Слова, которые я (не)сказал

Хортатор сходит с ума. Война изменила его сильнее, чем казалось раньше. Он весь — комок перетянутых нервов, жестокость, намертво спаянная с паранойей, — и нет в Ресдайне дорог, где не было бы хотя бы одного столба висельников. Неревар подозревает всех и вся, и двемеры торопят. Нужна новая война, чтобы успокоить его душу, утолить его голод, но неды сидят тихо. Консул Дагот отправился звать их. Кагренак говорит, что надо покрыть хоратора бронзой и платиной, спаять намертво жилы и провода, воссоздать в нем божественное оружие, которое будет служить смертным. Альмалексия хочет, чтобы он умер. Хочет вернуть им отнятое. Хочет занять его место. Чего жаждет Вивек не знает даже сам Вивек — он запутался в собственных масках, и помочь себе сможет лишь сняв их техникой водных лиц. Но он не может позволить себе это, пока хортатор жив. Сам Сота хочет залезть в нутро мира так глубоко, как недоступно смертным — и если до этого нужно создать — воссоздать — эт-ада, он сделает это. Неревар подозревает всех, даже самый ближний круг — у него везде глаза и уши, а руки его дотягиваются до самых дальних границ Ресдайна. Его верная псина жжет и вешает неугодных, и приносит новые имена. Кажется, они оба свихнулись, но работу свою Аландро Сул делает хорошо — к хортатору не подобраться, пока он его защищает. Кагренак предлагает стравить двемеров и кимеров, заманить Неревара в Башню, пока она не разрушилась, и возродить в нем Лорхана. Из пролитой крови Ресдайна сделать Неревару погребальный саван, а богу, которым он станет — пеленку новорожденного. Письма читаются, а разговоры подслушиваются. Нельзя договориться ни о времени, ни о месте, но сегодня младшие советники созвали большой пир. Сил не запоминает их, потому что их предшественников казнили за измену позавчера, и никто не знает, казнят ли этих завтра. Неревару нравится убивать. Пир роскошен, но музыканты бледны от страха, а танцовщицы одурманены. Неревар пьет кровь из недского черепа и ест сырую плоть. Все на пирах Неревара едят приготовленные мясо и кровь смертных, но сам Неревар давно ест только сырое. Его верный телохранитель рядом и в глазах у него — мимолетное сожаление. Сил знает, что в сердце Аландро Сула нет — и не может быть — жалости, и это настораживает. Но Неревар, кажется, искренне счастлив видеть их всех, как в далекие, военные, но счастливые времена. Жаль, Первый Совет давно вынес решение о его будущем, разве что Консул Дагот да сам Неревар не знают об этом. Музыка замолкает, одурманенные танцовщицы улыбаются глупо и пусто, замирают изломанными куклами — только одна еще движется. Неревар хмурится, и этого достаточно, чтобы Аландро снес девице голову. Никто не обращает внимания. Неревар начинает речь. Он говорит о великом будущем Ресдайна, о врагах и предателях, которых истинные велоти разоблачат и предадут огню. Неревар говорит тост — и все выпивают под его слова. Сил выпивает тоже, и понимает прежде, чем проглатывает первый глоток, что это страшная ошибка, последняя ошибка. Но сделать уже ничего нельзя — и он допивает залпом, а после смотрит на Неревара с пониманием и с уважением на Аландро. Тот неотрывно смотрит на Вивека и беззвучно просит прощения. Яд на даэдрической крови сделать невероятно сложно. Лишить его вкуса и запаха еще сложнее. Он не имеет противоядия, многие о нем даже не знают. Неревар доволен, но радости в нем немного. Сил чувствует, как горит его кровь, как рвутся сосуды и разъедаются нежные ткани. Он видит, как сидящая напротив Альмалексия судорожно сжимает пальцы, а после блюет кровью. И сам чувствует, как кровь подкатывает к горлу. Он умирает — медленно, мучительно — и Неревар смотрит на дело рук своих не отрываясь. Он всегда смотрит, не отводит взгляд до конца в дань последнего уважения. Это то немногое, что в нем не изменилось. Сил не может контролировать себя больше — сердце заходится в бешеном ритме, а тело то сковывается судорогой, то бьется в агонии. Неревар говорит громко, но Сил почти не слышит — барабанные перепонки лопнули, а стук умирающего сердца оглушает. Он разбирает не столько голос, сколько шевеление губ. — Благодарю вас за службу, сэры. В память о дружбе я сделаю вас подло убитыми героями, а не предателями свободного Ресдайна. И это последнее что он слышит.