Слова, которые я (не)сказал

У нордов глаза синие-синие, как лед, как небо, как мертвое море — Сил смотрит в них, хоть и не хочет этого делать. Они слишком похожи на глаза Закат-и-Закат. Такие же лживо-синие. Страха в нем нет, но недам не стоит давать никакого повода чувствовать себя победителями — сорвавшийся с губ лишний выдох, прикрытые веки, отведенный в сторону взгляд… У Сила нет ни магии, ни шанса выжить — но гордость, истинно велотийская гордость в нем еще осталась. Неды смеются, пьяные от собственного успеха и кажущейся безнаказанности. В иной ситуации Сил Сота лишь закатил бы на это глаза и развеял их всех по пространству-времени щелчком пальцев. Но даже эт-ада не всесильны — а псиджик, не вымаравший смертности, не всесилен тем более. Не важно, сколько недов было — десять или десять сотен, не важно сколько их пало, если в итоге Сил Сота, посвященный псдж, член Первого Совета, был захвачен в плен. Его руку — прекрасную латунную руку, сделанную по индивидуальным чертежам — неды выломали без жалости и трепета перед искусством. Впрочем, это было бы не страшно, если бы у Сила имелась возможность выбраться, сбросить с себя ограничивающие магию цепи... Но возможности нет. Свитки уже просчитали вероятности — и шанс на спасения исчисляется в тысячных процента. Силу было бы смешно — но он не может ни смеяться, ни говорить. Неды, страшась его сил, повредили горло — так, будто бы он посвящен в тайны драконьей речи. Сил не знает, чего в этом больше — страха или почтения. Ему все равно. Он понимает: неды боятся, и боятся не зря. Даже мертвые змеи способны ужалить — мертвый мистик, посвященный в псдж, тем более. Убийство недами Советника, пришедшего с миром, заставит весь Ресдайн вновь схватиться за оружие. Впрочем, Ресдайн ждал новой войны — Сил должен был разжечь в недах ярость и привести их на смерть… Что ж, может быть, следовало уступить эту миссию Консулу Дагот. Может быть, он избежал бы подобных сложностей — по крайней мере, он не ставил на недах эксперименты так же явно, как ставил Сил. По крайней мере, Ворин-Ур останется жив. Сил не винит недов: они мстят за своих дедов и прадедов — тех, кто дрожал от ужаса при одном отзвуке его имени и блеске не-двемерских паровых машин… Но подход к мести не вызывает у него ничего, кроме беззвучного смеха. Страх перед Советником Сота впитался в их кровь и кости, туда же, куда впитался страх перед магией, техникой и наукой (впрочем, все это одно и то же) — и не вытравится даже с его смертью. Сил знает, что неды — если, конечно, не будут стерты из мира Красной Башней — из поколения в поколение передадут этот страх. А ужасная смерть породит в их сознании не менее ужасного духа… Это не утешение, и Сил их не ищет — но чужая глупость и тупая ярость его завораживают. Сил постиг стремление псдж и не страшится смерти. Ему жаль, что не хватило времени стать истинно-значимым при жизни, не вышло заставить свитки вписать его в код глубоко… Но это не страшно. Мистику псдж глупо страшиться смерти — все эт-ада, великие предки, стали великими лишь через смерть. Смерть — лишь часть жизни. Что не успел при жизни, он может сделать в посмертии — если не будет размолот, разжеван и пожран раньше. Неды не приготовили ему — никому из членов Первого Совета — благородной казни: Сил знает, его будут резать на лоскуты, протащат через озлобленную толпу, а после повесят, а тело оставят висеть до тех пор, пока его кости не обратятся в пыль. В былые времена Лекси придушивала его (впрочем, и он ее) — как часть любовной игры. Здесь игры нет — если, конечно, не считать весь мир чьей-то игрой, злой шуткой, Ареной внутри Арены. Сил видит краем глаза, как незримый матемагический код вспыхивает цветом ошибки — и отпускает эту мысль сквозь оставшиеся пальцы. Пусть он обречен — ни один из псдж не оценит, если Сил оставит лишние ошибки и разрывы пространства-времени. Силу почти не страшно — скорее, любопытно: смогут ли неды навердить его душе или ограничатся лишь телом. Впрочем, его внутренняя защита слишком сильна, чтобы они могли что-то сделать с анимусом — разве что призовут не променявшего крылья на стабильность дракона и заставят его Кричать. Матемагические рассчеты Снорукава вдруг меняются, но тут же вновь становятся стабильными. Процент на спасение не изменился. Сил умрет с практически стопроцентной вероятностью — и умрет сегодня. Впрочем, он готов. Сил входит в глубокий транс, обрезает все лишние связи души и тела. Так будет лучше — больше шансов, что Снорукав не воспользуется шоком свежеумершей души, не затянет на самую глубину, не растворит личность. Сил чувствует, как его тело терзают десятки рук и клинков, вырывают, вырезают куски плоти — но куда сильнее его интересует цвет пролившейся крови. Она темна, почти как ихор эт-ада. Он думает об этом все последние несчастливые часы, что ему остались. Это знание успокаивает его разум — как успокаивает измученное, растерзанное тело наконец затянувшаяся на шее петля.