Слова, которые я (не)сказал

Альмалексия-хан, дикая, необузданная, кажется сейчас слишком юной и беззащитной. У нее тело прекрасного хищника, владыки даэдра, но в час горя нагота ее не красит. Это древний обычай — нагие помыслы и нагое тело, хан сражается с ханом простым оружием и лишь с той защитой, что дарит природная ловкость, выносливость и реакция. Альмалексия-хан — хороший и хитрый воин, и немало врагов и жаждущих занять ее место умирали от ее клинка — но ей сегодня не победить. На стороне Неревара удача и благословение многих даэдра, на стороне Айем — лишь осажденный, сгоревший на треть город и ее собственные силы. Никто не поможет ей победить, но она не идет за победой — лишь за благородной смертью и шансом ужалить в последний раз. Мертвые змеи способны отомстить своему убийце — и Альмалексия из рода Джарун, великий хан Индорил по праву крови и праву силы, щедро разбавит чужую кровь своим ядом. Она клянется в этом Хозяину Полей, и Прядильщице, и Отцу Чудовищ, хулит и проклинает Азуру — и идет умирать. Сил смотрит, сколько хватает зрения, как она отдаляется, не касаясь земли стопами, как струятся ее волосы по острым плечам, и слышит, как в каждом ее движении звучит гром. Не нужно быть провидцем, чтобы знать о ее поражении, но знание не умаляет боли. Альмалексия-хан мертва, и пусть тело ее еще живо, а душа не разделилась на разум и анимус, ей не увидеть грядущий рассвет. Псдж вне политики и над ней. Клан Сота никому не помогает — лишь добивает, растаскивает падаль и бальзамирует то, что не имеет ценности. Альмалексия-хан приказала ему убираться из обреченного Морн-Холда, спасать от злой стихии то, что еще можно спасти. Никто не осудит, если советник Сил Сота, служитель псдж, смешанная кровь, покинет охваченный восстанием Дешаан и спрячется там, где у велоти нет власти. Никто не осудит разумную трусость и выверенную осторожность — но клан Сота не просто так не имеет союзников и слывет равно странным среди кимеров и двемеров. Сил знает, что не покинет Морн-Холд, не закончив дело Альмалексии-хан. Вечер сменяется ночью, а ночь — ранним утром. Сил не смыкает глаз — как и много ночей до этого, — на войне высыпаются только мертвые. Ему слишком многое нужно сделать и подготовить. Не раз и не два он разрывает ткань пространства-времени — тем, кто придет за ним подчищать, предстоит немало работы, но Силу все равно. Он умер вместе с Айем-хан, осталось лишь остановить так-бытие тела. На западе занимается рассвет. Альмалексия пришла в стан врага с нагими помыслами и нагим телом, чтобы не победить, но и не проиграть. Он следил за ней в дороге и в разговоре, незримо был рядом, поддерживая, наливая силой уставшие плоть и разум, пока один из сторонников Неревара — вварденфелльский Телванни? Дагот-ренегат? — не поставил барьер, за который никак не пробиться. Излишняя предосторожность — исход боя был предрешен с самого начала. Впрочем, так лучше — проще нарушать последний приказ, представляя что он вовсе не последний. Морн-Холд десятки раз достраивался и перестраивался, и все же в нем достаточно глиняных и деревянных построек, чтобы было чему гореть. Неревар жег последний оплот Альмалексии грамотно — не только как захватчик, но и как будущий хозяин. Сгорело немало, но все это можно будет отстроить. Ни одно из хранилищ нефти, воды и пищи не было уничтожено полностью — этого хватит тем, кто выживет и покорится новому хану. Сил разрывает ткань времени и пространства, обрекая многих на гибель, но ему ни сейчас, ни раньше, не было никакого дела до чужих судеб. Та, что дорога ему, та, что украла сердце и отравила разум, мертва. Но он в силах похоронить ее так, как она заслужила по крови и по деяниям. Магические вспышки и гул внизу, там, где остановился Неревар, разгоняют сумеречный морок. Не нужно обладать взором грифона и мудростью великих предков, чтобы понять — Альмалексии больше нет. Главная ветвь рода Джарун прервана. У Индорил новый хан, не по праву крови, но по праву силы и древних законов. Сота Сил медленно спускается с обугленной городской стены. Ему некуда — и незачем — больше спешить. Огни внизу вспыхивают и гаснут, дрожат и приближаются — видимо, мятежники решили глумиться над телом там, где увидят все. Неревар нынче хан, и никто не посмеет не открыть перед ним городские ворота. Сил не сходит с последней ступеньки — и перемещается в полуразрушенный дворец. Туда, где еще прошлым утром он в последний раз ласкал Альмалексию-хан, помогал ей нанести хной боевые узоры и вплетал в волосы красные цветы и черные камни. Он может замедлить ход времени, надорвать его еще и еще, повернуть вспять и зациклить, но это бессмысленно. Все бессмысленно, кроме вина, обратившегося в яд, кроме победы, ставшей хуже поражения. Никто не осудит его, если он решится сбежать. Никто не осудит его, если он присягнет новому хану. Никто не осудит его, если он Неревара предаст. Но никто не поймет того, что он сделает. Чужое одобрение и чужое осуждение не имеют никакого смысла и значения для Сота Сила — он умер в тот миг, когда Альмалексия согласилась на поединок. Все бессмысленно, кроме мести. Некому изрисовать его руки и тело хной, а сам он не может этого сделать — слишком много было истрачено маны, крови, сил и нервов — руки дрожат, а пальцы почти не сгибаются. Сил сначала пытается, тянет руку к чаше с подсохшей хной, но бросает на полпути. Это не важно. Переодеваться в чистое он не видит смысла тоже: серая мантия псиджика-мага пропиталась гарью и кровью и кажется черной — чем не погребальный наряд? Лишь надевает медные и стеклянные украшения советника Правой Руки и срывает с короны хана — мертвого хана — кроваво-красные перья. Сил берет почти полную лампу — в ней достаточно крови земли на него одного. Нефть заменяет ему узоры хны. Окровавленные одежды — бинты бальзамировщика. Регалии и перья — цветы канета и защищающие амулеты. Эти слова не имеют разницы в значении — и время слов прошло, отгорело вместе с Альмалексией-хан. Сил выпивает все зелья маны, что есть, не страшась передозировки — все случится раньше, чем наступят откат и ломка. Солнце — кровавое, злое сегодня — поднимается из-за скал. Огни мятежников под стенами все ближе — уже различимы чужие голоса. Пора. Ублюдок из клана Мора входит в Морн-Холд победителем и хозяином. На его плечах кожа, снятая с Айем-хан. Мер по правую руку от Неревара — светловолосый и молодой — несет ее голову. По левую руку — изгнанник Даготов с ее сердцем. Их руки и рты в крови. Они приходят на площадь перед дворцом со всем войском, и солдаты — предатели, наемники и безродные — разводят большой костер. Отсюда, с единственной неразрушенной башни дворца их видно как на ладони. Сил активирует заклинание — сложное, многоступенчатое, опутавшее весь город-крепость — у него остается не слишком много маны и совсем мало времени, но этого достаточно, чтобы все сработало как надо. Он спускается с башни по воздуху и громко приветствует союзников Неревара. Слова его полнятся злобы и яда, но не это значимо. — Здравствуй ты, тот, кто лишил Дешаан сердца. Неревар смотрит на Сила — и смеется. — Здравствуй и ты, тот, кто умрет, когда коснется ногой моей земли. Отсюда видно: один глаз у него желтый, а другой — серебристый. На мгновение Силу становится интересно, как много меров пошли за ним лишь потому, что у него глаза Велота. — Я уже мертв, не-мой хан. Сил спускается еще ниже и приближается к Неревару на расстояние удара клинком. Воины тянутся к оружию, но Неревар жестом останавливает их. — Чего ты хочешь? Солнце поднялось выше — Сил чувствует, как краснеет и пузырится его кожа там, где нет одежд или крови земли. — Я видел многое, не-мой хан. Вместе с ней вы бы добились побед, каких не было со времен Велота. Без тебя она бы сохранила спокойствие черных вод. Без нее ты напоишь черные реки кровью. Я не хочу это видеть. Сил смотрит на небо и считает до четырех, а затем еще раз. Первая фаза заклинания подошла к концу — инвертированный щит накрывает Морн-Холд — никто и ничто не покинет город и не войдет в него. Маг из Даготов замечает это, но слишком поздно — не проходит и пары секунд, как завершается вторая стадия — вся магия под щитом выжигается, концентрируется в печатях. — Если ты присягнешь мне, последний советник Альмалексии Джарун, я пощажу тебя. Сил качает головой, считает до шестнадцати — и достает из рукава огниво. Неревар все понимает. — Впервые вижу кого-то из клана Сота, кто чтит данные клятвы. — Жаль, что я не могу сказать о тебе того же, _капитан_ Неревар Мора, рука, предавшая хозяина. Слова больше не нужны — их время прошло. Сил высекает искры. Они падают на длинный подол и жадно пьют кровь земли. Сота щедро вымазал свое тело и пропитал одежды нефтью — никто не сможет ничего сделать. Он вспыхивает факелом, но почти не чувствует боли. Он умер вместе с Альмалексией — страдания живой плоти не трогают мертвый дух. Слабое смертное мясо хочет выть, кататься и сбивать прожигающее до костей пламя, но Сил держится — лишь скалится слишком белыми на фоне сгоревшей кожи зубами. — До встречи в Реке, не-хортатор. Неревар прикладывает руку к груди и склоняет голову в знак уважения, хотя Сил — еще живой — уже не видит: глаза вытекли и сварились. Тело, щедро облитое нефтью, горит быстро и хорошо — но все равно не успевает догореть, а Неревар — насладиться своей победой. Последнее заклинание Сота Сила поливает Морн-Холд огнем: дома, крепостные стены и камни дорог, залитые кровью земли еще ночью, загораются, а ветер несет огонь дальше. Барьер держит крепко — никто и ничто не может покинуть город. Когда солнце входит в зенит, город уже не горит. В Скорбной Крепости больше некому скорбеть.