Невозможная любовь

Через несколько дней Джон и сир Давос высадились на Драконьем камне. Их встречало несколько людей из свиты Дейнерис — и в их числе фигура весьма заметная, хотя и не выдающихся размеров — лорд Тирион Ланнистер, Бес. Джон был рад встретить старого знакомца. Новый десница тепло пожал ему руку и справился о здоровье леди Сансы. Джон ощутил неприятный холодок в груди — карлик был когда-то законным мужем его сестры. - Благодарю, леди Санса здорова, - ответил Джон, и наблюдательный Тирион не мог не заметить угрюмую складку, что легла меж соболиных бровей Короля Севера. «Наверное, они поссорились», - решил про себя Тирион. - Ну что ж, пойдемте, королева Дейнерис ждет вас. Они вошли в громадный зал, где на широком, высеченном из камня троне восседала светловолосая королева. Слухи были правдивыми — Дейнерис действительно была прекрасна. Тоненькая, как тростинка, с мраморно-белой кожей, с огромными фиалковыми глазами. Ей сразу понравился Джон — это было заметно по тому, как она улыбалась, говоря с ним. Они долго обсуждали возможный альянс сил Севера и войска Дейнерис во главе с ее тремя драконами, и, как и ожидалось, достигли компромисса. Джон обещал королеве драконов поддержку Севера в войне за Железный трон, а Дейнерис обещала ему поддержку своего войска в борьбе с белыми ходоками. После длительных переговоров Джон под руку с Дейнерис отправился в пиршественный зал. Арборское золотое лилось рекой, блюда сменяли друг друга, и королева драконов призывно улыбалась ему сквозь качающийся свет свечей. У Джона кружилась голова, и он улыбался чаще, чем обычно — то ли в ответ на расточаемые ему светловолосой королевой комплименты, то ли от того, что добился того, чего хотел — драконьего стекла и армии, способной сокрушить иных. Устав от блестящего общества, сир Давос вскоре отправился спать. Чуть позже их покинули Тирион, Серый Червь, Миссандея и Варис. Джон и Дейнерис остались вдвоем. Дейнерис потягивала вино из резного кубка, улыбаясь Джону поверх его края. - Расскажите мне о Севере, Джон, - попросила она. Джон принялся повествовать об огромном, суровом крае его предков. Он говорил о нем с огромной любовью, и Дейнерис заслушалась. Он начал описывать свое родовое гнездо — Винтерфелл, его круглые башни, бескрайние, запорошенные снегом равнины вокруг него, и королева с улыбкой произнесла: - Вы очень любите этот замок, не так ли? Вы так красиво рассказываете о нем, что мне захотелось там побывать. Но позвольте спросить, лорд Старк, не ждет ли вас кто-нибудь в тех краях? Перед мысленным взором Джона промелькнули рыжие волосы Сансы, разметавшиеся по кровати, и он потряс головой, отгоняя это воспоминание. - Нет, - ответил он, - я свободен, как вольный ветер. - В таком случае, - призывно улыбнулась Дейнерис, - составьте мне компанию на эту ночь. Она потянула Джона за собой, и тот покорно последовал в ее покои. Королева одним движением сбросила платье и предстала перед ним нагая и еще более прекрасная. Джон охватил взглядом ее тоненькую фигурку, и почувствовал возбуждение. Дейнерис протянула руку, схватила его ладонь и положила себе на грудь. Затем соединила их губы в поцелуе. Джон замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Ее губы были приятно мягкими и нежными, и пахли, как экзотические цветы. Дейнерис потянула его за собой к широкой кровати, и он лег рядом, закрыв глаза. Она умело раздела его и воскликнула: - Что это? Джон поднял голову и понял, что она смотрит на его едва зажившие шрамы. - Эти раны должны быть смертельными. Как вам удалось выжить? - Мне и не удалось, - все еще чувствуя горький вкус предательства на губах, ответил Джон. - Я умер в ту же ночь. А потом меня вернула к жизни жрица Р'глора — Мелисандра. - Нам повезло, - чувственно улыбнулась Дейнерис, продолжая свои ласки. Джон пытался сосредоточиться на них, на ней — но это удавалось с трудом. Перед его внутренним взором, непрошеная, но все такая же желанная, вставала Санса. Он сглотнул и усилием воли изгнал ее, принялся яростно, самозабвенно целовать грудь, живот, бедра светловолосой красавицы, что лежала сейчас рядом с ним. Дейнерис застонала, откидываясь на подушки. Джон неистово ласкал ее, стараясь пробудить в себе желание — и оно появилось. Он перешел к самой смелой ласке, и Дейнерис кусала губы, испытывая наслаждение от его движений. А Джон старался не назвать стонущую под ним женщину другим именем — тем, что плясало на губах, рвалось с них, предавало его каждую секунду. «Санса». Как только он закрывал глаза, он видел озера ее голубых глаз, обращенных к нему, видел ее поцелованные огнем волосы, ее фарфоровую кожу. Он открывал глаза и сосредотачивался на другой — на женщине с томно прикрытыми аметистовыми глазами, с разметавшимися по подушкам серебряными волосами Таргариенов. Когда Дейнерис уснула, разомлевшая от ласк, Джон поднялся и подошел к окну. Упершись сжатыми в кулаки руками в подоконник, он прислонился лбом к холодному стеклу. Луна серебрила воды залива, волны тихо шептали, накатывая на песчаный берег. Джон наблюдал за их вечным танцем, глубоко вдыхая соленый морской ветер. Его ночь с Дейнерис не принесла ему ожидаемого удовольствия, но он поклялся себе, что сделает все, чтобы ей было хорошо с ним. Он должен заключить с ней брачный союз — не только ради победы в войне, но и ради собственной души. Ибо если он вернется в Винтерфелл по-прежнему свободным, он не сможет заставить себя отказаться от своей сестры. Он не сможет устоять перед ней, перед силой своих чувств к ней. Он рухнет в пропасть и потянет ее за собой. Потому что если лорды Севера заподозрят их в этой преступной связи, они не станут следовать за ним. Они отвернутся от него — и тогда война будет проиграна. Да, решено — он прикроется Дейнерис, как щитом. Может быть, со временем он даже сможет полюбить ее. Сможет изгнать эту ноющую боль, причиняемую мыслями о Сансе, из измученного, израненного сердца. Боги, за что же они так наказывают его?! Заставляют думать о женщине, которая не может принадлежать ему, как бы сильно он ни стремился к этому. Как бы этого ни желал. Горькая, безумная судьба — быть так неистово влюбленным в собственную сестру — пусть она и является сестрой лишь наполовину. Его руки задрожали от воспоминаний о ее нежной, молочно-белой коже, о ее губах, шептавших его имя. Она тоже любила его — он это знал. Он слышал это в каждом ее вздохе, в каждом слове, видел в каждой улыбке, обращенной к нему, в сапфировых озерах ее глаз, которые теплели при виде него, словно из них уходила сковавшая весь Вестерос зимняя стужа. Они были словно созданы друг для друга — мужчина и женщина, две половинки одной души. Какая насмешка судьбы! Джон тянулся всей душой и телом к женщине, которую не мог назвать своей никогда, до самой смерти. Он обернулся к другой — той, что мирно спала, подложив кулачки под щеку. Он заставит себя полюбить ее — так и будет, боги ему свидетели. Он возьмет ее в жены и подарит ей детей. Он научится быть счастливым рядом с ней.