Хочу умереть. Умереть хочу. Назад пути отрезаны. Теперь уже что ни делай, как ни старайся — все напрасно, только больше стыда оберешься. Не до велосипедных прогулок. Не до любования водопадом «Молодые листья». Впереди только позор да презрение, грязь да мерзость — мучения все более тягостные… Как хочется умереть! Это единственный выход. Надо умереть; жить — только дальше сеять семена греха… Дазай Осаму Исповедь неполноценного человека
Ветер гулял по улицам не проснувшегося города. На верхних этажах зданий уже играли первые лучи солнца. Шум от маши раздавался чаще и уже практически превратился в непрерывную мелодию города. Стало гораздо светлее, лишь маленькие переулки оставались тёмными и не освещёнными. В одну такую улочку и забежал Дазай. Ему всегда нравился мрак — он скрывал то, что не должно было быть увиденным, в нём можно было спрятаться, он отражал душу бывшего мафиози. И сейчас Дазай кинулся в него, в надежде скрыть свои эмоции. Зайдя за угол суицидник остановился и стал жадно хватать воздух — пятнадцать минут непрерывного бега окончательно вымотали его. От усталости детектив сел на землю и опёрся спиной о стену. Её холод чувствовался даже сквозь ткань пальто и другой одежды. Слезы не переставая лились из карих глаз. Шатен уже не пытался их остановить. Когда это он стал таким жалким? Дазай никогда не считал, что много плачет, даже наоборот — с проявлением эмоций у него всегда были проблемы. Но вот уже несколько месяцев он плачет. Плачет из-за Чуи. Он снится ему, мелькает в толпе людей, мерещится в углах. Словно кто-то хотел надавить на больное место, задевая детектива за старые раны, добивая Осаму изнутри. Что ж, у него получалось. Попыток суицида стало больше, раны на руках — глубже, петля затягивалась на шее сильнее и на дольше, дозы яда увеличивались. Дазаю уже совсем не хотелось жить. С каждым днём он всё больше ненавидел мир. А больше всего он ненавидел себя. Давно суициднику не было так плохо. Обычно он доходил до такого состояния ночью, когда шатену снилось прошлое или же кошмары с участием его бывшего напарника. Он просыпался в холодном поту после очередного сна, где Чуя умирал у него на глазах. В такие минуты сдержать слёзы было невозможно. Хотелось просто упасть на пол и выть, кричать от боли, что пронзала сердце каждый день. Иногда это чувство приходило к Дазаю, когда ему становилось одиноко в пустой квартире. Тогда кареглазый шёл в ближайший магазин, покупал алкоголь и напивался до беспамятства. Потом голова, конечно, благодарила хозяина, но воспоминания, хотя бы, отступали вместе с болью на второй план, пусть и на время. Дазай достал из кармана дешёвый телефон и посмотрел на время. 7:40. Алкоголь ещё не продают. 《Чётр》 Шатен убрал мобильник и взглянул на небо. Оно уже не было таким тёмным, как когда они с Акико шли в порт. Сейчас небо уверено окрашивалось в синие цвета, пусть и с примесью оранжевого на востоке. Две чайки, как маленькие самолёты, пролетели над домами. Как же хотелось тоже расправить крылья за спиной, вырваться из рутины земного мира и взлететь в эту синюю высь. Но люди рождены ползать, и летать они никогда не смогут. Хотя Чуя мог. Нет! Опять! Какого хрена?! Почему рыжик сам приходит в голову?! Неважно, о чём думает Осаму, разум сам подкинет ему воспоминания о мафиози. Холодный ветер пролетел по переулку и заставил слегка поёжиться. Дазай нехотя поднялся и побрёл по улице. Он не знал, куда шёл, да ему было всё равно. Мёрзнуть в подворотне было не приятно, да и идти куда-либо тоже не очень хотелось. Что делать дальше было непонятно.***
Суицидник бездумно брёл по улице. Будь сейчас рабочий день, на встречу шатену точно бы валила толпа офисных планктонов, что спешили в свои кабинеты просиживать жизнь за бесконечными бумагами. Тут его взгляд упал на один жилой дом. Он был знаком суициднику — шатен несколько раз пытался прыгнуть с него, но Куникида всегда оказывался там раньше неполноценного. Даже рассуждать не пришлось, Дазай уже идёт на крышу. В здании было около двадцати этажей — хватит, чтобы разбиться насмерть. У кареглазого уже был опыт падения с недостаточной высоты и последующего пролеживания в лазарете с переломанными костями. Осаму поражался своей живучести. Один раз он прыгнул с девятого этажа и всё-равно не разбился. Рыжий мафиози потом ещё долго ругался в его палате. Но прыжок с крыши этой многоэтажки должен всё закончить. Ведь он больше не выдержит. Дазай без проблем вышел на крышу здания — здесь не было никаких замков и охраны, так что попасть на площадку мог кто угодно. Это, несомненно, был большой плюс. Были бы у шатена деньги, он бы прикупил здесь квартирку. Тогда каждый день можно было ходить само убиваться прыгая с крыши. А это — любим способ кареглазого. Дазай встал на краю крыши и начал любоваться видом. Это как раз то, из-за чего Осаму так любил прыгать с многоэтажек. Он хотел уйти красиво, а с крыш открывался прекрасный вид на мегаполис. Была у него такая привычка — долго наслаждаться последней картиной перед прыжком в никуда. Сейчас людей на улицах стало больше, открылись первые кафе. Звуки машин стали более громкими и отчетливыми. Город просыпался. А Дазай хотел заснуть навсегда. Кареглазый сел на край крыши и продолжил любоваться видом. Он смотрел в пропасть, на эту высоту, что отделяет его от мира мёртвых. Но что ему там будет? Может он встретит родителей? Что они скажут? Гордятся ли они им? Конечно же нет. Как можно гордиться человеком, что убивал с десяти лет, что приносил боль людям и приносит и по сей день?! Как можно гордиться такой тряпкой, что ночью плачет, как подросток от неразделённой любви?! Как можно гордиться таким слабаком, у которого не хватает сил даже жить?! Поэтому родители вправе разочароваться в нём. А Ода? Одасаку похлопает по плечу и скажет, что шатен зря умер. Может поблагодарит за то, что бывший мафиози сменил сторону. Но это вряд ли. Дазай просидел так ещё какое-то время, болтая ногами и смотря в бездну. Мокрые дорожки от слёз уже успели высохнуть и лицо перестало иметь такой жалкий заплаканный вид. Осаму решил, что время пришло. Шатен поднялся и окинул взором площадку, затем снова повернулся к краю. Шаг, второй третий — он отходит немного назад. В висках эхом отдаются удары сердца, из-за этого Дазай не слышит ничего. Небольшой разгон и прыжок. Тело суицидника на секунду оказывается в воздухе, прямо над пропастью города. Тут шатен чувствует, как кто-то схватил его за воротник. В следующую секунду кареглазый больно ударяется спиной о бетонную крышу. — Ай! Он поднимает взгляд выше. Над ним взволнованная Акико. Волосы слегка растрепались, а заколка съехала немного вниз. Девушка часто дышит — наверно, долго бежала, да ещё на каблуках. — Придурок, ты что удумал?! — Акико, привет! А я тут суицидом балуюсь. Хочешь со мной? — Дазай снова натягивает на себя фальшивую улыбку. — Я тебя обыскалась. А если бы я не успела?! — Тогда бы моя мечта сбылась. Хотя тут не было прекрасной дамы для двойного самоубийства, но я бы и сам смог. Горе-суицидник поднялся с пола. Он взглянул на свою спасительницу. Что-то было не то. На лице не было обычной ненависти, что он так привык видеть на лице Куникиды. Лицо девушки было немного мрачное и… грустное? — Пошли — сухо сказала врач. Девушка поспешила к выходу с площадки. Дазай последовал за ней. — Чего такая хмурая? — продолжал разыгрывать роль оптимиста суицидник. — Ничего — ещё более сухо ответила спутница. — Да что ты такая хмурая? — Я сказала, ничего! — она повысила тон. Дазай бы продолжил так же докапываться до Акико, но тут он заметил, как её рука сжалась в кулак. Это он её так достал? По манере речи было не похоже, чтобы такая эмоциональность была только из-за его глупых шуток. Ну в самом деле, она же не Куникида. — Акико — парень схватил врача за запястье — что случилось? Девушка остановилась. Дазай не решался подойти ближе, а она на него не смотрела. Тут Ёсано резко развернулась. Болезненная пощёчина обожгла щёку кареглазого. Звук от удара эхом раздался по крыше. — Что случилось?! — гневно переспросила Акико — Что случилось?! Ты эгоист, понял! Думаешь, если умрёшь — никто не заметит?! Дурак! — она схватила шатена за воротник обеими руками. Её голос перешёл на крик — Почему ты?! Почему именно человек, жизнь которого я не могу спасти, так хочет умереть?! Мне даже тебя на задания отправлять страшно, потому что если ты пострадаешь — я не смогу тебя вылечить! Ты знаешь, как я переживала, когда тебя подстрелили?! А ты только и делаешь, что режешься каждый день и всё в таком роде! Ты думаешь о других?! Обо мне?! Я не хочу больше смотреть, как умирают люди, которые доверили мне жизни! — Акико замолчала. Она опустила голову. Какое-то время они простояли молча. Потом девушка продолжила, уже значительно тише — я уже видела, как умирают люди. Как умирают мои пациенты. Тогда я, может быть, могла что-нибудь сделать. Но я не сделала. Я не знала! — последнюю фразу она прокричала, но потом снова стала говорить тихо — я не знала про способность, не знала, что могу спасать жизни. — она выдержала короткую паузу — Поэтому они умерли. Акико замолкла. Через пару секунд она отпустила рубашку суицидника. Тёмные волосы спадали на лицо и не давали понять, что она чувствует и что надо делать. Девушка повернулась к нему спиной. Дазай не мог пошевелиться. Такой выплеск эмоций он не ожидал услышать, а тем более от человека, что разрезает людей бензопилой, да ещё и с невероятным удовольствием. Если честно, он и правда считал, что всем будет всё-равно. Люди из агентства только порадуются, за то, что суицидник добился своего. В мафии о его смерти будут говорить только как о потери возможности использовать Двойной чёрный. Ну может Чуя будет воспринимать его уход не только как конец дуэта. Рыжий мафиози будет очень рад узнать, что такая заноза в заднице наконец-то отстанет от него. Осаму видел, как Чуя открывает самое дорогое вино, что у него есть, садится в кресло и закрывает глаза от удовольствия, что избавился от ненавистного напарника. Из раздумий парня вывел спокойный голос девушки. — Пойдём. Суицидник ничего не понимал, но он точно знал, что надо что-то сделать. Просто необходимо. Акико уже хотела идти к выходу, как перебинтованные руки сомкнулись на талии. Она попыталась вырваться, но Осаму крепко держал её в объятьях. — Прости — Дазай не придумал ничего лучше, как сказать эту банальную фразу. — Ты думаешь, простое «прости» заставит меня изменить отношение к тебе? — она больно пихнула его локтем в живот. — А что надо сказать? Снова пауза. — Тебе какое дело до того, что я чувствую?! — Акико вновь попыталась вырваться. — Знаешь, за то время, что я провёл в агентстве, вы научили меня одной важной вещи — Дазай развернул девушку к себе лицом. В её малиновых глазах читалась боль. Боль, что испытываешь, когда близкий человек страдает. — Если кто-то испытывает боль, ему нужно помочь — парень грустно и ласково улыбнулся. Акико ничего не ответила. Лишь продолжала смотреть на него удивлённым взглядом. И в нём отчётливо были видны нотки какой-то надежды. Суицидник вновь прижал девушку к своей груди. На этот раз она не пыталась вырваться, позволив шатену обхватить её руками. — Дазай… пообещай мне кое-что. — Что? — Пообещай, что больше не будешь пытаться себя убить. Дазай невольно усмехнулся. Они оба знают, что это невозможно. Он не сможет остановить это влечение к смерти, что, однажды, как цветок, как цветок, расцвело в нём. — Слишком сложно, но я попробую.