Жемчужина Московии

— Змеи подколодные, что наделали! Отродье бесов! Ах, Миша, Миша…— шепчет царевна бледная, с неподвижным, в одну точку устремленным взглядом. Камень навалился на грудь его и давит, дохнуть не дает. Ее мысли путались, ничего сразу сообразить не могла. Признать, что удача хитро отвернулась ? О, никогда! Cхватилась руками за горло и зашлась от досады в коротких пронзительных воплях, причем ни слова в них нельзя было разобрать, потом стала рвать на себе одежду. Войска неприятеля на одно мгновение раздались, потом сомкнулись вновь и словно ливень грянули свинцовые пули. Обманул шубник, говорил своим, что на татар идут. А ратники узрели кровных. Языками девки чесали, что один витязь сам на меч бросился — брата родного изгубил… Но как известно, пришла беда, отворяй ворота. Не чарку сладкую, кончину лютую подали Михаилу Скопину. Юность его боль превратила в развалину, исходящую, бьющуюся в приступах страха. И вместе с этой жизнью уходили все чаяния Элен. Дивная Москва, престол отеческий, ныне утрачено все! Ей ли не помнить сказки, ледянящие всякого нормального человека и распаряющие ее фантазию, передаваемые матерью из уст в уста. Во французском королевстве, травили вся и всех. Чтобы доказать свое расположение, крепко жали людям руки, а потом извинялися, если слегка царапали их перстнем. И вскоре по телу уже шла странная сыпь, которая сменилась горячкой, а уж та рано или поздно сводила его в могилу.Часты смерти и после изобильных знатных обедов. Возбужденная, тянула шею. — Дми…три.. — еле слышно, меж тем, выдохнул князь. В волнении он приподнялся было с подушек, но вдруг черное лицо его исказилось, дикий, последний, стон вырвался. Он хотел говорить что-то, но язык не слушался, руками делал какие-то знаки, но его не понимала. Прошло несколько страшных мгновений; вот опять стоны, опять усилия сказать что-то... и ни звука. Вдруг ей показалось, что он уже умер, отшатнувшись и поскользнувшись, упала на ковер. Элен теснили, бояре и сановники до хрипоты толковали между собой. Назвал ли Шуйский имя своего убийцы или то было лишь горькое эхо ? А ну и что с того. Пусть знает Русь — безбожник, изменник вере, государству и нашим обычаям, злостный чародей влил яд ее надежде и любимцу. И чего матушка так привечает расстригу ? Ведь не скажет Елена, какие зависть и злоба терзают денно и нощно. Остановилась посреди комнаты, высоко задрав голову, ударяя себя. — Нет! — говорила она. — Так не может кончиться!.. Я жить хочу... Я должна жить. Я буду царствовать! О, ему не только больно, но и страшно. Страшно — с тех самых пор, как увидел на ратном поле своего дьявола. Жестокий, холодный, лишенный на вид чувств. Раньше казался ярким солнцем, в нем было столько привлекательности, открытости. Увы, судьба развела их. Цвет и легкость оставили его, сделав хмурым, таящим гневный огонек. Эти очи, неистовые, полыхающее войной... Михаил не жил в эпоху отцов, но именно так представлял Грозного царя. Если правду говорят, будто удалось спастись? От дядюшки никогда толку не добьешься, сегодня он в одном клянется, а завтра — с таким же пылом! — в другом. При Бориске уверял — в могиле-де ягненок, после твердил, что подменыш лежал. Но тот, кто вознесся на московский престол, опираясь на польские штыки, и впрямь вполне может быть Ивановичем. Умен, храбр, изощрен… О, как подступила к нутру боль! Ледяной пот оросил умирающего Скопина. Европейцы весьма справедливо полагают, что в половине бед надо искать Женщину. То Катерина Григорьевна Шуйская, поднесшая родичу чашу. Да, некогда была хороша, словно маков цвет, голосок имела нежный, будто у малиновки, но с летами станом объемна, увесиста. Где былая красота? На смену ей пришла одна свирепая надменность, щедро приправленная жаждой власти. Известен домашним юный князь, видан всяким, в разных положениях, яблоко от яблоньки близко падает. Когда речь идет о выгодах, что угодно можно ожидать: как самозабвенного служения, так и откровенного предательства. И если уверял в преданности свое семейство, вовсе не означает, что он не примерял Мономахову шапку. Кто в конце концов блудил с охальницей-царевной, ведьминой дочкой ? А предсказание юродивой бабки ? Знать правда, раз помощник в жутком деле явился. — Гордость, спаситель земли ? Хочет владеть нами, житья не будет! Упустишь, потом слезами умоешься… — ласковый шепот над ухом, а в руку вкладывает мешочек зелья. Право, что за отрок! Тонкое личико, сахарный, знойный румянец, блеск черных агатов с поволокою. Боярыня Катерина Григорьевна духом на уговоры слаба, что дитя малое, стала его беспрекословно слушаться. Посол государев Хворостинин находился в довольно сильном возбуждении. Дав обет записывать все о франкийцах, он не имел покоя. Храмы строят величественные, залы дворцов расписаны, и вещи их ювелирной, аккурантной работы. Но трапезничают мало, пташки, и не уснуть после яств. Ох, и нравы латинянские! Какое в них достоинство, когда с шутами да музыкантами забавляются, непристойно пляшут да хари надевают? Мужи без бороды, а многие и без усов, в коротких кафтанах, обтягивающих ноги шароварах. Но более всего изумило присутствие дам в пышных платьях с корсетами, с непокрытыми волосами, у многих из них были большие вырезы на груди. Хворостинин любовался чертами, изгибами и не в силах побороть демонов, краснел. Ожидая приема у цезаря, речь готовил: хотим быть в дружбе и согласии, да не забывай, есть наследники роду Валуа. Больно лих московит, золото, хлеб, оружье требуя. «Срам-то какой!» - выругался про себя, ловя интерес хихикающих парижанок.