительно косились в сторону сцены. А та ли эта девушка, что поёт всегда?..       — Вы Земфира?! — не успела та сойти со сцены, как к ней подбежала женщина неопределённого возраста. С одной стороны, привычка взволновано закусывать губу, тонкие растрёпанные косички и эмоциональная речь едва ли делали её старше двадцати лет, но с другой — в волосах была видна тонкая седая прядка, едва заметная, но была, на лбу и возле рта — морщины, кожа рук — совершенно ни как у двадцатилетней.       — Да, я Земфира. Но у меня нет времени на разговоры.       — Я Ира. Ира Коротнева.       — Да хоть Бонапарт Наполеон.       — Мне про вас рассказала Света Руцкая.       — Вы журналистка?       — Да. Нет. Не совсем.       — Я спешу, до свидания, — слушать скомканную эмоциональную речь девушки, которая совсем не держала себя в руках и напоминала полоумную, было утомительно. Земфира поспешила ретироваться, но навязчивая Ирина догнала её во дворе.       — Да блять, я могу покурить спокойно?!       — Можете, — совершенно спокойно ответила новая знакомая без былой эмоциональности.       — О, так вы умеете нормально общаться? — с сомнением протянула певица, с ухмылкой оглядывая девочку. При ближайшем рассмотрении она определила, что той где-то двадцать пять лет.       — Умею. Но мне показалось, что человеку, который мечтает о славе, такое должно польстить. Ну-у, — тут же протянула она, будто сомневаясь над правильностью своих же слов, — нас так учили.       — Бред, — резюмировала Земфира. — Но можем попробовать сначала: Земфира Рамазанова, — сказала девушка, протягивая руку для приветствия.       — Ирина Коротнева. Будем знакомы!       Девушки одновременно рассмеялись, как старые знакомые, но Рамазанова тут же нахмурилась, резко обрывая веселье. У неё куча проблем, которые срочно надо решать, а она тут дружбу с первой встречной строит. Бред.