Слова, которые я (не)сказал

Материя изменчива. Материя – плод великого обмана и великой жертвы. Мы все есть энергия, облаченная в материю. Энергия по природе своей изменчива, непостоянна, но можно достичь стабильности, если разбить ее на потоки, ограничить и замкнуть в единую систему. Смертные – письма, написанные в смятении, и под чернилами я понимаю условности, задающие стабильность. И под смятением я понимаю вынужденное смирение энергии перед ограничениями. Смирение вынуждено, потому что по сути своей такая энергия – вода, бьющаяся о стенки эбонитового сосуда. Грубый бунт бесполезен: или ничего не выйдет, или сосуд разобьется, а воду поглотит земля. Все, что мы можем понять, потрогать, почувствовать примитивными чувствами тела – все это лишь малая часть того, что есть на самом деле. Планы Обливиона изменчивы и непостоянны, обычный смертный разум не способен постичь их – и потому упрощает и упрощает, пытается втиснуть в рамки, в которых может оставаться стабильным. Это знает любой, даже самый плохой богослов, маг или ученый, хоть единожды столкнувшийся с Обливионом. При этом мало кто знает, что Нирн едва ли чем отличается от других Планов. То, что мы видим вокруг – не существует в том виде, который мы представляем. Стоит получить нужное посвящение ПСДЖ, и срединный мир, прежде понятный и простой, внезапно окажется многослойным, многогранным, истинно-непостижимым… Все, что мы видим, всего лишь условности – и, как бы мне ни претило это признавать, всевозможные вещие, шаманы и прочие, действительно наделенные даром Видеть, понимают многогранность мира сильнее, чем многие меры науки. Мы никогда не сможем постичь все сущее, если не вымараем из себя смертность, если не превратим слабость в силу, а силу в величие. Мы не можем познать самих себя и собственный мир – весь Аурбис мы не сможем познать тем более. По крайней мере, до тех пор, пока не перестанем цепляться за отжившие свое конструкты, как салачи, и пока не перестанем ограничивать себя плотью, как все все прочие... Индорил Неревар Мора, если твоя голова начала болеть, глаза – слезиться, а веки – сонно закрываться, – заверни это письмо как было и отнеси на место. Его место – на столе твоей жены, Индорил Альмалексии Джарун, если ты забыл этот факт так же, как забываешь мои просьбы не совать свой нос в чужие письма. Здесь нет для тебя ничего интересного. Записи о моих новых разработках в третьей с левого края стопке, а не во второй с правого. За столько лет можно было запомнить куда и что кладет твоя жена. Аландро, если твой хан заснул на полпути к этой записи, аккуратно вытащи письмо из под его головы и отнеси к гахмерден. Если кто-то из вас снова пустил мои письма на самокрутки, у того неделю будет фиолетовая сыпь. Вините в этом собственные любопытство и безответственность. Я предупреждал. [несколько сложных матемагических расчетов и записей мелкими буквами на смеси усредненного кимериса, двемериса и айлейдуна, которые невозможно перекопировать и прочесть, не зная их подлинного значения] Отлично. Поскольку я уверен, что до этого места никто не дочитает, кроме тебя и, может быть, этого [неразборчивая игра альдмерских слов] из пустоши, я могу перейти к сути твоего вопроса. Лекси, я не понимаю твоей логики. Ты самая умная из всех, с кем мне тут приходится работать. Так почему ты задаешь такие вопросы, которые простительны от правящих королей, наделенных властью, но не умом? Так сложилось исторически: никто в здравом уме, в том числе я, не спрашивает тебя, как ты умудрилась отдать грандмастерство Неревару (хотя многие – и я тоже – видели это своими глазами). Никто не спрашивает у Вивека, что у него под повязкой и как именно он заручился поддержкой Молаг Бала. Никто не спрашивает у Консула Дагот, почему его полное имя созвучно с женским и где он провел почти два века между пропажей и возвращением в Когорун. Никто не спрашивает, почему Неревар вместо удобных поножей предпочитает… ты сама знаешь что. Все, кто спрашивают: быстро перестают задавать вопросы – и вообще перестают что-либо делать. Я уважаю ваши личные границы и не задаю в лоб те вопросы, что вам неприятны. Я надеялся на солидарность – и я получал ее от вас раньше. Что изменилось? Я не собираюсь плакаться про голодное детство, проигрыш в генетической лотерее и неизжитую зависть к салачи-ПСДЖ, что в среднем выше на полторы головы - и оттого смотрят на меня свысока даже сейчас. Отчасти потому, что это не совсем правда, отчасти потому, что это все – только мое дело. Я не буду оскорблять тебя предположением, что ты не прочитала или не поняла первую часть этого письма – я более чем уверен, что ты ее прочла и поняла. Но тебе не могло не стать интересно, почему я решил написать именно об этом. Скорее всего, ты уже догадалась, зачем. Но я все равно внесу ясность. Когда я потерял руку в бойне под Альд Сотой, я искал способ вернуть привычный ход вещей. Я нашел ответ в исследованиях двемерских инженеров, медиков и [непереводимые двемерские термины]. Вы все знаете эту историю. Я увлекался изобретательством с детства, но именно потеря руки расширила мой взгляд на вещи. Я посмотрел на прежде-привычное под теми углами, под которыми не просто не смотрел, но и не думал смотреть… Некоторым из них не мог раньше найти практического применения, некоторые я не замечал вовсе. Наверняка ты помнишь, как я был счастлив, когда все получилось. Едва ли это вообще возможно забыть. Но я сейчас не об этом. Все смертные – древняя энергия, ограниченная материей и ее законами, но материя зародилась из великого обмана и великой жертвенности... Она изменчива. Вода никогда не сможет выбраться из запечатанного эбонитового сосуда, но мы больше, чем безвольная и недвижимая вода. Мы становимся большим, чем просто энергия, в тот момент, когда встаем на путь осознания своей подлинной природы. Мы не бездумные потоки энергии и не безвольные рабы, склоняющиеся перед мощью Пишущих-Вероятности. Мы можем менять материю вокруг себя – и себя самих мы меняем тоже. Я не вернул руку, с которой родился, и я не смог заменить ее металлом. Я сделал большее – я заместил плоть металлом. Кальпы замещают кальпы. Боги новой кальпы замещают богов старой. Новое замещает отжившее. Это вечный цикл неостановимого изменения. Мой протез не замена руки. Это и есть рука – в новом качестве, в новом значении. Она расширила мои прежние возможности, отодвинула границы, которые я прежде не мог – и не пытался – преодолеть… Этот опыт лег в основу многих моих идей, но сейчас мы не об этом. Ты прекрасно знаешь, что я чаще общаюсь с помощью клонов, эфирных и матемагических тел. Ты не могла не заметить этого еще в те времена, когда я был ТВОИМ советником. И ты прекрасно знаешь, что многие мои клоны равно похожи и не похожи на меня. Я думал, ты давно догадалась, что ПСДЖ способен изменить материю под себя, в том числе собственное тело. Изменение – природа велоти не меньше, чем природа Принцев Даэдра, потому что те – всего лишь наши предки, сумевшие глубоко проникнуть в код Аурбиса. Пусть это ересь с точки зрения многих смертных – я не отступлюсь от своих взглядов и не склоню ни перед кем головы. Я сказал тебе об этом в нашу первую встречу, и ты согласилась. Любой смертный, даже самый глупый н’вах, знает, что всякая жидкость принимает форму сосуда, в который налита, и знает, что жидкость сама по себе сосуд изменить не способна. Энергия, ограниченная замкнутой системой, в этом плане не отличима от вина в кувшине. Но мы больше, чем просто энергия. У нас есть воля, стремления и подлинная изменчивость. Свитки считаются с нашей волей, если она достаточно сильна. Понимаешь, к чему я веду? Я не мирюсь с формой сосуда, в котором заперт, но я не салачи – и не жажду его разбить. Я изменяю себя под СЕБЯ, потому что только так возможно познать истинную суть вещей. Только изменив себя, можно вымарать из себя смертную слабость – этому легко найти достаточно подтверждений. Только изменив себя, можно изменить реальность так, чтобы изменения были действительно глубоки и стойки. Поэтому да, я изменяю себя. Я знаю, какие части своего тела я замещу металлом. Я знаю, какие слабости я обращу в силу... А то, что у моих клонов, чьими губами я говорю в последнее время, рост выше среднеальтмерского, тебя не касается, Лекси. Можешь думать что хочешь и шутить как хочешь – мне все равно. P.S. Шутки про комплексы и компенсацию перестали меня трогать еще в первые годы ученичества на Артеуме. Избавь себя от позора, а меня от риска забыться и пробить лицо механической ладонью. Спасибо. P.P.S. Я знаю, что когда тебя СОВСЕМ достанут, ты первая прибежишь ко мне просить условно-автономное искусственное тело с ограниченной волей. В твоих интересах не смеяться надо мной и моими прототипами... Если, конечно, слушать мое “я же говорил” и прочие упражнения в остроумии – не твоя мечта всей жизни. P.P.P.S. Если это все же так, ты всегда можешь меня просто попросить – яда во мне хватит на весь Аурбис. Но об этом я тебе уже говорил.