Жемчужина Московии

- Au clair de la lune, mon ami Pierrot, Prête-moi ta plume, pour écrire un mot. Ma chandelle est morte, je n'ai plus de feu. Ouvre-moi ta porte, pour l'amour de Dieu. Au clair de la lune, Pierrot répondit : « Je n'ai pas de plume, je suis dans mon lit. Va chez la voisine, je crois qu'elle y est, Car dans sa cuisine, on bat le briquet. » Au clair de la lune, s'en fut Arlequin Frapper chez la brune. Elle répond soudain : « Qui frappe de la sorte ? Il dit à son tour : — Ouvrez votre porte, pour le Dieu d'Amour ! » Au clair de la lune, on n'y voit qu'un peu. On chercha la plume, on chercha du feu. En cherchant d'la sorte, je n'sais c'qu'on trouva. Mais je sais qu'la porte sur eux se ferma. Качая сына, Маргарита восторгалась его движущимися ручками, пушком головки. Ее не лишили положения, титула. Люди все так же поднимались и наперегонки отбивали поклоны. Челобитье иногда выходило таким шибким, будто задались себе целью переколотить лбы. Властелин называл "опорой слабых дней, лебедушкой, алой зарей" Ночью горько рыдала. Царевич бледный, стенающий в мыслях не отходил от нее. Ах, как были счастливы! Унеслись пьянящий, шальной зов, скороспелое, обращенное к ней желание. Дети — единственное утешение. Элен... Стоит лучше учить! Маленькая, живущая огнем, всегда готовая к интриге. Дышит хаосом, разрушением, холодом. После новой жестокости, злой шутки лукаво спрашивает, водя носком туфельки : — Матушка, нет ли Святого Писания? Правитель Иоанн совершил чудовищную ошибку, очаровавшись юной девчонкой. Наложница… приобрел только дрожащее, хрупкое тело! Ничего не значат ни для нее, ни для него те высокие, нежные слова, которые жаждал устами незабвенной Анастасии. Давно бы расстался, но тяжела царица. Марго улыбалась, предвкушая грандиозный скандал. Талант, не менее уважаемый , чем изготовление шляпок. — Началось! - известила Анриетта. Царь верно в храме, бьет поклоны. Идти надо... Словно и не осень вовсе. Кремлевские рощи в нежной алебастровой дымке. Тепло, лучисто. Рожала очень тяжело. Она уже не металась по постели, как час назад, когда усилились схватки, а только рычала, ухватив зубами, скрученное жгутом полотенце. Прислужницы трогали живот, да в очередной раз разводили сведенные болью колени. Да, что ж это! И тошнилось Марьюшке частенько — венценосец кривился, глядя на нее, бледную, хворую. Остробородый, изломанный тиран, плавающий в крови. Через несколько долгих секунд в горнице раздался жадный детский писк. Мальчик! Шумный, горластый. Личико свежее как зачинающийся бутон цветка. А ротик вишневый! Прекрасным будет, удалым, со взглядом искрящимся, сверкающим. Хотелось, чтобы ему Россия обязана стала бытием, именем и христианским величием... Ненасытным коршуном ворвался государь в царицыну опочивальню. Иоанн Васильевич налетел на жену, вцепился, принялся тянуть с ложа с такой силой, что вмиг стащил на пол. Зашагал, волоча за собой удивленно кричащую, стонущую Нагую. — Помилуй... Резко, нервно дернул шеей, и в глазах его плеснулось открытое бешенство: — Охальница ядовитая! Прелюбодействовать удумала? Разве от дряхлого пня зеленеют листики! За что ? Верна и честь хранила. Сопротивлялась яростно: кричала, звала на помощь. Но ее вопль вызывал только истерический хохот. Ей чудилось, зрит тот страшный миг, когда человеком безраздельно овладевает дьявол. Видела у двери торжествующую Маргариту Французскую. Бестия в порфире и жемчугах, чудовище латинское! Отравленная язва страны. — Утопите выблядка! - искореженный в совести, чувствовал оправдание в законах древних. Узнав жуткую долю, царица издала нечленораздельный, гортанный звук и кулем брякнулась оземь. Ее дивный ягненок, радость, солнце жизни! Шелеснет в ночи кипящая вода озера, и пузырька не всплывет... И ни могилки, ни креста, словно не зрел во чреве, не втянул ,пробуя, носиком раскаленный воздух и не испил ее молока. Пусть же не ведает сна доброго, утихает только от изнурения, ждет и боится рассвета. Вовек не отмолить Иоанну сыноубийство! Боярин Федор Захарьин страшился воли небесной. В исполнительстве адской расправы последний он. Душегубство чистого, невинного, здорового существа? Лучше, чтобы исчез. Да, да... Решил оставить новорожденного с Господом. Воровски озираясь, клал на ступени, три раза быстро постучал в оконце римско-католического подворья.