Жемчужина Московии

Второй человек ныне, Петр Басманов трудился совестливо. Ежедневно писались новые указы: все идет на цвет Руси! Конечно, привычки чудны — молодой царь не спит после еды, юный, легкой походкой вбегает на трон. Да разве это беда? Злыдни покушались на жизнь, преследовали горемычного. Сколько слез выплакали его ясные очи, сердце разрывалось от тоски... Но Божья длань настигла лицемеров, чудесно явив истинного Августа. Купечество, менее стесняемо в торговле, хранящие верность, знаками милости и щедротами отличаются за службу. Утром, в легкой рубахе, с дерзкой искоркой, властитель летел на коне. Подъехав к базарному ряду, он спрыгнул с жеребца и повел его под уздцы мимо торговых рядов, откуда доносились громкие голоса продавцов, созывающих покупателей Чернь тянулась, ища благословения. Иванович утешал и собственными руками принимал ходатайства. Вскоре толпа, бросив работу, окружила их с дабы потолковать о то о сем. О. где еще найти такого милостивца? Государь велик! Печется об устройстве, казну решил проверить. — Вижу, любишь ты сестру… А коли за тебя отдам, что скажешь? Московский житель, наследник опричника, рыдая, упал на пол и принялся целовать сапоги царя. Тот, глядя на него сверху вниз, молвил ласкающее: — Встань с колен, обхождение сие унижает, не нужно благодарить меня, сам себя поблагодари лучше. Долго не унимался Басманов. Решили торжество летом сладить, а до того – язык на замок. И сейчас овладело какое-то опьянение и в этом опьянении было столько никогда еще не изведанного им ликования, что он поддался ему всею душою. Торопился к малышам своим. Дочь, хозяюшка, знала похвалы самые восторженные, что нельзя сомневаться в их искренности. Его Феодора сделалась гордостью. А Даня бедный… Отец едва коснулся выпуклого лобика. Ночной жар спал. Слава Богу! Эх, до чего же болезненный и хилый родился. Как часто плачет он, как часто кричит своим тоненьким, писклявым голосочком! — Не дай сиротствовать, государыня! Вспомни, что и ты племени Рюрикова. Святая Ольга, Зоя греческая, являя пример достойнейший, желали лишь блага своим народам. Разве справедливо, что безбожник, расстрига адский занимает трон предков? — такими речами давно увещевал Елену Шуйский. Страшную обиду таил боярин на царя, век не забыть петлю у самой шеи. Хитрец, интриган, за грехи свои второй раз от казни не отвертится. И тогда решил — на плаху смертную взойдет другой! Ударить будто молния, чего же лучше? Часами обхаживал глупую , смущая разум. Как грозный дед, она упивалась идей власти, теряя ощущение правды. Ах, сладостны были ночи! Фавн с нравом демона, лелеял жуткие картины: шутка гаснет на устах Дмитрия — одно мгновение — и, хрипящий, плавает в крови своей. Она требовала скипетр с единственным, неограниченным правом. Элен чувствовала себя госпожой, видела как расстилаются холопы под ее башмачками, как цепляет прилюдно самого красивого мужчину. Откровенно, воскресший призрак, нужен лишь за тем, чтобы щенка Бориски удавить. Теперь дожидалась случая, чтобы крутануть шею до хруста в позвонках. И чего в нем углядела мать? Расположилась у стены, тесно прижавшись к ней лицом, и сосредоточенно смотрела в малый глазок, позволявший видеть все, что происходило в церкви. —… что это за царь? Какое в нем достоинство, когда он с шутами да музыкантами забавляется, непристойно пляшет? Это скоморох! Еретичку в жены избрал! Вот он теперь хочет воевать с ханством, разорит нас… - Шуйский густо рисовал саму тьму. Его агенты действовали энергично и еще больше подзадоривали народ, страшили ужасами, играли на польской карте. Важные, распаренные, бояре с круглыми злыми глазами, ловили каждое слово. — Всех лучших в Польшу уведут, сгноят в темницах. Искоренит православную веру, введет латинянскую, скверную, на погибель душ христианских… Этот упырь хватил имя святого дитяти. Запасайтесь, братцы, оружием, низвергнем колдуна римского! Вот и прозвучал призыв к убийству. Черные сети были раскинуты так широко, что, нечаянно споткнувшись, Дмитрий угодил в них обеими руками; они были сплетены такими крепкими нитями, что вырваться на свободу не было возможности Сговорились выступить, единить своих холопов.. Кричать, что шляхта девицу чести лишила. Народ поднимется, бросится на супостатов. Родич Василия Ивановича, жалованный мечником, унесет в ночь саблю – нечем защититься. Она, дофина, станет русской монархиней! Хорошо как никогда. Особенно чаровала сирень, казалось, что небо упало на землю, разбившись о пересохшую твердь, а небольшие его частички остались лазурным туманом на высоких кустах. Вишня будто искупалась в молочном дожде, и белыми каплями на веточках застыл цвет. Марине, для въезда, еще за городом прислана роскошная карета, украшенная серебром и запряженная в двенадцать белых лошадей.