Жемчужина Московии

— Гришке Отрепьеву, нечестивцу, вору и расстриге, именующему себя почившем царевичем Димитрием, анафема! — явственно донеслось с амвона. — Анафема! В соборе только что отошла обедня. Народ густыми толпами выходил из храма и, замешкавшись ненадолго на паперти, в последний раз осеняя себя крестным знаменьем, расходился в разные стороны. Уже после того как выбрались из храма наиболее усердные богомолки-старушки и даже разбрелись нищие, располагавшиеся подле паперти и на ней, из церкви вышел Федор Борисович. Привык к шепоту тайному, немым укорам: древнее племя царей живо и слушая рассказы о мнимых добродетелях литовского самозванца, русичи тайно же передавали друг другу мысль, что Бог действительно каким-нибудь чудом, достойным его правосудия, мог спасти внука Иоаннова от убиения хищником и деспотом. Тетя, самодержавная, благочестивая инокиня Ирина – Александра счастлива, закрыв очи навеки: ибо не видала позора этого. Господи, за что испытываешь рабов своих? Ведь дьяками установлено справедливо, что сей разбойник, есть наглый холоп Захарьиных. При разгроме бояр, укрылся в стенах монастырских, остриженный игуменом и названный Григорием, чернец скитался из места в место, предаваясь разврату. Обращались к панам — выдать для кола положенного. Ах, как смешно! Но как бы то ни было, тень уже вышла из гроба. — Чтобы все годные ратному делу, спешили к войску православному. Бывали тяжкие времена, когда и священники, диаконы вооружались для спасения Отечества, не жалея крови! – на площадях летел указ государев. Владыка, кесарь, дышал часто-часто. Расстроенный Федор облокотился на стол и глубоко задумался. Не выйдет. Батюшка требовал писал, что хозяева имений живут в домах, не рыдая о гибели земли Московской; грозил жестокою казнью ленивым и ослушным. Не любят, презренные, холопов учат против власти идти. Явились шайки на дорогах, завелись в местах глухих да лесистых, грабили, убивали под стольницей! Не боялись и сыскных дружин : злодеи смело пускались на сечу с ними, имея атаманом Хлопка, удальца редкого. Липко, мерзко все! — Они чтут бродягу как нового миссию. Кинжала вострого избежал.…Нет, нет! Я не верю! Отец, родной мой! - в речи его доносились муки. И отрок льнул к родителю своему. — Воеводой Петра Басманова поставляю. Горяч, да и в летах подходящих. Все будет хорошо… — убежденно, с чувством промолвил царь, проводя рукою по лицу сына. Дмитрий сам не понял, как стал женихом. В мельчайших деталях видел спор с наглым лисом, но разум его туманился. Делили еще не отвоеванную Россию: гостю подобный шаг нес страдания, а пану Мнишеку доставлял истинное удовольствие. Свою помощь претенденту на трон воевода ценил дорого: в случае удачи передать Новгород и Псков. Князь Адам неодобрительно крякал – далеко ушел воспитанник от идеи единого славянского царства. Продает дом, родных, веру. Юноша зажмурился, словно над ним блеснул страшный огненный меч. Он знал, что в его любви к Марине есть нечто роковое, нечто пугающее его самого. Наваждение, может быть, бесовское ведовство, но…Одна только мысль о том, что, быть может, он никогда не увидит ее больше, заставляла убиваться. Новоиспеченная, будущая королева опустила длинные ресницы, нахмурила лоб. Москаль попался на удочку, расширенными, восторженными глазами глядел на нее и не мог оторваться. Гордая шляхтянка потуплялась под этим взглядом. Ей казалось, что хорошенький варвар смотрел в ее душу. А там шевелилось нечто такое, чего она никогда не желала бы признать! Хотя, если честно, его ухаживания тонки и деликатны. И, внутри себя, девушка непримиримо боролась. Он был так пылок и красноречив, таким одухотворенным казалось его лицо – и даже в те мгновения, когда черты искажала глубокая печаль. Вчера, на торжестве, старалась, несколько мгновений молча, долго разглядывала. Потом бережно провела ладонями по щекам. — Ах, принц мой, — жарко говорила она, — отныне надлежит мне стремиться облегчить тяготы Ваши. Всегда и во всем я буду послушна. Я стану любить до конца дней своих! Прощались утром, в тенистом саду замка. Сердце Дмитрия истово билось. Он сознавал, что до сих пор был только праздник, теперь наступали будни, время работы. Лучше было не начинать, чем пытаться и не добиться: утратить титул, честь – хуже смерти. Верно, на последок услышит римской церкви. И почему христиане разных конфесий ненавидят друг друга? Ошибся. — Коханый! Летела, шурша платьем. Чудесна как розовая заря, голосок имела сладкий, будто у малиновки, птички райской. Увлек, обнимая стан. Благодать, дочь неба, светлая, чистая, охватила его. Все горькое, мрачное, что было с ним за годы на чужбине, исцелилось. Ветер трепал хоругви, перья на шлемах. Огромная, тычяная масса ждала, внимая любому знаку. Дмитрий вытащил саблю, поднимая ее: — Клянусь победить или умереть с вами! Аминь!