В финале Стайлз умрет...

      Щеколда не дала двери открыться.       Тот-кто-стоит-за-дверью шумно выдохнул, но вовсе не так, как это делают другие, ну, другие люди. Больше напоминая уставшую после долгого пути лошадь — тяжёлый выдох, выбивающий поток горячего воздуха через ноздри, так близко от двери, что слышно, как он ударился о дерево.       Ручку повернули снова, на этот раз сжав её крепче и дёрнув сильнее.       А потом, когда секундное затишье за дверью прошло…       Стайлз готов был поклясться, что дерево в центре двери начало проседать внутрь. Будто кто-то навалился с той стороны, но без откровенного желания попасть внутрь любым способом, выбивая преграду вместе с дверным косяком, — скорее проверяя пределы прочности. Двери — или же нервов Стайлза? Того трясло от частых коротких вдохов, едва ли успевающих доставить в организм нужное количество кислорода, кружилась голова, в глазах пекло, но расширенные зрачки не отрывались от дешёвого дерева, медленно прогибающегося под чужим весом.       Нечто за дверью снова тяжело вздохнуло, половицы в коридоре заскрипели, и дверь так же медленно вернулась в своё обычное состояние. Через зияющую дыру замочной скважины в комнату ворвался горячий вдох, выдувая мёртвых насекомых и скомканные куски мелкого мусора. Гость постоял за дверью ещё несколько минут, застыв неподвижной массой, а потом ушёл, заставив ступени на лестнице неприятно поскрипывать в такт своему неторопливому шагу.       А Стайлз просидел на полу всю ночь, деревенело глядя в сторону замочной скважины и слыша лишь чужое дыхание, нисколько не напоминавшее человеческое.       Аккуратный негромкий стук, не сразу услышанный вымотанным Стайлзом, раздался где-то под утро. От постороннего шума тот резко дёрнулся и подскочил, ударившись ступнёй об угол тумбы, которую Стайлз в попытках занять себя на ночь решил разобрать. Он был уверен, что в ящике есть скрытое отделение, в котором что-то перекатывалось и стукалось о стенки… И оказался прав, обнаружив утром под тонкой фанерой толстый шуруп с корявыми инициалами «Р. Г. М».       Радость от подтверждения собственной правоты немного померкла, когда под утро Стайлз осознал, что тумбочку к жизни уже не вернуть.       Гость, решивший посетить комнату на чердаке, некоторое время сочувственно рассматривал несчастный раскуроченный предмет мебели, прежде чем перевести взгляд на самого хозяина комнаты.       Лидия, умудрившаяся нисколько не измениться за ночь: по-прежнему идеальные платье и макияж — будто она не спала на постели, а так и стояла, окаменев посреди коридора, всю ночь. Вместе с ней в комнату залетел слабый аромат цветущей малины и не слишком уверенный комар.       Должно быть, потемневшие пятна под глазами у Стайлза сказали ей достаточно, потому что вместо утреннего приветствия девушка только взглянула на него, беззвучно прошептала осуждающее «Вау» и сразу же направилась к лестнице, и даже её каблуки по деревянному полу стучали как-то неодобрительно.       На первом этаже слышались вопли близнецов и зубастое ворчание Питера им в ответ.       И таки да — в этом чёртовом нигде есть кухня.       Дверь, укрывшаяся за лестницей в прихожей, вела в небольшое помещение: плита и восемь тумб с расписными дверцами — сюжет рисунка рассказывал историю маленького кролика и енота, заблудившихся в лесу, собирая яблоки, на последней тумбе история заканчивалась чёрными отпечатками широких ладоней, перекрывающих рисунок. Кто-то тонко намекал на то, что никому не дано жить долго и счастливо, даже отважным зверушкам?       Холодильник выглядел старым, утробно гудел, слегка приплясывая на низких ножках из стороны в сторону и звякая содержимым.       Парень с тёмными волосами, на вид ровесник самого Стайлза, раскладывал бутерброды, а Питер стоял рядом, выхватывая с тарелки составляющие — мясо и зелень. Близнецы занимали посеревший стол и довольно смеялись чему-то своему. Эллисон копошилась в одном из навесных шкафов, где звенели, стукаясь друг о друга, стаканы.       — Стайлз — все. Все — Стайлз.       И на этом знакомство закончилось.       — Это ты ломился в комнату вчера? — Последний незнакомый из присутствующих оторвался от готовки, ловко отодвигая от загребущих рук Питера тарелку. — Скотт.       Голос Скотта действительно напоминал тот, сонный и раздражённый, пославший Стайлза куда подальше, на тот момент бродившего по дому в поисках своего места.       Стайлз прошёлся по кухне и в итоге занял место у тумбочки, стоявшей ближе всех к входной двери. Он не пытался дистанцироваться от остальных, но стоять без дела ему было крайне сложно. За то недолгое время, что потребовалось для сооружения порции бутербродов, он успел перелапать содержимое трёх кухонных шкафов, испачкав руки в пыли и умудрившись порезаться о край треснувшей металлической банки от печенья, после чего Эллисон заняла наблюдательный пост около него и лупила по рукам каждый раз, когда они тянулись снова что-нибудь пощупать.       Стайлз был уверен, что она в тайне получала от этого удовольствие.       — Ну, все познакомились, но это не слишком объясняет, что мы тут делаем.       — Ждём. — Лидия поморщилась, глядя на тарелку с бутербродами, поставленную в центр стола.       Хлеб, мясо и зелень. Гастрономический минимализм в действии. Каждый взял по одному, Стайлз к своему куску отнёсся настороженно, рассматривая его со всех сторон. Хлеб, в отличие от мяса и овощей, не выглядел свежим — края стёрты или обрезаны, и, несмотря на попытки избавиться от внешних признаков присутствия плесени, всё равно при ближайшем рассмотрении можно было углядеть серовато-зелёные пятна то там, то тут.       Лидия тоже не выглядела особо впечатлённой, но никаких возражений о качестве блюд не последовало.       — А чего-нибудь горячего нет? — Стайлз кивнул в сторону кухонной утвари. — Плита?       Питер фыркнул, вгрызаясь в свой кусок, волокнистое мясо он разбирал пальцами и всасывал в рот, хлеб отложил в сторону, уделив всё внимание исключительно мясной начинке.       — О, ты наверняка хочешь яйца с беконом, а потом на ужин большой стейк с кровью и овощами? Обломись!       — Не обращай на него внимания, Питер — мудак, а плита не работает, — Лидия явно недолюбливала мужчину, не стараясь даже скрыть это.       — Оу, ну, это печально, да.       Стайлз откусил кусок своего недобутерброда и понял, почему морщилась Лидия. На вкус как что-то, что в прошлой жизни легко могло быть носками. Нет, на самом деле вкус был очень даже не плох, но первый укус заставлял действительно задуматься — стоит ли продолжать. Но потом, если всё-таки решишь, что стоит, мясо оказывалось очень даже неплохое, перебивая вкус испорченного старого хлеба.       — То есть на кухне работает холодильник и, возможно, раковина, но не плита? Есть свежие овощи и мясо, но не хлеб?       — С плитой полный кошмар, если бы проблема была в шланге, или трубе, или ещё чём-то внутри, то, может быть, удалось бы починить, но к ней ничего не подключено. — Скотта, казалось, нисколько не смущал неприятный запашок и привкус у его еды, он был весел и доволен, как лабрадор. — В духовке пригоревшие ошмётки еды, ею явно пользовались, но не в этом веке.       — В этом доме, кажется, вообще ничего неизвестно о двадцать первом веке.       — С едой тоже не всё ясно. Сегодня свежее мясо и овощи, но испорченный хлеб и полусгнившие фрукты. Бутылку молока я даже открывать не хочу.       — Сегодня? Значит, такое положение не постоянно?       — Да, вчера утром был свежий виноград, но всё, что было мясного, почернело и обзавелось насекомыми.       — То есть меню определяется рандомно?       — Ага, — раздалось одновременное эхо со стороны близнецов. Их тоже не смущал старый хлеб, а из жёлтых помидоров они увлечённо строили пирамиду.       — Интересно.       — Мне вот неинтересно. Я думаю, что выскажу общее мнение, что важнее узнать, как выбраться.       Стайлз задумчиво ковырнул ногтём плесневелый участок на корочке.       — Может быть, у нас что-то общее?       — О, ну давай, Коломбо, воспользуйся дедуктивным методом и спаси нас всех.       Лидия фыркнула и сильно толкнула Питера в область печени.       — Отвали. Всё равно заняться тут особо нечем, а он смешной.

***

      От камина в гостиной тянуло влагой и жжёным деревом.       Прошедшие мимо близнецы на мгновение остановились, разглядывая сидящего между диваном и камином Стайлза, но, поскольку тот не делал ничего интересного, надолго они не задержались. Судя по шуму, последовавшему за их приходом, близнецы двигали книжный шкаф, что стоял в дальнем углу гостиной. Книги посыпались на пол.       Стайлз, нахмурившись, наблюдал, как близнецы выносят шкаф в коридор.       Звук удара, глухой и недовольный возглас одного из парней.       Итан и Эйдан собирали вещи по всему дому и методично волокли всё найденное в свою нору в подвале. Где-то с час назад они пытались утащить из комнаты Стайлза потрёпанное кресло с пружинами наружу.       — Смотри, однажды проснёшься оттого, что они тащат в подвал тебя, а не это чёртово кресло. — Эллисон и Скотт топтались рядом, наблюдая за эпическим словесным сражением за ни в чём не повинный предмет интерьера. Скотт ставил на упрямство и настойчивость близнецов, Эллисон же поддерживала Стайлза.       К слову, честь свою и своего кресла Стайлз тогда отстоял.       Сейчас же, сидя на ковре в гостиной, он рассеяно выдёргивал из ковра со странным ромбовидным узором длинные ворсинки.       Семь людей. Стайлзу было интересно, каким образом происходил отбор. Явно не по половой принадлежности. По внешним признакам? Но каким? И для чего всё это? Их обеспечивали едой, спальным местом, они не были как-то ограничены в движении — ни наручников, ни цепей, ни клеток. Единственное, что было невозможно, — это выйти на улицу, да и то лишь из-за отсутствия ключа. А по всем правилам хорошего хоррора — если есть запертая дверь, то должен быть и ключ. В идеале — к ключу должен прилагаться маньяк или чудовище. По неподтверждённым данным маньяк в наличии имелся, так же, как и любой представитель этой профессии, со своими странностями.       И зачем было запирать их именно в этой половине здания? Из-за кухни? Почему бы не оставить весь дом в их распоряжении? Не было возможности забаррикадировать все выходы в другом крыле? Не хватало времени?       От непрекращающегося потока мыслей болела голова. А может быть, всё из-за затхлого воздуха и пыли вокруг.       Стайлз застонал и, растерев лицо холодными ладонями, откинулся назад, укладываясь на ковре в позе какой-то слегка подвыпившей звезды.       В чём смысл…

***

      Питер стоял на первом этаже около лестницы, ведущей в подвал, и подслушивал. Снизу раздавалась ругань, судя по которой близнецы не могли поделить ржавый медвежий капкан.       Стайлз тоже постоял и послушал, глядя вниз на деревянные ступени, не слишком надёжно выглядевшей лестницы, пока Питер не вздохнул глубоко, поворачиваясь к нему.       — Ну что?       — Ты говорил про другое крыло.       — М-м-м?       — Когда появился я…       Питер прервал его тихим лающим смехом.       — Я должен был понять, что ты станешь той ещё занозой в заднице. Когда ты появился, по лицу было понятно, что ты любишь совать нос куда не надо. Это так?       Стайлз даже не обиделся. Серьёзно, если бы Питер собирался нанести действительно серьёзный вред его самолюбию, то мог бы придумать что-нибудь более значимое, чем «заноза в заднице», но для чего-то большего они ещё не были достаточно близко знакомы.       И к тому же вышесказанное процентов где-то на семьдесят было правдой. Но Стайлз ни в коем случае в этом не признается.       — Стыдливо краснею перед твоей проницательностью и жизненным опытом, чувак, а теперь давай вернёмся к началу разговора, где ты всё-таки отвечаешь на мой вопрос.       Питер не выглядел впечатлённым, его правая бровь была скептически приподнята, и всем своим видом мужчина выражал неодобрение этой нелепой попытки лезть к нему с расспросами. Или же это каким-то образом было связано с тем, что Стайлз уже пару минут как наступил ему на ногу. Социализация — это сложно.       Питер посмотрел на лестницу в подвал, прислушался и, убедившись, что ссора близнецов в самом разгаре, повернулся к Стайлзу.       — Тут явно есть другое крыло. В прихожей три двери. Одна в гостиную, вторая всегда заперта на ключ, и третья — та жуткая с кучей замков, которая ведёт на улицу. И к тому же в самой гостиной есть ещё одна дверь, которая также должна куда-то вести. Разумеется, она тоже заперта.       — Ты уверен? Улицу видно из окон?       — Там, где они не заколочены, снаружи видно кусты и деревья. А деревья и кусты предполагают над головой открытое небо, мой мальчик.       — Спасибо за ценный урок, Квай-Гон Джинн.       Теперь же хохот Питера прозвучал удивлённо.       — О, кто-то у нас тут приверженец Республики?       — Как мило, не думал, что в твоём возрасте ещё помнят, что это такое.       — Нарываешься.       Надо, чтобы кто-нибудь объяснил Питеру особенности угроз и запугиваний — даже если твоя ухмылка больше походит на волчий оскал, угроза теряет весь смысл, если ты при этом продолжаешь смеяться.       Но Стайлз готов был пойти на уступки, ведь, будучи так занят подслушиванием чужих распрей, Питер всё-таки отвлёкся на некоторые объяснения, от которых, впрочем, ситуация понятнее не стала.       — Пф, не слушай меня. Никто не слушает, и ты не слушай.       Питер оглядел его с ног до головы, — взгляд задержался на потёртом изображении Халка, — скользнул ниже и снова на мгновение замер у неопознанного пятна на колене, прежде чем добрался до каким-то чудом всё ещё белых шнурков.       — Хм, это сложно, ты очень громкий.       — Это да, — Стайлз сокрушённо покачал головой.

***

      Лидия, прекрасная как рассвет, торжественно восседала на круглом радужном пуфике в детской. На личике её — ленивый интерес, а в руках детская шкатулка, чей бок разрисован синей ручкой и нелепыми кособокими цветами. Эллисон склонилась над комодом, ручки для ящиков которого выглядели как слоники с крыльями — приподнятый вверх хобот и смешные круглые крылышки в горошек. Около пуфика Лидии на полу в аккуратную стопку были сложены книги и слегка покачивались в ещё не оформившемся желании упасть грудой вниз.       — Бу! — раздалось из-за двери, и Стайлз предсказуемо отпрыгнул, больно ударившись локтём о дверной косяк.       — Да, очень весело, но давайте не будем отвлекаться. — Лидия наверняка была старостой в школе.       Скотт вылез из-за двери всё ещё хохоча, но всё-таки попытался извиниться перед Стайлзом, потрепав того за плечо. Да, улыбка и похлопывание решат все проблемы.       — Что вы делаете?       — Убиваем время, занимаясь никому не нужным делом, в жалкой надежде обнаружить что-то, что поможет нам выбраться из этого треклятого дома?       Скотт и Стайлз одинаково ошарашенно уставились на Лидию, в отличие от Эллисон, пытавшуюся спрятать свою улыбку за ладонью.       — Ты иногда бываешь устрашающе агрессивной.       — Я озвучила то, о чём думают все, может быть, я просто честная?       — Возможно, всё сразу.       Скотт продвинулся мимо Стайлза к Эллисон, неловко коснувшись её руки, пытаясь проползти между ней и столом, уставленным всякой мелочью и, внезапно, самоваром.       Эллисон в ответ на прикосновение так же неловко улыбнулась — сползшая на одно плечо футболка оголила позеленевший синяк.       — Если вы действительно не ищите ничего конкретного, а просто убиваете время, то я могу присоединиться?       Лидия оглядела его с ног до головы — её аккуратная бровь приподнялась, а губы чуть искривились, словно выражая сомнение в том, что Стайлз достоин присоединиться к копошению в комнате, заполненной мусором. Девушка посмотрела на Эллисон, но та, слишком занятая ящиком и Скоттом, не обратила на это внимания. Ожидание решения стало довольно смущающим.       — Ты можешь попытаться.       Стайлз моргнул.       — Действительно? И что это, чёрт возьми, должно значит?       — Надолго в этой комнате никто не задерживается, кроме близнецов, разве что. Но они тут только курят.       Лидия говорила это таким тоном, что сомнений не оставалось — она не одобряет. Вот только что именно — курение, близнецов или ничегонеделание?       Стайлз пожал плечами и пробрался к двухъярусной кровати. Лестница проржавела, и краска облупилась, словно грязные перья топорщась во все стороны. На голом матрасе первого яруса лежал розовый пудель…       — По-моему, это пуделиха. Она жуткая, — раздался над ухом голос Скотта.       Стайлз повертел в руках игрушку и посмотрел на него.       — Почему именно пуделиха? И, если судить по морде, я бы сказал, что это мальчик.       — Посмотри на одежду.       Ох.       — Ну, если одежда в игрушечном мире определяет гендерную принадлежность, то, конечно. А что если пудель-мальчик чувствует, что извращенческий костюм школьницы из порнофильма с кучей блёсток — это его стиль?       — Ты думаешь, что это пудель-мальчик? В блестящей розовой юбке и розовом топике?       — Эй, мы понятия не имеем, через что ему пришлось пройти, может, у него было тяжёлое детство!       Лидия за их спиной хмуро перелистывала подожжённый по краям учебник о пожарной безопасности.       — Мы в доме маньяка, и самое время устроить митинг за равноправие плюшевых игрушек.       В расчистке комнаты группа добровольцев не слишком продвинулась, покинув помещение, стоило только скрипу дверцы холодильника пронестись по дому эхом.       Длинный и узкий ключ в кармане не заметил никто.       Даже сам Стайлз.

***

      Часы в этом доме хоть и находились на видном месте и в большом количестве, но показывали разное время. Ты мог прийти на кухню в полдень, двадцать минут разгребать нижний ящик у раковины в поисках инструментов и вернуться в гостиную уже к позднему ужину. В детской время текло лениво: стрелки двигались неохотно — и даже щёлканье при движении звучало как-то сонно. На чердаке время останавливалось вовсе. Буквально. Смешные квадратные часы из комнаты Скотта, с жёлтым боком и циферблатом в виде постаревшей морды Микки Мауса, затихли и остановились, стоило перенести их через порог.       Попытка провести эксперимент с круглыми часами Эллисон провалилась ещё на стадии заполучения часов. После болезненного подзатыльника Стайлз заподозрил, что щёлкающий звук движения механизма успокаивал девушку по ночам, и вероятность, что придётся остаться в тишине с наступлением темноты, её пугала. Лидия, делившая с ней комнату, впрочем не слишком возражала и выдала Стайлзу целую коробку разноцветных и разномастных часов, которая по неизвестным причинам была спрятана под кроватью.       Скотт и Стайлз были в восторге, а Лидия лишь покачала головой — её тиканье только раздражало.       Питер, узнавший о проводимом эксперименте, поднялся в комнату Стайлза, когда часы в гостиной показали восемь вечера, а деревянные гиганты в коридоре пробили двенадцать дня. Он некоторое время посмотрел на двух парней, восседавших на полу у мёртвой кучи часов.       — Ты тоже выключаешься, когда заходишь в комнату?       Скотт фыркнул, пытаясь скрыть смех, и Стайлз тут же запустил в него пластмассовыми часами с розовой феей.       — Почему это?       Питер пожал плечами.       — Ты похож на часы, — сказал он с совершенно серьёзным лицом. — Тот же раздражающий однотонный шум.       Питер продолжал смотреть, по нему не было понятно, ожидал ли он какого-то ответа, позволяющего раздуть ничего не значащий разговор в жаркий спор. Поэтому Стайлз промолчал, рот открылся и закрылся, так и не издав ни звука. Он не знал, что на это ответить.       Губы Питера искривила ухмылка.       Бессмысленный разговор был закончен, бессмысленная жизнь продолжалась.