Жемчужина Московии

«Иуда, он батьку родного продаст! Смерть шубнику!» — эти голоса хором лились перед несчастным князем Василием. Темен и извилист его путь. Кровавый призрак дает о себе знать, черная туча вот-вот разразится над ним и над Русью. Боже, помоги! Он почти не спал. Видел, как малы его усилия, понимал интриги окружавших его бояр. Твердили, печалиться нечего, народ не любит расстригу, что взял на свою душу имя царственного отрока, поруганного им. Увы, теперь дела Шуйских обстояли хуже некуда — чертяка восстал бедовыми наговорами. Родич Миша торчал костью, единственный мог исправить, подкупал своей юностью и богатырской статью. Уморили его на свою погибель. Испуганный, слышал яростные крики, громовые раскаты пушек и не знал, что предпринять. Трепещущий, явился его брат и принес весть об уничтожении рати... Вокруг себя зрел только испуганные лица. Ближние бояре куда-то скрылись. И опять все то же роковое, непобедимое хватало, словно языки пламени грешника: Дмитрий! — Господи! Сохрани и помилуй... — едва шепнул, и в ту же минуту показалось, что колебался низ, и он упал, оглушенный страшным взрывом... Никто из бывших в комнате не мог устоять на ногах. И вслед за взрывом наступила смертельная тишина. Смолкли крики. Чертыхаясь, встал, медленно поднимались и остальные, в безмолвном ужасе глядя друг на друга. В разбитые оконца виднелось кровавое зарево, и целое море огня разлилось невдалеке от их лагеря. Ох, спасаться надо... Милости ждать не приходится : сказывают, зверем исходит литовец, омраченный адском, тиран,прокаженный в совести. Да зрит Русь, что не по своему хотению наследник древней ветви отправляется в изгнание. А что царевна Елена? Бросить такой дар? Его красные подслеповатые глаза загорелись при взгляде на крепкую женщину. Да, он явно ошибся, мечтая через нее заполучить трон. Казалось, разрушено некое прекрасное и цельное творение его рук. Наверное, такое же бессилие и отчаяние испытывал Творец, когда лучшее из лучших его созданий — человек, Адам, — искусился происками бабьими и утратил свое бессмертие! И сейчас, она дикими воплями, разжигала тоску. Ну кому в здравом уме нужна эта фурия ? Пес с ней, тащить не было никакой мочи. Расставаясь, гордячка плюнула в ноги князю. На много верст смоленская дорога усеяна трупами. Присоединился и Воротынский. В сопровождении менее чем тринадцати человек они неслись, словно зайцы, гонимые охотником. Душил гнев и жажда мести неведомо кому и за что. Он мог успокоиться лишь, когда сердце клятого соперника вовсе перестанет биться. И если он Шуйский, то ангел смерти…дьявол смерти того, кого еще зовут царем! Элен пробудилась почти счастливой. Не отходил от нее друг милый, не такой, каким видела она его в последний раз, истерзанный, холодеющий, а таким, каким он был прежде, и все былые чувства наполнили дочь знатного рода. Ах, впитать его жар, целовать огонь, комкать рубаху. Но никакой ценою, даже ценою жизни не добиться этой минуты свидания... Увещевал, что за играми детей забыла, мать-кукушка. Последняя страшная обида, отчаяние, ненависть, которые давили ее, все это придавало особенное выражение, особенную страстность голосу. Да, не по нраву младший, хворый! «Victores non judicant» — победителей не судят. А чего бояться ? Раскаится, падет во слезах ему на грудь, братом лаская, истинным внуком Грозного, а коли так — то Шуйский есть крамольник и цареубийца, ему место не в Грановитой палате, а на плахе на Поганой луже. И матушка все уши прожужжала, благородный, сильный, хоть и не пойми кто. Он никогда не тронет доверившуюся ему даму. — Великий государь! — в шатер пробралась Элен, такая румяная и оживленная, словно только что явилась с холода и свежего ветра, а не сидела полдня в горнице, плетя паутину козней и каверз против этого самого государя, на которого она сейчас лисой взирала. — Да пустите же вы меня, холопы! — сердито отпихнула Молчанова и воевод. — Я виновата перед тобой и всеми русскими людьми. Украдена аспидом , разбойником. Как он со мной виделся, и запретил мне злобой, не говорить ни с кем. Защити меня, о, славный цезарь, чтоб я не была в грехе и лютости от всего мира! Имей только шанс, ластилась бы. Ах, что изменилось за годы ? Жестокий, не расплывется в улыбке, не сверкнет мальчишеством. Его черты обретали хищный вид, острились. Близь него опалишься, а вдали — замерзнешь. Он держит себя так нагло, словно родился от царственного брака и получил титул Мономаха по праву, а не взял силой и коварством. Шатаясь, хромая, обошел Елену. — Хорошо... Даруем нашу любовь. Красота твоя не лишится цвета. Всякому есть суд правый. Но для чести и успокоения в обители святой жить станешь! — процедил Дмитрий. Ужалил, точно оса. И вдруг она сорвалась замолотила кулаками. С языка рвались сотни бранных слов, но далеко не все решилась выговорить: — Зачем не убили? — ломая руки, громко стенала . — Нет, он знал, что делает! Он знал, как наказать меня, как отомстить мне. «Маргарите, моей чудесной фее... » — раз за разом читала тайное послание. И не искала осторожности : кто из бояр способен углядеть в закорючках древнюю латынь ? В Европе даже школяр сыплет цитатами из Ульпиана и Ювенала. Она прижимала к устам бумагу, словно та хранила мужество и геройство ее короля. Долго Валуа не находила себе места, тревожась за родных и близких. Ах, какая это пытка — молиться, что Рыцарь явит конец преступлениям Дракона . Удача на их строне. На ее лицо вернулось давно позабытая детская улыбка, с полнотою и довольством жизни вылетело все мрачное из мыслей. Элен, о, счастье! Ей хотелось петь, ликовать, и она глядела точно юная принцесса, для всех у ней готово было ласковое слово. Звонить в колокола! Большой наряд! И абсолютно, есть чаровница, преподнесет Дмитрию хлеб-соль.