Жемчужина Московии

И снова раздобрели, зазеленели почки на деревьях. Рощи по берегам Москвы-реки тонули в нежной голубоватой дымке. Быстрой тройкой летит жизнь, успевай тормозить на кочках. Годунов не находил себе места, рвал власы. Пропало! Охладел Иоанн к англам — как поругали его дружбу, так и венценосец русский предаст их забвению. Чуял, что это Романовичей наговор. Хвора будто Мария, племянница королевина, срамной заразой, такой, что лоно женское портит. Ах, змеи подколодные! Надеясь по крайней мере кончить сватовство, велел быть у себя. Жадный ,расхвалился, отпивая из кубка. Лихо удумал государь, у Бориса аж в глазах потемнело. Не мягкий воск, синица в руках. — Злые люди чародейством извели первую супругу мою, дражайшую, блаженную Анастасию. Вторая, черкасская, злодейски умученная, отошла к Господу. Я долго хотел себе невесты, испытывал, но жестоко обманывался, осквернен прелюбодействами. Ровню требую, из знаменитейших христианских родов. Да и не стыдно вдовицу честную брать... А ведь она кровей древних, порфироносных! Быть Магоше царицей. Вскочил с широкой кровати, суматошно засновав по горнице. Колдунья! Наверное, такое же бессилие и отчаяние испытывал Творец, когда лучшее из лучших его созданий — Адам искусился происками бабьими. Неужто, своего уродца франкийского чужеземка на престол усадит? Верно, кто не хочет счастья ? Однако ж, превратно оно, лишь ветер задует в иную сторону... Точас царский шурин усмехнулся. О, сколь разнится жребий человеческий! Единая минута сильна сделать яркий огонь и тьму беспросветную, владыки земные в темницы да в гроб низвергаются. Послал за юношей надежным, ловким. Карета, ведомая умелыми извозчиками, прокладывала дорогу страже, которая своим грозным видом больше напоминала военный отряд, нежели дворовую челядь. Завидев людское море, он высунулся из-под атласных шторок. Осудили женку. И хлеба утаила с ноготок! Карать за тяжкие грехи и прощать за малые. Титул победителя вырезают на камне, а любовь народа запечатлевается в сердцах. Пусть Элен сеет хаос и разрушения, а ему негоже. Дмитрий встрял, открывая свой ротик. В нервном припадке холопка обняла его ножки, утомляясь в счастливых рыданиях : — Нет Руси без тебя, финист! Щедроты не ведают границ... И через тысячу летов имя звенеть будет! Солнце ласкало кудри, изнутри подсвечивая, еще детские уста наливались твердостью, храбростью речей. Распорядители казни, дурно опешившие от таких ярых страстей, наконец опамятовались и, подхватив спасенную под локотки, уволокли из толпы. Закончив трапезу, царевич возвратился в комнаты. Играть не разрешали, дни назад дурнота взяла, бился истошно. Струился по жилам огонь, мысли путались... Хрупкий он. Нянюшки и постельники ждали, когда уснет. Где там! Читал записки, продираясь через мудреные латинские буквы, ученье языкам шло на пользу. Дядя королем стал в юных летах, но рано помер, образовался свищ и убило Антоново пламя. Было очень жалко. Если бы знал лично, то наверняка бы с ним подружился. Гадал, какая она, эта Франция. Ветер, тёплый и ласковый, до рези ярки цвета и манит тень, летят крики чаек, аромат яблок, персиков и клубники — матушка так живо описывает. Семь лет! Хорошенький, чудесный дофин, которому выказывали трепетание и умиление. Уже и легенды начнут складывать. Маргарита непременно решила пошить ему золотой костюмчик — Проходите. Госпожа выйдет... — наперсница Анриетта всегда рядом . Сватать явились Шуйский, Бельский, и, конечно, Захарьин. На ней было тяжелое одеяние и убор : по счастью, еще не самое торжественное платье, а чуть попроще, для малых выходов. Ресницы ее вздрагивали, щеки краснелись. Фаворитка! Снесет ли это оскорбление, ублажать развратника? Когда ж это закончится, чтобы не гонялся за девицей, не представляя при этом в своих объятиях, будь она даже венчанной женой его сына? Хотя монарху закон не писан. Генрих VIII Английский, шестерых жен перетравил или головы им перерубил. Страшно...вспомнить хотя бы долю Нагой. Упрямым носом и жестокостью, вспыхивающей огнем в душе, пугал Иоанн. Так же, как молодой, сужает глаза, видя кровь, и забывает о свершенном зле быстро, словно того и не было сделано вовсе. Тешится, что рядом с ним на исходе жизни будет ее нежное существо и, как по первому желанию он проходит в сокровищницу и перебирает драгоценности, так по первому желанию сможет перебрать все неисчислимые богатства красоты. И душа чужая ничто, мусор, прах... Впервые, Марго не знала, что ей делать. Она — рысь, готовая показать и ядовитые коготки-кинжалы, но могла быть и разнеженной кошкой, которая выставила вперед довольную мордочку и распускала пушистый хвост в ожидании ласкового прикосновения. Изводясь от беспокойства, целовала детей: — Живите в мире, чтобы не случилось. Вы — самое ценное, что есть у друг друга.