***
Перед ним выпотрошенное тело, с глаз спадает пелена возбуждения, придавая мыслям ясность. Юнги смотрит на своё творение и не чувствует удовлетворения, которое должно было прийти после того, как он сломал мальчишку. Чимин еле дышит, больше не плачет, смотрит в потолок, не двигается. Во рту альфы привкус чужой крови, и сразу тошно становится. Мин стаскивает омегу с кровати и несёт в ванную. Сажает того на дно душевой кабины, включает воду и направляет душ на Пака. Чимин же не реагирует ни на крики альфы, ни на попытки достучаться. Омега за эти часы отстроил себе крепость и скрылся в ней. Там не было ни боли, ни страха, ни монстра. Там был покой. Юнги чувствует озноб, но не может понять причины. Почему от вида мальчишки хочется руки себе переломать за то, как он с ним поступил? Но всё, что делает Мин, это выходит из ванной... комнаты... гарема. Проходит мимо застывшего Джина, отмахнувшись от него, и идёт на улицу. Только бы свежий воздух вдохнуть, только бы очистить лёгкие от приторного запаха клубничного ликёра. Жара спадает, сегодня океан спокоен, лёгкий ветерок колышет листья кустарников, небо чистое: вокруг Юнги мир, а внутри — бушует буря, которую тот глушит вискарём. Тушить огонь бензином — большая ошибка. Бутылка летит куда-то в стену, разбивается. А он кричит, как сумасшедший, совсем себя не понимая. Почему ему так плохо, отчего ему так душу режет? Не знает. В голове застыл образ Чимина, который до последнего не сдавался, даже когда альфа ему чуть руку не сломал, тот сумел вывернуться, но только Мин сжал зубы на загривке, парень истошно закричал и обмяк. Юнги не чувствует победу, сломав мальчишку, он отказывается верить в это... ему жаль, впервые противно от самого себя. Этот парень доводит до ручки, и альфа не знает, что делать, поэтому он освобождает всех от дел, требует шлюх и забывается в белом порошке. Когда Намджун открыл дверь в кабинет Юнги, он не узнал его. У Мина был потерянный взгляд, расцарапаны щека с шеей. Сложив два и два, Ким догадывается, что стало причиной такого состояния его друга. Юнги жесток и деспотичен, с ним никто не спорил, лишний раз не возникал, все смиренно исполняли его приказы. Альфы уважали, омеги боялись. Этот человек перенял на себя бразды правления, когда другие в страхе, не желая брать на себя бремя главы мафии, разбегались прочь. Когда они вчетвером сбежали из приюта в надежде на лучшее будущее, никто из них не мог предположить, что одной неудачной кражей привлекут внимание высокопоставленных лиц, которые впоследствии возьмут их под своё крыло. Ли Субон, так звали бывшего главу корейской мафии, приютил у себя четверых мальчишек и дал им работу. Он обучил их всем основам, которые должны знать люди картеля. Намджуну сразу приглянулось оружие, а точнее, огнестрельное, коему он собирался себя посвятить, пока одним днём его не взяли с собой на допрос. Юного альфу так впечатлила работа дознавателя, что после допроса он попросил обучить его этому мастерству. Чонгук же с огнестрелом, мягко говоря, не дружил, зато метание ножей освоил быстро, но бойня и всё, что с ней было связано, мало волновало, больше всего его привлекали запрещённые вещества, которыми он увлекался ещё в приюте. Чонгук умело различал качественный продукт от низкопробного, этим привлёк внимание главы, который определил его к заведующему наркокартелем. Хосок себя особо ни в чём не проявил, просто исполнял приказы, которые ему отдавали. А вот в Юнги Ли видел себя: такой же непробиваемый и жестокий. Мин брался за самую грязную работу, оберегая своих парней от самого пекла, в которое тот окунулся с головой. Таким образом Юнги благодарил своих друзей: за то, что поддержали, за то, что вверили ему себя. Альфы же отвечали ему своей преданностью и покорностью. Когда Субон слёг от очередного сердечного приступа, его временно заменил Мин, он же впоследствии и перенял все дела картеля. У Ли во власти был весь наркооборот Кореи, и поначалу Мин сомневался, что у него получится удержать всё в своих руках, но рядом с ним всегда были его три альфы, которые поддерживали его. Через год после того, как Мин перенял бразды правления, он укрепил свои позиции и расширил спектр влияния уже своей организации. Тот Юнги из воспоминаний, который бесстрашно смотрел опасности в лицо, резко контрастировал с тем, кто сейчас сидел на диване и глушил уже не первую бутылку виски. Этот Мин был каким-то подавленным, будто на него давил груз такой тяжести, под которой тот прогибался, не в силах удержать его в одиночку. Ким присаживается рядом, Юнги протягивает ему бутылку, и Намджун отпивает жгучей янтарной жидкости. — Что-то мне подсказывает, что в твоём состоянии виноват один паренёк с запахом ликёра, — по-доброму усмехаясь, интересовался Ким. — Клубничного ликёра, — поправляет его Мин, забирая алкоголь назад. Этой ночью четверо старых друзей напьются в окружении своего самого дорогого товара. Мин занюхал дорожку и, откинувшись на спинку кресла, пьяно смотрит на омегу, что старательно крутит бёдрами и скользит по шесту. Он подзывает его к себе, и тот послушно усаживается на колени альфы. Парень впервые видит перед собой владельца «Casa delle farfalle», иной раз, когда гаремные омеги спускались со своего этажа, они рассказывали про жестокость их главного господина. Поэтому омегу сейчас слегка потряхивает от укусов, которыми покрывает его шею Юнги, но он не осмелится возразить. Мин сжимает чужие бёдра, вдыхает запах, исходящий от омеги, и чувствует «не то». Не та шея, не те волосы, не та талия. Парень кажется ему серым, и даже яркий запах цитрусов не добавляет красок. Юнги раскладывает шлюху, не уединяясь, оставаясь в общем зале, где и проходила их мини-вечеринка. Омега податливый и слишком послушный, Мин входит в него легко, видимо, парень сегодня уже кого-то обслуживал, но альфе всё равно, сейчас важно забыть чёртов запах клубничного ликёра. На следующее утро Юнги заявляет о срочных нерешённых вопросах в Корее. Но это ложь, правда в другом: он бежит от запаха, которым альфа был пропитан, ликёр его губил, а это не по статусу. Ему нельзя раскисать, на его плечах огромная криминальная империя, которая нуждается в сильном лидере, а не в запутавшемся мальчишке, коим Мин сейчас был. Поэтому он сбегает, чтобы отдышаться, сделать глоток свежего воздуха и привести мысли в порядок. Переступая через себя, он пишет приказ о том, что Чимин теперь общий.***
В тот день Джин ушёл от Чимина, вколов ему успокоительное и, убедившись в том, что омега уснул, закрыл за собой дверь. Пак сильный, в этом Ким уверен, отчего-то он знает, что жестокость Юнги не сломит горделивого юнца. Ничего, он сейчас отлежится, придёт в себя и вновь найдёт в себе силы противостоять Мину. Так он думал, пока Намджун не сказал ему о новом приказе, в котором чёрным по белому написано, что Чимин принадлежит всем, и, если кто-то из господ захочет воспользоваться его услугами, никто им не возразит. В гареме есть два типа омег: те, которые принадлежат четверым, и те, которых трахает только один. Пака выбрал Юнги, тем самым говоря, что омега принадлежит ему, и никто без разрешения главы его не тронет. Обычно, если омега надоедал своему господину, его спускали на этаж ниже, но не ту, что принадлежала Мину. Если Юнги был недоволен своей подстилкой, то того ждала пуля в лоб. Чимин был огромным исключением. Намджуну откровенно было жаль мальчишку, ведь он впервые видел Юнги в таком плачевном состоянии, как вчера. Мин докажет, что смерть может быть роскошью. Ким отчего-то знал, что Юнги от омеги не отвернулся и что ещё вернёт его себе. Намджун помнит, какое сладкое тело у Чимина, но пользоваться им снова он не собирался, ему хватило и того раза, после которого Джин перестал хоть как-то контактировать с альфой. Эта бета запала ему в душу ещё тогда, когда он впервые его увидел. По сравнению с ним все остальные омеги были фоном, Намджун никогда не интересовался бетами, но не мог устоять перед красотой этого врача. Поэтому он и предупреждает Джина о приказе, ибо видит, как бета печётся о Чимине, как тот вьётся вокруг него, будто бы Пак его дитя. Джина эта новость повергла в шок. Он не мог понять, радоваться ли ему, что Пак остался в живых, или беспокоиться о том, сколько будет стоить омеге эта жизнь. Да и жизнь ли это. Ким благодарен Намджуну за информацию, он видит, что альфе важно, чтобы Джин хоть изредка одаривал его своим присутствием, парой слов и, возможно, долгим взглядом. Альфа не мог объяснить тягу к Джину, в отличие от врача, который знал, почему Киму нужно чувствовать его рядом, почему тот хочет касаться его и слушать голос. Но омега не скажет, будет молча умирать рядом с альфой не в силах быть с ним так близко, как должен.***
Чимин после того, как Юнги оставил остров, вновь стал собирать себя в единое целое, и это давалось с трудом. Он ещё не знает, что Мин отказался от него, сделав общим, Джин об этом умолчал, чтобы не доводить парня до суицида. Всё возвращалось в привычное русло. Джин приходил, проверял омегу, потом заходил Уль. Когда Ё узнал, что с Паком сделал Мин, то устроил скандал. Джин кратко посвятил его в случившееся той ночью, Чимин отказывался об этом говорить, а Уль не стал наседать. Вид Пака говорил всё за него, самым страшным открытием для Ё стало то, как изменился омега после случившегося: улыбка начинала быть натянутой, и Чимин стал часто витать в облаках, порой совершенно не реагируя на окружающих. Это всё очень пугало Уля, он боялся, что парень не выдержит, сломается, и одним прекрасным днём от него останется лишь холодное тело. Такое здесь в порядке вещей: выживает сильнейший, тот, кто смог адаптироваться, привыкнуть и даже извлечь определённую выгоду, как это сделал Ё. Иной раз они сидели втроём — Джин, Чимин и Уль — разговаривая на отдалённые темы. Ким поведал Ё о приказе и попросил не расстраивать мальчишку ещё больше. Это так глупо и наивно полагать, что своим молчанием они его защищают. В действительности же сокрытие правды приводит к тому, что Чимин попросту не успевает построить стену вокруг себя, которая защитила бы его сознание от реальности. Очередное солнечное утро, которое для Чимина не принесёт ничего хорошего. Он поворачивается на бок, силясь скрыться от лучей, и, вроде бы, засыпает, но в нос ударяет сильный запах корицы, и он кажется знакомым. Пак нехотя открывает глаза, наверное, он всё ещё спит, иначе как объяснить то, что в его постели лежит незнакомый ему альфа? Чонгук лежал на боку, подперев рукой голову, и рассматривал омегу, который манил своим запахом ликёра. Чимин красив, с этим альфа даже спорить не будет, но красив не так, как местные омеги. Он, будто бы белое пятно на чёрном полотне, совершенно не вписывался в общую картину, не был похож на типичного обитателя борделя, тем и привлекал. Всё новое всегда привлекает, но не настолько, чтобы сходить по нему с ума. Чонгук искренне уважает и поддерживает Юнги, но вот почему этот парень стал общим, а не мёртвым, Чон понять не мог. — Наш принц наконец соизволил проснуться, — подал голос сидящий у изножья Хосок. Чимин перевёл свой взгляд на Чона и, подобравшись, отполз к изголовью. — Надо же, какой пугливый, неужели Юнги прижал хвост этой сучке? — спрашивал Чонгук, не ожидая ответа на свой вопрос. Альфа подтаскивает к себе Чимина и нависает над ним. Он заглядывает в испуганные глаза напротив, Гук его помнит. Помнит, как его помощник принял информацию об омегах, которых нужно будет доставить на остров, его тогда немного смутил возраст, но решил закрыть на это глаза. Ещё на фотографии парень показался ему чертовски милым, но вживую сложно описать его красоту. — Ты ещё кто? — возмущался Чимин. Когда его подмял под себя какой-то альфа, Пак было испугался, но быстро скрыл это, дабы никто не почувствовал его страх. Как-то вся эта ситуация вовсе не смахивала на безобидную шутку, от того в голову Чимина закрадывалась одна очень нехорошая догадка, кто перед ним и зачем сюда пришёл. — Чон Чонгук, прошу любить и жаловать, — насмешливо отвечал альфа. — А это Чон Хосок, его любить необязательно, — указывая на Хосока, говорил Гук. Чон не участвует в воспитании омег, предпочитая пользоваться теми, кто уже прошёл обучение. Ему не особо доставляло удовольствие насилие, в отличие от остальной верхушки. Он знал, что Чимин далёк от тех податливых и готовых по щелчку раздвигать ноги омег, но всё равно согласился, когда Хосок предложил трахнуть эту сладкую задницу вдвоём. Чимин дёргается, стараясь вырваться из хватки альфы. Чонгуку же от этих жалких попыток вырваться ни горячо ни холодно, он одной рукой удерживает руки Пака, а второй лезет в боксеры. — Пусти меня! — пищит Чимин от возмущения, чувствуя, как похотливые руки альфы касаются его самых сокровенных мест. — Видимо, будет весело, — говорит Хосок, стягивая с себя рубашку. Чимин видит, как оголяется альфа и вырывается сильнее. У Чимина есть только один козырь, которым он собирается воспользоваться, вот только омега ещё не знает, что масть давно другая и тузов ему уже не отбить. — Юнги будет недоволен, — шипит Чимин, а в ответ слышит смех Чонгука. — Он сам дал добро на всё, что сегодня с тобой будет, — говорит Хосок, на котором остались только боксерки. Чонгук также вслед за старшим решает избавиться от одежды, отпуская омегу, которого перехватывает Хосок. — Привет, строптивая сучка, давно не виделись. Чимин с трудом может понять смысл слов, но то, что теперь он сам за себя, соображает сразу. Юнги от него официально***
Через три недели в бордель вернулся Юнги. В Корее тот смог проветрить мозги и избавиться от приторного запаха ликёра. Мин решил завалиться работой, накопившейся во время отсутствия. Постоянно что-то проверял, с кем-то вёл переговоры, лично ездил на зачистку и карал провинившихся. Разговоры — метод очищения Чимина, Юнги же предпочитает грубую физическую силу. Учитывая тот факт, что Мин убрал из рядов мафии несколько крыс, поездку можно считать удачной. Так считал Юнги, пока не зашёл на территорию публичного дома — он сразу же почувствовал его запах. Воспоминания волной обрушились на Мина, топя его без права на спасение. Он сидит в своём кабинете, вспоминая о последнем приказе. Мин чертыхается, перечитывая его в очередной раз, как он мог поддаться эмоциям и отдать свою омегу на растерзание троим голодным альфам. Альфа подавился алкоголем от того, как назвал Чимина в своих мыслях. Нет, этот паршивец — всего лишь очередная игрушка, которую Юнги выкинет, стоит ему наиграться. Вот только он сам себе не верит, он уже нарушил главный принцип, по которому Мин отпускает омегу. Из его постели выход только на тот свет и не иначе, но он оставил Пака не только в живых, да ещё и не понизил, оставил в гареме. Юнги хочет обратно в Корею, улететь от всего этого дерьма, но в его кабинет без стука вылетает Джин. Омега выглядел взбешённым, опять будет причитать о своём Чимине, на эти мысли Юнги вздыхает и готовится поставить на место зазнавшегося врача, который заигрался в защитника. Джин же, в свою очередь, подходит к столу альфы и, выхватив из его рук бокал, выливает его содержимое на Мина. — Ублюдок! — Ким вкладывает в это слово всю свою ненависть, которая застилала глаза его благоразумию. Юнги ему это не простит, поздно останавливаться, раз уж наказания не избежать, Джин выскажется. — Трус, который бросил омегу и улетел в Корею, испугавшись, что чувства его раздавят. Как ты мог отдать бедного мальчишку на общее поприще? Натворил делов, так наберись смелости нести ответственность за свои поступки. Скажи спасибо, что Чимин — крепкий мальчик и не покончил с собой после того, как ты над ним надругался! Юнги встаёт из-за стола, подходит к омеге, который как-то в миг весь былой пыл растерял, видя в глазах альфы свою смерть. Мину невдомёк, о каких чувствах говорил Ким, ибо всё, что у Юнги к Чимину — это желание обладать омегой, не более, но альфа цепляется за это слово, которое закрепляется на подкорках. — Кем ты себя возомнил, защитник хуев? Ни по одному поводу не возникал, а тут, поглядите, посмел поднять голову. Что, понравился мальчишка? Сам его хочешь? — щёку Юнги обжёг удар, Джин и сообразить путью не успел, как влепил ему пощёчину. У Мина красуется след от ладони, и альфа действительно удивлён, как Ким ему губу не разбил таким-то запахом. — А вот это ты зря, — Юнги больше церемониться не намерен, пора наказать строптивую суку. Альфа нагибает Джина над столом и приказывает не рыпаться. Ким, не смея ослушаться, замирает, пока Мин задирает его халат и стаскивает с него брюки, затем нижнее белье. Юнги знает, куда давить, чтобы было больнее, знает, как Джин относится к сексу. Для омеги это сродни пытки, он не возбуждался от близости и был фактически асексуален, поэтому он упирается лбом в стол и терпит болезненную растяжку. Юнги сплёвывает на анус омеги и медленно проникает, в его планы не входит порвать своего единственного высококвалифицированного врача, но и нежничать он не собирается. Ким еле сдерживается, чтобы не разрыдаться, вскрикивая на особо болезненных толчках, он совершенно не представляет, как это перенёс маленький Чимин, как он после этого смог спокойно жить, если для Джина это словно хождение по мукам. После нескольких фрикций Мин спускает в него, поправляя свою одежду. — Свободен, — бросает Юнги и отходит к окну, закуривая. Джин силком соскребает себя со стола, натягивает брюки, поправляет халат и, стирая с себя непрошеные слезы, удаляется из злосчастного кабинета.