Жемчужина Московии

У окна светлицы можно было видеть хрупкую девушку. Пожалуй, гармоничностью черт, она была красивее француженки. Пухлость линий рта, широко распахнутые глаза. Такой была Ирина, сестра опричника Бориски. Как и весь православный мир, ее удивило решение о союзе с принцессой, чуждой благодати Святого Духа. Зависеть от мнимых римских пастырей! Да не грех, что закона истинного не ведает. Королевна, что и говорить, приветливая, хорошенькая, с надеждой на счастье. Но боярышни на Руси тихие-тихие, воды не замутят. А эта – гордая, умная, смелая. Непривычно было, изводилась , по ночам твердя о моли. Наверно, много бабочек этих крылатых в далеком Париже. Оправила душегрейку, надетую на богато шитый сарафан, расправила часто низанные ожерелья и ленты в тяжелых косах. Говорили , бойко смеялись. Трудно для знатной друга сердца отыскать. Где уж ей... Пеняют, что, рассеяна и мечтательна, опорой крепкой не станет. - Ежели Богу так угодно... - потупилась Годунова. Когда за ней пришли, думалось о худшем. У входа в горницу видела осторожного Бориса, ловила его молитвы " не посрами". Царь сидел с сыновьями за особенным столом в бархатной малиновой одежде, усыпанной драгоценными каменьями и жемчугом. Как заплутавшийся в зимней ночи путник спешит на огонёк, так и она быстро-быстро шла навстречу обжигавшим её глазам. От её внимания ускользнуло движение Федора, приподнявшегося со своего места. Вот младший сел и что-то сказал отцу. Государь осматривал, как холоп скотину на рынке, и вынес вердикт: - Здравствуй, краса ненаглядная, добрая молва о тебе идет! Чего дрожишь, аки листок? Ирина побледнела и рухнула без чувств. Свадьбу решили не откладывать. Маргарита усмехалась, слыша рассказы о долге супружнем. Искореженная, неправильная, увядающая пара. Только верна ли дорога, избранная ее царевичем ? Или губят век девичий ? Без чар, упоительного голоса, темного притяжения и власти настоящего мужчины. Словно из девушки злобная нечисть разом выпила всю юность… и никогда ей уже не краснеть, не улыбнуться, до скончания времен держаться чинно. Жалко... Внезапно поддавшись эмоциям, притянула к себе Ирину: - Не плачь... Бюдю любить тибя как сестру родню. Как изменялось звучание речи, от кошачьи- мягкой до истинной силы, так удивляла природа. Если раньше утром Маргарита выходила во двор, у нее подмерзали пальцы. Иногда подолгу стояла, играя , любуясь багрянцем , пока едва уловимый, долетающий аромат яблок, не сменялся в воздухе теплым и пахучим духом сдобы. Теперь же морозно, Анриетта и вовсе умоляет не покидать покои. Зима! Смерть Шарля давила как тиски палача. Уезжала из дома, врагом называла... Казнив Гиацинта, стал хуже паршивого англичанина. Отравлен собственной, ненавидящей матерью! Сколько знала, всегда Екатерина жертвовала им. Даже открыто убив, пронзив глотку насквозь мечом, не сделала бы больнее. Гиб в ядовитых муках из-за черной лилии. Преданный , ненужный семье и поданным, так и не любимый. Ах, брат, не с тебя надо спрашивать за резню на Святого Варфоломея! В такие дни не ждала посещений. Иоанн Васильевич быстро шел по коридору в сопровождении отроков. Кольцо верных — прочная защитная стена. Дворец все более наполнялся женским визгом, напоминая шатер трубадуров. Грозный, хладнокровный убийца и тиран, неожиданно был ласков. Вздыхал, поддерживая, как обычный человек. - О твой печали сожалеем. Кровь родная - не водица. Ранняя кончина есть боль для всех правителей христианских. Утешься, черничка, ибо душа вечна... Творец милостив для него. Эй, слуги ! Хозяюшка наша в унынии... Покатайте царевну на тройке с бубенцами! Зарделся румянец. Ища лучшего ответа, припала к сиятельной руке. Традиционная забава вызвала непонимание. Что тут хорошего ? Взвизгивала и ужасалась. А при сильном толчке выпала из саней. Беды, однако, не произошло. Холод значит так мало, когда находишься в алчущих объятиях русича. Шубка трещит, одеяния рвутся. Уступая страсти мужа, отдалась горячей волне. Ее пригвоздили к месту, связали невидимыми ремнями, и бесстыдно ласкали. Жар огненным потоком хлынул вниз. И только королевская выдержка, понимание того, что смотрит множество глаз, не дали сорваться на обольщенный, сладостный крик.