Жемчужина Московии

Дмитрий тосковал в одиночестве. Ложе их было столь широко, что Марина иногда среди ночи оказывалась где-то далеко. Она ведь была щуплая и спала, рядом свернувшись калачиком. Распущенные волосы, очень легкие, тонкие, пышно, хватали его паутиной. Два дня не требовал любви: царица страдала проклятием рода Евы. Засыпая под утро, грезил ярчайшим будущим…. — Спасайся, кесарь! Идут против нас! – его тряхнул, как ребенка, взмыленный Басманов. Через шум, топот узнал, князь Василий приказал отворить ворота тюрьмы и выпустить заключенных. Им раздали топоры и мечи. Алая кровь потекла по улицам рекой, обагряя дороги. Шелудивые псы. Чернокнижник ? Вот гады! Нервически ища оружие, твердо вознамерился пробиться к своим женщинам. Господи, шляхтянок и сочувствующих европейцам ловили, насиловали, а потом адски убивали. И этот факт приводил Дмитрия в ужас. Что будет с матушкой, сестрицей? Словно в тумане он слышал хриплые вопли, ломали столы, лавки и ларцы переворачивали, растаскивая жемчуга и янтарь. О, Марина! Алебардщики не могли больше сдерживать толпу. По ним дали залп из ружей; кто упал, кто сдался и сложил оружие. Человек пятнадцать ринулись спасаться на верхние ярусы, думая там встать в оборону, но не успели. Истинная дружба раскрывается в беде: Петр с силой оттолкнул царя к себе за спину, так что тот оказался в другой комнате, захлопнул за ним дверь и ринулся вперед. Живи, цвети, Солнце Руси! Ухитрился свалить трех или четырех нападающих, а потом чья-то рогатина, совершенно такая, с какой ходят на зверей, вышибла саблю из его рук. Несколько ражих холопов навалились, терзая и не давая шевельнуться. — А, верный пес еретика! Отправляйся к Диаволу ! – с этими словами , гудящие, вонзили меч в Басманова, проткнув его насквозь. Обливаясь кровью, главный воевода замертво упал за каменный пол. Идущий лишь за велением сердца, являлся таким до конца. Заговорщики вытащили труп и бросили с крыльца – на забаву. Дмитрию везло гораздо меньше. Окно, единственный путь к спасению! Интрига сделалась ему вполне ясна.Народ не знал, что кучка бояр решила убить царя! Значит, если удастся добраться до простых, которые еще недавно били ему челом и клялись в верности, еще сможет переломить ход событий. Он еще развернет коварную фортуну лицом! Надо прыгать… Высоко, саженей пять, но тем охранит близких. Судьба, флиртующая, щедра на поцелуи, как дама, ветреная и переменчивая, но стоит ей узреть, что поклонник расслабился, как обращает свой блестящий взор на другого. Каблук его скользнул… Рухнул вниз, на мостовую, ударился грудью, вывихнул ногу и лишился сознания. Несчастного отлили водой. — Уймитесь, безумцы… Я ваш истинный…цезарь… Рюрикович...— слова доставались трудно, от боли не мог двинуться. Кто-то тыкал ему пальцами в очи, щелкал по носу, драл за уши, а иной пинал под ребра. Хотели, чтобы взмолился о пощаде. Но разве властитель может молить о пощаде чернь? Особенно если это наследник Грозного? Дмитрий больше не размыкал губ даже ради того, чтобы усовещивать их, молчал мертво. Страшным пыткам подвергли, надеялись, вот он не стерпит, отречется от естества и его ложь всех их оправдает, оправдает мятеж. Кололи бердышами, рвали жилы, хрустело где-то сзади. Дьяк Валуев приподнял его, лежащего, и головой вдарил о лестницу. — Ах, богомерзкая тварь! Латинян привел, вор и ублюдок… – не остывал Шуйский. Здрада…Мнишек выскочила из опочивальни, прорвалась сквозь толпу своих фрейлин — простоволосых, полуодетых, бестолково мечущихся из комнаты в комнату, — и вылетела в сени. Замерла, прильнув к стене: за поворотом шли бои, там уж точно смерть! Ей показалось, внизу , что-то мягкое. Рот ладошкой, держа рвущийся вопль.Тринадцатилетний золотой паж, Хмелевский, изрублен в капусту. За что, он же еще дитя, ласковый щенок… Матка Бозка Ченстоховска! По ступенькам вверх-вниз сновали, улюлюкая, как на псовой охоте. На нее никто не обращал внимания, и тихонько, бочком-бочком продвигалась к галерее. Удивительно, но комнаты принцессы Елены тихи, целы. Забилась в щелку, мышка, не дыша. Ждать, супруг явится, найдет ее. Бунтующие превратились в диких зверей, готовых растерзать свое же государство. Многие из них не понимали, чего они хотят достигнуть. Многим не было никакого дела до того, кто занимает трон. Просто чуяли себе волю, действовали под наплывом дикой природы своей, жаждой разгула и разрушений. От удовлетворения хищнических инстинктов осатанели. Кошмар юности, ночь Святого Варфоломея, оживал перед француженкой. Гибель Басманова и тревога за царя наполняли животным страхом. Воображение, рисующее печальную участь, шилом разило в бок. — Лихо все. Бежать тебе, великая государыня! Ее хранили мужики. Да, одежка их проста, а выправка военная. Ох, говорили что-то о казаках, рыцарях Востока! Начальник, с шальной зеленью глаз и ржаным чубом, пододвинул лавку. Что понимают эти свободные орлы ? Ее дом – Кремль, титул – законное право, и второй раз не лишится своего. Она, дочь королевы Екатерины, сдается врагам? Jamais… — Как зовут? — решила чтить гостей. — Атаман Иван Заруцкий со товарищами. Марго очнулась идеей, лицо сверкало жаром, хитростью и войной. У нее были слишком гениальные учителя, не останавливающаяся перед худшим, мать и свекор, играющий жизнями. Лисой, нежным ангелом шептала: — Если вы христиане и дорога Россия, накажите извергов. Видано ли, царя угробить , ввергнуть страну до конечного разорения. Не люб мой сын и вам ? Защитите… Только пламя отгонит нечестивцев. О, шевалье! Жгите Москву, и прежде, дворцы боярские! Словно гром с ясного неба грянул — вспыхнуло у Шуйских. Пока созывали народ, охали да молились, ветер разнес клочья, и языки устремились на запад, Люди метались уже бросив бороться, однако попадали в огненное кольцо и не могли отыскать выхода. Вспыхнул центр, Китай, Большой посад, город сделался одним огромным костром. Его, наконец оставили. Двор опустел. Холод одевал, будто газоватая фата. Он, Дмитрий Иванович, умирает. Это что-то жуткое, мало понятное! "Умер, умрет" — все это было понятно, но "я умираю" — с этим не мог освоиться, не мог это слово приложить к себе. Внутри черепа его жгло насквозь. Алый небесный свод отодвинулся, темная бездна заняла его место; ночь окутывала страдальца. Точно хмельная, Элен шаталась и путалась. Ее грызло диковинное чувство: что она считала подвигом, то, что ей казалось великим и прекрасным, теперь было совсем в другом свете. Еще не отдавая себе отчета в своих мыслях, она уже знала, что принесла ненужную бесполезную жертву. — Голубчик… Петя…Что ж ты так, очнись.… Нет… НЕТ! Обещали не трогать. Ах, доверилась зря ! Ничего больше не видя, не слыша, упала на колени рядом, прильнула к нему, отчаянно надеясь отыскать хоть малую искорку в этом изуродованном теле. У нее в ушах звучал его бархатный голос, сладостные речи. Дофину хватили поперек живота, отрывая от убитого.