***
Юнги вышел, оставив после себя неприятный осадок и запах морского бриза. Сегодня он был каким-то другим, менее озлобленным на весь мир. Джин был удивлён, что за его слова ему не прилетела пощёчина или чего похуже. Неужели он действительно сожалеет о содеянном? Возможно ли, что к этому причастен мальчишка, который сейчас хмурился и, кажется, просыпался. Мин поздно предупредил Кима о привязанности, потому как этот мальчишка каким-то неведомым образом пробрался в душу мужчины и уже обосновался там. Джин — первый и единственный врач борделя «Сasa delle farfalle», у него в подчинении есть несколько медбратьев, которые помогают ему в работе. Ким за годы жизни в публичном доме уже успел вытащить буквально с того света Намджуна, когда шальная пуля застряла в миллиметрах от сердца, иной раз ему приходилось зашивать ножевые порезы, бороться с передозом и много чего еще. Когда мужчина учился на врача, у него и в мыслях не было, что одним дождливым днём его привезут в бордель и прикажут стать местным доктором. А ведь Джин всего лишь хотел помочь человеку с пулевым. Он всего лишь вытащил пулю, всего лишь спас жизнь тому, кто её не заслуживал. Юнги не умеет быть благодарным, он не знает, что такое добро, в приюте этому не учили. И, возомнив себя богом, Мин решил судьбу ни в чём не повинного Кима. И Джин смирился, принимая свою участь. Он был одинок: дома его никто не ждал, у него остался только алкоголик отец, который частенько награждал синяками, что не сходили неделями. Возможно, работа врачом в публичном доме не так уж и плоха. На кровати послышалось копошение, прокашлявшись, Чимин открыл глаза. Он видел размытые белые стены и обеспокоенное лицо Джина. Спина ныла и приносила своему хозяину дискомфорт. Пак хотел было встать, но со стоном боли опустился обратно на кушетку. — Где я? — голос Чимина был охрипшим и слабым. — Ты в лазарете, — отвечал ему Ким. — Как ты? — Максимально хреново, — все же собрав свои силы, он приподнялся на локтях. — Как я тут оказался? — Тебя принёс Намджун, — воспоминания тут же пронзили бедную омежью голову, от чего Чимин чуть не вскрикнул. — И состояние у тебя ещё не самое плачевное, — говорил Джин, вспоминая работы альфы. Обычно омег приходилось зашивать, поэтому, учитывая общий вид Пака, то смело можно сказать, что он очень легко отделался. Видно, Ким его пожалел, возможно, из-за возраста омеги, а может, увидел в глазах Юнги что-то такое, что не позволило ему сильно изувечить парнишку. — Если не плачевное, тогда почему у меня такое чувство, будто бы вчера мою задницу выебали бревном? — У Кима не самый маленький размер, и он вчера тебя немного порвал, но ты не волнуйся, всё быстро заживёт, — Джин присел рядом с кушеткой. — Ты мне лучше скажи, что ты такого натворил, что тебя отдали Намджуну? Чимин недовольно посмотрел на Кима — разве омега виноват, что в очередной раз не угодил Мин ублюдку Юнги, и тот, видимо, таким образом решил проучить мальчишку? Пак за несколько дней успел пройти несколько кругов ада, а он здесь и недели не провёл. Видимо, в прошлой жизни Чимин жёстко проебался, раз в этой его так наказывают. — Я просто закрылся в ванной, когда ко мне пришёл Юнги. Это в стиле Мина, не разобравшись в ситуации, бросаться во все тяжкие, порой он бывает излишне импульсивен, особенно, когда дело касалось неподчинения. Самовольство Юнги не терпел, он привык всё контролировать, и, когда что-то выходило не по плану, альфа зверел и слетал с катушек, как сейчас. Чимин ещё не понимает, что бороться с альфой бесполезно, видимо, по молодости, по глупости. Пак настрадается от Юнги, если не прогнётся под него. Джин видит перемены во взгляде мальчишки, там проглядывалась раскалённая ненависть, которую Мин подкармливает и взращивает в омеге. Ким больше не видит скрытого страха, которым был пропитан Чимин изначально, парень не сломался, а только окреп после очередного наказания, и это вызывает гордость. Джин сдался за два дня, принимая всё как должное, Пак же намерен бороться. Глупо и чертовски смело. — Полагаю, говорить тебе, чтобы ты перестал сопротивляться, бесполезно. Видимо, мне придётся запастись медикаментами, — Джин одного мальчишку не бросит, если тот собирается лезть на рожон, то Ким подготовит бинты и молча обработает раны. Чимин удивлён, что старший омега не стал вновь говорить о его неземной глупости, он чувствует, будто бы Джин вновь начинает дышать. Киму никогда не хватало смелости пойти против кого-то, кто в разы сильнее него самого, а тут пацан, у которого молоко на губах не обсохло, в одиночку противится системе, что выстраивалась не один год. Это поистине вдохновляет и заставляет переосмыслить свою жизнь. Пак смотрит на Кима и только сейчас понимает, что тот ничем не пахнет, хотя при первой встрече был еле заметный аромат омеги, от того-то Чимин и доверился ему. Застывший вопрос повис в голове, Пак тут же озвучивает. — А кто ты по принадлежности? Вопрос вводит Кима в некий ступор. Он глотает подавители пачками, поэтому ни у кого не должно возникать вопросов по поводу его сущности. Джин не может быть омегой, в борделе они расходный материал, поэтому Юнги ещё в самый первый день приказал ему стать бетой. Ким не спрашивал, зачем — он просто подчинился и выпил подавителей, забывая про то, кем он являлся. И вот сейчас, когда на него смотрят с непониманием, Ким взвешивает все за и против. Чимин располагает к себе, заставляет верить ему. — Я омега, — своим ответом Джин негласно встаёт на сторону Пака и надеется, что его ставка будет не проигрышной. — Чимин, это бордель, здесь нельзя быть омегой, — с грустью в голосе заканчивает Ким. Чимин видит неимоверную усталость на лице Джина: тому надоело скрываться, надоело терпеть порой невыносимую боль во время течек, надоело быть бетой. — А кто ещё знает о том, что ты омега? — Юнги и ты, — отвечает ему Джин. Чимин не понимает, почему Ким ему доверился, но он берёт ответственность за чужой секрет и в голове делает пометку «нераскрываемый». В комнате повисло молчание. Пак не мог подобрать правильных слов, молча благодаря за доверенный секрет. Ким же не знал, что добавить. Их молчаливую идиллию нарушил мягкий стук в дверь. В лазарете появился новый посетитель, им был обеспокоенный Уль, который только что узнал о том, что произошло с Паком, и сразу же ринулся увидеть как он. Ё подошёл ближе к кушетке, попутно рассматривая увечья глупого мальчишки, который в очередной раз не послушал его. Уль видит следы от порки и узнает работу Намджуна, когда-то и его спину украшали похожие полосы, только те были глубже и их было больше. Он смотрит тревожно Паку в глаза и не видит там того, что обычно видел в своих после каждого наказания. В них не было боли, отчаяния и жажды покончить с этим всем раз и навсегда, перерезав вены, там было что-то иное, что Улю доселе было неизвестно. Ё присаживается на край кровати и обращается к Чимину. — Как ты, птенчик? Чимин искренне рад видеть Уля, и он вовсе не понимает свою реакцию на него. Возможно, это от того, что в этом ужасном месте он единственный, который подарил Паку капельку наслаждения. Ё всем своим видом выказывает сочувствие этому ребёнку, Чимин это ощущал и ценил. Нужно уметь видеть заботу и доброе отношение к себе, когда ты оказываешься далеко от родных. Близкие люди любят тебя, как должное, для них это привычное состояние, когда же это делают чужие люди, которым вовсе не свойственно, это уже другой уровень любви. Она иная, не построенная на кровном родстве, она выглядит подозрительно, к ней ты относишься с недоверием и порой отрицаешь. Но вот сейчас перед Чимином сидят Джин и Уль, которые обеспокоены его состоянием, они поддерживают его, не давая захлебнуться в пучине своих мыслей и воспоминаниях. — Со мной всё хорошо, — улыбается Улю Чимин. — Не волнуйся. — Как тут не волноваться, когда ты прошёл через Намджуна, — причитал Ё. — Когда мне это рассказали, я думал, что от тебя ничего не осталось, а он смотрит и лыбится, — от возмущения Уль хлопнул по пятой точке Пака, тот в ответ на сей жест зашипел. — Ой, прости, прости, больно, да? — Ё словил укоризненный взгляд Кима. — Терпимо. — Но почему тебя наказали? — Он опять отказал Юнги, — ответил за Чимина Джин. — И прекрати распускать свои руки, я его только подлатал. — Боже, какой же ты упрямый! Юнги — псих, а если бы он был под чем-то и ненароком прибил тебя? — Уля аж перекосило только от представления того, что могли сотворить с этим ребёнком, если бы наказанием занимался сам Юнги. — Всё, прекрати его пугать, что сделано, то сделано, — останавливал его Джин. — Или, может, ты забыл себя? Как почти каждую неделю отлёживался здесь. Чимин смотрел на их перепалку, понимая, что это он ответственен за их беспокойство. Ему совестно за это, но с собой поделать он ничего не может. — Что со мной теперь будет? Джин и Уль отвлеклись от своего спора и перевели своё внимание на Пака. Киму нечего было сказать Чимину, он и сам не знал, но предполагал, что, скорее всего, Уля отстранят от Пака, и за молчание Ё самого ждёт наказание. До того, как Уль пришёл в лазарет, он встречался с Хосоком, который его и посвятил во всю ситуацию. Он коротко огласил решение Юнги по поводу Пака, и то, что услышал омега, привело его в шок. Котёночка бросят одного на растерзание зверю. Уль видел в Чимине себя, он помнил то время, как подвергался ежедневным изнасилованиям, как его наказывали, и Ё совершенно не желает того же Паку, но сделать он с этим ничего не сможет, даже если положит себя на алтарь: Юнги заметит подмену и покарает за это. Мин нашёл себе новую игрушку, и теперь не отстанет, пока не насытится и не лишит всех жизненных сил омегу. — Тебя переведут в твою основную комнату. И теперь тобой займётся Мин лично. Джин невольно вспоминает сказанные ранее Юнги слова о том, что омеге осталось недолго, и только чёрт знает, какой смысл вкладывает в это Мин. Ким совершенно не хочет думать о самом страшном. Обнаружить одним прекрасным днём хладное тело Чимина ему не хотелось. Ким не озвучивает свои мысли, язык будто прилип к нёбу, запрещая своему хозяину расстраивать мальчишку. Джин всем сердцем надеется, что ему не причудился огонёк в глазах Юнги, когда тот смотрел на Пака. Хочется верить, что это не банальная похоть, а что-то большее, не просто же так он выбрал этого паренька.***
Утром следующего дня Юнги с Чонгуком вылетели в Корею для заключения сделки. На её подготовку ушёл целый месяц, за это время Мин почти не спал, дорабатывая всё до идеала. Всё должно пойти по плану, или же и так расшатанные нервы альфы сдадут, и он в порыве ярости разнесёт всё к чертям, теряя очень выгодные связи. Львиную долю дохода составляет наркопродажа и проституция, но последнее время с основным поставщиком кокаина у Юнги не ладилось от слова совсем, и Мин судорожно искал нового, на всякий случай. Замена старых лиц сулит ему больше прибыли и окончательное укрепление позиций в Корее. Мин всеми силами заставил себя сесть в самолёт, не увидев напоследок Чимина. Он давил необъяснимую тягу к омеге, лучше он сделает это сейчас, когда всё только в зачатках, пока сердце не заходится в бешеном ритме только от одной мысли о нем. Самолёт взлетает, и Юнги, отгоняя мысли о Чимине, переводит всё своё внимание к предстоящей сделке. После того, как Чимин узнал, что Мин покинул территорию борделя на ближайшую неделю, Пак впервые со дня прибытия вздыхает полной грудью. Все дни, что омега здесь находится, его естество было в состоянии стресса: мышцы напряжены, нервы натянуты, и от каждого шороха сердце начинало отбивать чечётку. Свой страх Пак старательно скрывал за непроглядной ненавистью к альфе, который втянул его во всё это дерьмо. Чимин был явным оптимистом, раз не терял надежду вырваться отсюда или попытаться хотя бы изменить своё положение, возможно, это от того, что в публичном доме Пак от силы неделю, а может, потому что он просто непроходимый идиот. Но даже при условии, что Мина омега боялся, как огня, и, учитывая тот факт, что это именно из-за альфы Чимин испытывает боль, Пака тянуло к нему необъяснимой силой. Что-то привлекало его в отныне ненавистном запахе моря, он видел в глазах Юнги неподдельный интерес и отчего-то хотел верить, что всё не заканчивается телом. Чимин понимает, что это до ужаса глупо и смешно — хотеть понравиться своему мучителю, — но сделать он с этим ничего не мог. Дни Пака были одинаковыми: утром и вечером Джин обрабатывал его спину, в обед к нему заходил Уль, и они болтали за чашкой чая. Ё посвятил его в некоторые детали своей жизни, не затрагивая моменты, связанные с борделем. Улю особо-то и нечем похвастаться. Он был беспризорным мальчишкой, который сбежал из приюта, когда ему стукнуло тринадцать. Он помнил, как скитался по улицам в поисках хоть какой-нибудь пищи, но не всегда ему это удавалось, и приходилось голодать. Как бы плохо ни было на улице, возвращаться обратно в детский дом у него желания не было, омега стал дёрганный, он боялся, что в один момент его найдут и вернут в это пропахнувшее плесенью место. Долгое время Уль прожил в заброшенном доме вместе с такими же бродяжками, как и он сам, но, когда настало время холодов, Ё решил: дальше продолжаться так не могло, ибо была велика вероятность, что он попросту замёрзнет насмерть. Одним непогожим днём омега забрёл в безлюдную кафешку, Уль разместился за последним столиком, отогревая свои замёрзшие конечности. Время двигалось к закрытию, и один из работников попросил того покинуть помещение, что омега и сделает. Позже он ещё не раз туда заглянет, подружится с персоналом и получит работу. На то время, пока у омеги не было возможности снять жильё, его приютил к себе пожилой омега, хозяин того самого кафе. Уль ему понравился своим трудолюбием и невероятным жизнелюбием. Со временем Уль расцвёл, обрёл формы, привлекая к себе внимание противоположного пола, но взаимностью Ё никому не отвечал, впоследствии он об этом пожалел. Неделя пролетела слишком быстро, не давая Чимину прочувствовать свободу полной грудью. Момент возвращения Юнги назад приближался, заставляя Пака чувствовать тревогу и страх перед неизвестностью. Он путью ещё не отошёл от Намджуна: раны совсем свежие и порой напоминают о себе, они хранят воспоминания о том, как омега может низко пасть. Тот момент, когда Чимин сдался в руки Кима, когда просил его избавить от болезненного возбуждения, когда умолял альфу трахнуть его, — это то, что оставило огромный шрам на душе омеги. Для Пака было крайней низостью просить своего насильника о помощи, хотя после всего сложно было назвать его таковым. Чимина это не сломало, лишь слегка пошатнуло, он мог похвастаться очень стойкой психикой, с помощью которой Пак смог пережить момент в подвале. Но кое-что Чимина всё же настораживало в нём самом — его реакция на Мина. Кажется, он станет тем, кто превратит омегу в пластилин и прогнёт того под себя, вылепливая послушную куклу. Чимина перевели в новую комнату, она была в разы больше, чем его старая, если не вспоминать, где именно он находится, то спальня Паку понравилась, особенно панорамное окно, которое открывало вид на море. Теперь у омеги был широкий балкон, больше похожий на веранду, на которой тот сидел, когда его мучили кошмары, вдыхая ночной воздух, Пак успокаивался, мысли, тяготившие его, уходили, и он мог вновь заснуть. Кровать была того же размера, что и старая, даже расположение было прежним, появился рабочий стол, на котором стояли книги, рядом был шкаф, где лежала выделенная омеге одежда. Вся комната была выполнена в нежных голубых тонах, Чимину нравился этот цвет, даже при условии, что он напоминал ему Юнги. Ванная также осталась неизменной, единственное, что поменялось, это окно, которое теперь было от пола до потолка. Иными словами, Чимин доволен новой обителью, но было то, что омрачало омегу. Мысли о том, как его разложат на мягком шёлке и жёстко трахнут, но он гонит негатив прочь, забывается сном.***
Сделка закончилась успешно, всё прошло ровно так, как и планировал Мин. Ровно неделя ушла на переговоры и внесение правок в пункты договора, по итогу Юнги отошла львиная доля территорий для распространения своей наркоты, также в его распоряжение перешёл один из самых дорогих районов Сеула, где богачи готовы отдать кругленькую сумму за несколько белых дорожек. Помимо дорогой земли, он также заполучил нового поставщика, который торгует одним из самых высококачественных колумбийских коксов. Переговоры больше походили на мини-войну, в которой сражались за каждый сантиметр драгоценных территорий для распространения. В конечном счёте, было убито несколько переговорщиков и разбито несколько стеллажей с коллекционным алкоголем, но этот факт мало кого волновал. Когда ты входишь в раж, когда сердечный ритм увеличивается и в кровь впрыскивается адреналин, уже невозможно остановиться, эмоции переполняют тебя, и организм находится в напряжённом состоянии, это походит на секс, где оргазма достигаешь, ставя подпись на бумаге. Мина более чем удовлетворила эта сделка, он добился всего, чего хотел от этих переговоров и выжал по максимуму. В последний день пребывания в Корее они с Чонгуком осмотрели новые земли, а после отпраздновали это своим новым товаром. Остров встречал парней солнечной и тёплой погодой, после мягкой посадки Мин сразу же отправился в свой кабинет, чтобы узнать, как обстоят дела в борделе. Там его уже ждал Хосок с полным отчётом на руках. Чон выглядел нервным, всё его состояние было подвешенным, так и крича о том, что что-то случилось. Хосок коротко рассказал о событиях, произошедших за неделю отсутствия главы. За это время публичный дом потерял одного омегу, которого подвергли насилию, и тот не смог совладать с эмоциями — повесился. Самоубийства были неотъемлемой частью этого заведения, некоторые попросту не могли принять и смириться со своей нынешней жизнью, они были слишком слабы для этого места, судьба не любит слабаков. Выживает сильнейший. Чон также доложил о конфликтном клиенте, который был неудовлетворён оказанными ему услугами и требовал вернуть назад его деньги. Альфа ожидал Юнги в холле корпуса для омег, а почему именно там, Хосок так и не смог внятно дать ответ. Удобно устроившись на диване, альфа сидел, попивая уже третью чашку чая, любезно предложенную ему бетой. Он провёл в ожидании уже добрых два часа и сейчас был крайне недоволен тем фактом, что ему до сих пор не уделили должного внимания. Юнги шёл не торопясь, размеренным шагом, он давно перерос то время, когда ему нужно было стелиться перед каждым богатеньким клиентом, чтобы только тот остался доволен и щедро заплатил за оказанные услуги. Мин уже как три года занимает лидирующие позиции по продаже постельного удовольствия, теперь лебезят перед ним, и каково же было его удивление, когда Хосок доложил об открытом недовольстве. Перед Юнги предстал огромный жирный свин, иначе этого альфу назвать нельзя, который развалился на диване и с недовольством уставился на Мина. Только от вида этого мужлана главе хотелось разнести его харю к чертям собачьим. — Добрый день, моё имя Мин Юнги, и я владелец данного заведения, — кто бы знал, как тяжело давалась Мину вежливость, хоть и напускная. — Мне сказали, что вы остались недовольны обслуживанием. Альфа окинул Мина скептическим взглядом и хмыкнул. Юнги обычно не вызывал особого восхищения, он был довольно хил, и многие по глупости и по незнанию думали, что Мин слабак, но как же они заблуждались. Чаще всего Юнги предпочитал дипломатию, нежели насилие, ему нетрудно навалять какому-нибудь зазнавшемуся мужику, но к чему марать руки, когда можно договориться. Но это подобие альфы пробуждало в Мине желание убивать, а не разговаривать. — Знаете, — начал свин. — Мне сказали, что это лучший бордель, который я только смогу найти, но шлюха, которую мне предоставили, и на тройку не тянет. Костлявый, ленивый, мне пришлось делать всё самому, — перебрав всех омег в голове, Мин никак не мог вспомнить того, кто бы подходил под это описание. Ни одна шлюха в здравом уме не будет лежать бревном, если не хочет потом огрести от Хосока. Юнги присел в кресло напротив, выслушивая гневную тираду о том, какие отвратительные и неумелые шлюхи работают в его публичном доме. Мин слушал его через слово, изредка кивая головой, мол «Я слушаю, продолжайте». В холле пахло цветами, которые были расставлены по всему периметру, но был там ещё какой-то запах, который Юнги всё никак не мог разобрать. Кажется, это был ликёр, клубничный ликёр, он проникал в лёгкие альфы, будоража всё естество Мина. Чимин находился на пятом этаже, а Юнги его чувствовал, будто тот стоял рядом. Мин и вовсе перестал слушать альфу, сейчас все его мысли были о мальчишке, который не покидает его голову с того самого момента, как появился в борделе. Тем временем собеседник закончил свой монолог и ждал, когда Мин хоть как-то отреагирует на его слова, но тот будто бы не присутствовал здесь сейчас. Бросив, что со всем разберётся, Юнги поднялся на ноги, направляясь к лестнице, ему сейчас жизненно необходимо увидеть Чимина, почувствовать мягкость его кожи, заглянуть в карамельные глаза и насытиться молодым телом омеги. Клиент что-то говорил ему, но Мин отмахнулся от него, приказав охране выпроводить его, а при сопротивлении пристрелить. Мин поднимается на последний этаж, и из всех запахов, которые витали в воздухе, он чувствует только тот, что сейчас ведёт его к самой последней двери. Зайдя в комнату, он видит Чимина, что был закутан в одеяло. Сейчас уже час дня, а омега всё ещё спит, совсем расслабился без Юнги. Альфа подходит вплотную к кровати, решая разбудить паренька, он стягивает с него одеяло и откидывает его на пол, Чимин на этот жест что-то недовольно проворчал и попытался дотянуться до одеяла, но, не найдя его рукой, открыл глаза. Поначалу омега не совсем понял, что перед ним стоит Мин, который пожирает его взглядом. Пак был в одной футболке, которая еле прикрывала его зад, взлохмаченный и сонный, но все равно возбуждал, невзирая на след, оставшийся на лице от подушки, и недовольный взгляд. — Ты в курсе, что сейчас обед? — спрашивал Юнги. — Что? — всё ещё не понимая, что он уже не спит и перед ним стоит вполне себе реальный Мин, пробурчал Пак. Чимину всегда сложно было просыпаться, особенно, когда приходилось вставать в шесть утра, чтобы успеть собраться и доехать до универа. Сейчас же был час дня, но для омеги это мало что меняет, вчера он до трёх читал какой-то любовный роман, собирался проспать как минимум до двух, но Юнги нарушил его планы своим присутствием. — Ты так каждый день встаёшь? — задавал очередной вопрос Мин. Чимину сейчас нет надобности вставать рано, основная его деятельность начинается вечером, режим сна сбился, перестраиваясь под новую обстановку. — Тебе пора проснуться. Словно по щелчку, Чимин вздрагивает от слов альфы и наконец начинает понимать ситуацию, что Юнги вернулся не во сне, а вполне себе в реальном времени. Он подскакивает с кровати, чуть ли не падая с неё, Пак срывается к ванной, но не успевает сделать и шагу от кровати, как его перехватывает Мин и прижимает к себе. — Пусти! — вопит омега, силясь вырваться из мёртвой хватки альфы. Юнги от каждой его попытки освободиться только сильнее сжимает Паку руки, от чего тот шипит. — Собираешься опять меня изнасиловать? — Изначально не планировал, но, видно, придётся, — Мин дотрагивается до нежной кожи лица, за что получает болезненный укус, от неожиданности он разжимает руки, и Пак снова пытается скрыться за дверью ванны. Вот только альфа быстрее и сильнее, он ловит беглеца и припечатывает его к стене, фиксируя руки Чимина над головой. — У меня нет времени играть с тобой в догонялки. Прекрати вести себя, как ребёнок, — шипит уже порядком взбешённый Юнги. — Может, сначала ты повзрослеешь и начнёшь понимать слово «нет»? — Чимин смотрел на Мина с вызовом, омега видел, как от его слов чернеют глаза напротив, заставляя невольно дрожать Пака. Казалось бы, парень переборол страх перед этим альфой за время его отсутствия, но это лишь иллюзия смелости, на деле же Паку хотелось плакать и молить о пощаде, хотя глупо молить того, кто этого не услышит. Напускная смелость исчезает сразу же, стоит альфе провести языком по шее омеги, Чимин замирает, невольно принюхиваясь к Юнги. Его запах сейчас усилился, это говорило о том, что альфа был возбуждён, а значит, не получив своё, он не уйдёт. Чимин на вкус сладкий, Юнги трётся носом об его шею, дурея от клубничного ликёра, который сносил всё благоразумие к чертям. Мин не хочет принуждать омегу, но и остановиться он уже не может, он до боли сжимает челюсть Пака и шипит тому на ухо. — Ты маленькая строптивая сука, которая забыла своё место. Но я тебе напомню, — Мин волочит омегу к постели, кидая того на неё. Чимин приземляется на мягкую перину и уж было подорвался отползти к изголовью, как Юнги притягивает его к себе, отвешивает ему звонкую пощёчину, от чего у омеги звенит в ушах и появляется металлический привкус на языке. Мин разбил ему губу одним звонким шлепком, теперь Чимину кажется, что Намджун его явно щадил. — Чёртова шлюха, кем ты, блядь, себя возомнил, — Юнги был в ярости, его бесило, что парень под ним настолько туп и бесстрашен, если до сих пор пытается сопротивляться. Мина это выводило из себя и в то же время поражало, омега находил в себе силы бороться с ним, это пробуждает в альфе уважение к нему. Но Юнги гонит ненужные сейчас мысли и вгрызается голодным зверем в губы омеги. Он будто был посреди пустыни, и только Чимин мог дать ему живительную влагу. Пак пытается вертеть головой, силясь уйти от болезненного поцелуя, но Мин фиксирует его голову и проталкивает свой язык в полость омеги, изучая и запоминая вкус Чимина. Омега же с отвращением прикусывает чужой язык, за что получает вторую болезненную пощёчину, которая вышибает все мысли омеги. Юнги рвёт ненужную сейчас футболку Пака, которая закрывала ему доступ к ключицам омеги, он прикусывает выпирающую косточку, отчего Чимин начал вырываться с новой силой: видно боялся, что альфа пометит его. Пак запрещал себе плакать, запрещал себе показывать свою слабость, но кого он пытается обмануть, омега бессилен против действий альфы, это заставляет вопить Чимина, но вслух он не роняет и звука. Держит всё в себе, превращая свой страх в ненависть, которая разгорается сильнее, когда он чувствует, как рука Мина проникла в его боксеры, сжимая ягодицу до синяков. Юнги силой раздвигает чужие ноги, протискиваясь между ними, Чимин сжимает челюсти до скрипа зубов и прожигает альфу взглядом, пропитанным гневом. Мину плевать на чувства омеги, он стаскивает свою рубашку, оголяя бледную кожу, на груди виднелся шрам от пулевого, рядом с ним был неизвестный Паку татуированный символ. Кажется, он означал «бессмертный», но Чимин не предавал этому никакого значения, сейчас было совершенно не до этого. Юнги не собирался щадить мальчишку, сегодня ему придётся потерпеть и принять альфу без растяжки, так как у Мина попросту не хватит терпения на неё. Юнги вытягивает из брюк свой ремень и крепко фиксирует им руки омеги. Чимин выбился из сил, замирая на мгновенье, и альфа, пользуясь моментом, снимает с себя брюки с боксерами. Пак видит вставшую плоть Мина, и ему становится тошно от того, что он опять проиграл, не смог противостоять и даже не попробовал договориться с альфой, хотя вряд ли тот дал ему сказать хоть слово. Юнги был слишком возбуждён, чтобы выслушивать бесполезный трёп омеги, у него снесло крышу ещё тогда, когда между ними было четыре этажа. Мин стягивает последнюю защиту с Чимина, сплюнув на руку и размазав слюну по члену, он пристроился ко входу и, кусая Пака за шею, делает первый толчок. Тело омеги простреливает резкая боль, отчего тот выгибается и хрипло выругивается, у Пака всё плывёт перед глазами, будто бы он пьян, когда Юнги начинает двигаться, не дав и шанса привыкнуть к заполненности. Мин сжимает бедра омеги, кусая за сосок, он набрасывается на Чимина, будто бы альфа провёл год в воздержании. Юнги вдыхает манящий запах омеги, упиваясь в нем, он слизывает омежью кровь с губ, отчего его вставляет покрепче, чем от кокса. У Пака затекли руки, он чувствует, как по телу разносится боль с каждым толчком, но омега молчит и глотает непрошеные слёзы, ему проще удавиться, чем молить альфу прекратить эту пытку. С Намджуном было иначе, даже плеть его не так сильно увечила, как Юнги, который, кусая его ухо, только ускорял свой темп. Мин переворачивает омегу на живот, отвязывая его руки, он заставляет Пака прогибаться до хруста и снова входит. Альфа будто нарочно не попадал по простате, стараясь довести Чимина до пика отчаяния, когда тот закричит с мольбой пустить его, но тот молчит, поскуливая в подушку, когда альфа двигается слишком рвано. Слюна — отвратительная смазка, и она не даёт никакого эффекта, но Юнги вошёл в раж и пропускает тот момент, когда в омеге стало проще двигаться, и, что в один момент тот слишком громко вскрикивает. Пак старается игнорировать то, как по бёдрам размазывается кровь, он пытается уйти в себя, когда Мин, притянув его за волосы, снова засасывает его губы. Ему тошно от себя и от всего, что делает с ним альфа, но он смирился и окончательно расслабился в руках Юнги. До чувствительного носа альфы доносится запах крови, которая будоражит внутренности Юнги, заставляя его наконец излиться в омегу. Он кончает с глухим рыком, прикусывая плечо Пака, и тот вроде снова начинает дышать, чувствуя, как внутри разливается семя Мина, наивно полагая, что это всё. Но все надежды Чимина рушатся, когда его переворачивают на спину и с ухмылкой на лице произносят. — Мы ещё не закончили с тобой, день только начинается, и я планирую провести его с тобой в этой кровати.