***
Для Чонгука «доставка» — дело обыденное. За несколько лет выработалась определённая схема похищения омег и сокрытия всех улик. Обычно рандомным способом выбирается определённый район, в котором находят подходящую омегу для похищения. После ведётся отбор из нескольких кандидатов: чаще всего выбирают самых непроблемных и, желательно, «чистых». Когда жертва определена, за ней устанавливается слежка. Затем высчитывается благоприятный день для похищения, которое также проходит по стандартному сценарию: выследить, вколоть наркотик, запихнуть в машину. Пожалуй, эта часть — одна из простых, далее требуется сделать так, чтобы паренька не искали посредством его мнимой смерти. Чаще всего используют пожар. Это наиболее лёгкий и эффективный способ заметания следов. И завершающим пунктом является сама транспортировка на остров. Для успешного выполнения всего вышеперечисленного требуется минимум человек двадцать и почти месяц времени. Но вот ведь незадача — Чонгуку дали три дня. Как только Чон услышал установленные сроки, он уж было стал порываться доказывать Мину, что это невозможно, это слишком рискованно. Да и зачем ему определённая омега? Но Чонгуку хватило ума закрыть рот и не попадаться под горячую руку мафиози. Вот только альфа пожалел, что не перечил старшим, уже в самолёте, когда пробивал нужную ему омегу. Ким Тэхён был далеко не из бедной семьи без каких-либо связей и влияния на общество, в отличие от иных парней, что попадали в «Сasa delle farfalle». Эти факты усложняли задачу Чонгуку в три раза обычного, но приказ был получен и теперь должен быть исполнен. Просматривая профиль омеги, Чону казалось, что этому ребёнку и восемнадцати-то нет, уж больно юно он выглядел, однако в личном деле стоит чёткая цифра девятнадцать, что говорит о совершеннолетии паренька. Зачем омега понадобился Юнги, Гук так и не узнал, не рискнул подливать бензина в и так горящего альфу. Но на догадки у наркобарона не было времени, сейчас ему нужно найти омегу и доставить на остров, а уж только потом ломать голову, как замести следы. Время поджимало, и, казалось бы, альфа проверил уже весь город в поиске этого мальчишки: он был и у универа, и в его любимом кафе, и в парке, и даже около дома, что недопустимо, но выбора у него не было. Чонгук уже на нервах и путью не соображает, кажется, он перевернул весь город в поисках омеги. И в тот момент, когда руки опускаются, и Чон останавливается отдохнуть и, возможно, выпить кофе, ему приходит в голову одна мысль. Мальчишка на кладбище. Это же логично? Его лучший и, как выяснилось, единственный друг погиб в пожаре, где ещё быть тому, кто потерял одного из самых близких людей, как не на кладбище. Альфа на всех скоростях мчит через весь город, что за день ему порядком осточертел, только бы убедиться, что его догадка правдива. Чонгук паркуется под деревом с пышной листвой, стараясь не привлекать внимания, хоть и вряд ли его кто-нибудь заметит в такое время, перестраховаться всё-таки стоит. Сквозь полумрак виднеются первые могилы, украшенные искусственными цветами, где-то стоят кресты. Проходя входную арку, Чон оглянулся и слегка поёжился — он, конечно, весь такой злой и страшный наркобарон, но холодок по коже пробежал. Давненько его так «радушно» не встречали. В такой умиротворяющей обстановке думать альфе было сложновато, поэтому он плутал от могилы к могиле, озираясь вокруг на предмет хоть какой-то жизни. Невольно в голове мелькает мысль, что лежать Чонгуку здесь же, если прилетит ни с чем, но, видимо, суждено ещё ему пожить на этом свете, ибо вдалеке он видит сгорбленную фигурку, сидящую на лавочке подле могильной плиты. Мальчишка уверен, что в гробу Пак Чимин, его друг, потеряв которого, Ким потерял часть себя. Волосы в беспорядке, руки опущены, на щеках блестят слёзы, глаз Чонгук не видит, и почему-то он уверен, что смотреть в них не стоит: там будет печаль, которую альфа почувствует, он отчего-то уверен. Странное желание притянуть к себе омегу, укутать в плащ и сказать, что всё будет хорошо, Чонгук отмахивается от глупой мысли и подходит к мальчишке. Тот его не замечает или же просто не хочет отрываться от своей печали, которая скрывала его улыбку, будто вуаль. Шприц уже зажат в руке, и нужно сделать всего пару движений, чтобы закончить дело, но отчего-то ему сложно. Сложней, чем в первый раз, будто что-то останавливает его от ошибки, но образ взбешённого Юнги возвращает Чона на землю. Лёгким движением руки дурманящий препарат попадает в кровь пареньку, разносясь по организму и унося его сознание в мнимый покой. Тэхён было валится на лавку, но Гук перехватывает его и, закинув на плечо, идёт к машине.Дело сделано.
***
Жизнь в борделе не менялась для Уля уже как пять лет. Хотя, «жизнь» — слово слишком громкое, «существование» — вот более правильное описание пребывания омеги здесь. Страшно, когда аморальные вещи становятся для тебя привычны, но ещё страшнее, когда ты сам начинаешь их делать. Твоё сердце потихоньку черствеет, а естество абстрагируется для психологического здоровья организма. Уль обрастал броней все эти годы, но вот какой-то мальчишка пошатнул все многолетние старания и заставил чувствовать. Это так странно — улыбаться по-настоящему, а не потому, что того требует образ, но приятно. Скорее всего, Ё видел в Чимине себя, когда-то такого же бойкого паренька. Но, пожив в таких условиях, силы для борьбы уходят, тебя больше ничего не мотивирует на свободу. Уль признал, Чимин ему нравится, но он даже и понятия не имел, насколько, до сегодняшнего дня. Сегодня Уль, проходя по обычному своему маршруту, решил заглянуть к Паку. Старший давненько не заглядывал к мальчишке, слишком много эмоций тот передаёт, чтобы всё это за раз уместить в себе. И, кажется, Уль стал зависим от этого. Зависим от жизни в чужих глазах. Но каково же было возмущение омеги, когда его развернули. К комнате Чимина была поставлена охрана, которая позволила себе слишком много. Бугай буквально уволок его от двери Пака, чтобы капризная омега не смела нарушить приказ босса. Уль причитал уже минут пятнадцать, стоя перед неодупляющим охранником, пытаясь донести до него одно из основных правил, что гаремные омеги неприкосновенны, да и кто он вообще такой и откуда нарисовался. Но видя, что в чужом разуме серое вещество очень плохо циркулирует, Уль бросил свои попытки достучаться до громилы. По всей видимости, тот и сам не знал всех деталей, а просто исполнял приказ. Поэтому Ё развернулся на сто восемьдесят градусов и направился в одно единственное место, где ему точно должны дать ответ. Спальня Хосока. Комната была погружена в абсолютную темноту благодаря тяжёлым шторам, скрывающим любые солнечные лучи, которые могли проникнуть в неё. На полу в хаотичном порядке разбросана одежда, на прикроватном столике стояла бутылка и валялась использованная пачка презервативов, сообщая о том, что этой ночью кто-то знатно повеселился. Воздух был спёртым, смешивая в себе сразу несколько резких запахов: алкоголя, сигарет и секса. А на кровати в окружении омег лежал сам хозяин комнаты. Но вся эта идиллия закончилась на том моменте, когда, словно ураган, в неё ворвался Уль. Увидев всю эту «красоту», омега сморщил свой миленький нос и, подойдя к окну, раскрыл шторы, пропуская свет. Со стороны кровати послышалось копошение и недовольное мычание. Омеги проснулись сразу же, увидя старшего по гарему. — Проснулись? — раздражённо обратился Уль к омегам. — А теперь проваливайте! — парни переглянулись и, не почувствовав никакой защиты со стороны Хосока, спешно удалились, оставляя их одних. До слуха альфы донёсся хлопок двери, заставивший его раскрыть глаза и лицезреть крайне раздражённого Уля. Хосок точно не помнит, чем заслужил такой взгляд от омеги, ибо совсем не хотелось напрягать больную голову, в данный момент отягощённую сильным похмельем. С огромным усилием альфа принял сидячее положение и, дотянувшись до телефона, проверил оповещения. Во рту была помойка, волосы в беспорядке, лицо слегка опухло, одним словом, Чон сейчас точно не выглядел на все сто. Окинув альфу раздражённым взглядом, Уль закатил глаза и подошёл ближе к кровати. — Хреново выглядишь, — начал разговор Уль. — Я смотрю, ночка была яркой, — но в ответ на свои язвительные замечания омега не был удостоен и кивка головы, что очень бесило и так разгневанного Ё. — Хосок! Тяжело вздохнув и заблокировав телефон, альфа поднял глаза. — Да. Что тебе нужно? — Мне бы хотелось узнать. Какого черта меня не пускают к Чимину? Прошло уже пять лет с того момента, как Хосок впервые увидел эту омегу, но даже спустя столько времени, пережив все возможное в этом месте, глаза Уля не изменились. Ё по прежнему остался сильным и несгибаемым, как и в первую встречу. Это несомненно восхищало альфу, ведь далеко не каждый десятый из партии сопротивляется здешним порядкам больше месяца, а этот вот уже как пять чёртовых лет противится. Да, возможно, он и подчиняется приказам, но, делая это, он всё равно исполнял по-своему. А как долго его учили называть вышестоящих господами, а не так, как ему захочется, но, слыша сейчас «Хосок», а не «Господин Чон», альфа не расстраивается, что все его старания ушли впустую. Ему нравится Уль от холки до кончиков пальцев на ногах. Все эти его выходки, загоны и неподчинение. Конечно же, можно было его сломать, но зачем? Сейчас омега встревожен и, возможно, начнёт истерить, громко кричать, заставляя Хосока мучаться от мигрени. Слыша из его уст знакомое имя, альфе хочется удариться об стену, чтобы не делать выбор в пользу Уля, а просто отключиться. Чон принадлежит мафии, он один из баронов и присягал на верность Юнги. И ослушаться его приказа значит предать всю организацию, но как можно молчать, когда на тебя смотрят такими злыми и обеспокоенными глазами. В них виден страх за чужую жизнь, и то, что Хосок всё ещё не дал ответ, никак не улучшает ситуацию. Кажется, Мин всё же был прав, Уль — его омега, а значит, Чону простят слабость. — Чимин хотел сбежать, — коротко и ясно отвечает Хосок. — Сам знаешь, что за такое его должны были убить, но тут накладочка вышла, и Мин был категорически против смерти этого паршивца. От ответа Хосока количество вопросов у омеги только возросло. Но самым шокирующим стал тот факт, что тот, кто установил эти жёсткие законы, сам же и нарушил их. Ноги ослабли, и омега присел на кровать, отведя взгляд в сторону, пытаясь уместить это всё в своей голове. — Сбежать...? Заступился…? Какого хера происходит? — единственное, что вышло у Уля более менее связно. — Чимин — его истинный. Челюсть омеги поцеловалась с полом. — Что, прости?! — Сам в шоке. Но да, такое бывает. Некоторые находят своего человека в школе, кто-то — в другом городе, а они встретились здесь. Юнги перенёс это как-то неоднозначно. — Да срать бы я на него хотел! Мне нужно к Чимину. Сейчас же! — говоря это, Уль поднялся с кровати. Омега перебарщивает, он и так перегнул палку, ворвавшись в личную спальню барона без приглашения, а тут ещё и высказывается в неподобающей форме. Впустить Уля к Чимину Хосок не мог, это ему не простят, и достанется обоим. На себя Чону плевать, но заставлять омегу вновь переживать те ужасы, которые тот проходил в первые дни пребывания здесь, было бы совершенно неправильно. Уля нужно остановить сейчас же, пока он не дошёл до Мина, а то, что, не добившись своего, омега пойдёт к главе, и так понятно, исходя из его состояния. Поэтому Хосок встаёт с постели и прибивает омегу к стене. — Чимин нарушил одно из главных правил борделя — не сбегать. Он должен был умереть, как только его нашёл Намджун, но тот его пожалел по своим каким-то соображениям, — альфа практически рычит, дабы подавить омегу, но тот даже и бровью не повёл. Научился справляться с такими выходками. — Чимин наказан, и это приказ Юнги, и ты будешь исполнять этот приказ, как и все здесь. — Как и ты, — зло шипит омега. — Ведёшь себя, как его сучка. Скажи, каково это подставлять ему свою задницу? — Ты это лучше знаешь, — это было слишком резко и сказано явно со зла. Равносильно, если бы Хосок назвал его шлюхой, но и от этой фразы Уль меняется в лице. Весь боевой настрой куда-то уходит, взамен этому приходит обида на этого чёртового альфу. Ё не виноват в том, что его сюда привезли, он не напрашивался, не виноват, что Юнги заставил его прогнуться и раздвинуть ноги, не виноват, что приходилось ложиться под каждого желающего. Уль явно не этого желал от своей жизни, но, видимо, омега не в фаворе у судьбы. — А ты всего лишь псина, которая исполняет приказы своего хозяина, — Уль видит, как темнеют глаза напротив, как альфа борется сам с собой, чтобы не прибить омегу. Выдержкой Хосок особо никогда не мог похвастаться, а когда его так открыто провоцируют — тем более. Ё даже сообразить не успевает, когда его животом прижимают к кровати, а сильные пальцы больно сжимают волосы. — Пусти меня, ублюдок! — эти слова только подогревают желание альфы поставить зазнавшуюся шлюшку на место. — Давно я тобой не занимался, — рычит Хосок, стягивая лёгкие брюки с омеги. — Но это легко исправить, — он приподнимает задницу Уля для своего удобства. — Думаю, такая опытная шлюха в растяжке не нуждается. — Нет, постой.... — Всё, что успевает сказать Уль, прежде чем чувствует резкую боль между ног. Альфа шире разводит стройные ноги для лучшего вхождения и закатывает глаза от узости. — Шлюха всегда должна быть готова. Неужели ты позабыл правила, которые сам же рассказываешь новеньким? — движения были резкими, Хосок не был настроен нежничать. — Не умеешь правильно обращаться к своему Господину, так получай по заслугам. — Гори в аду... — у Уля слёзы, которые он не может сдерживать, хоть он потом и будет себя корить за слабость, — это всё слишком для него. Давно Хосок не срывался на нём, да таких моментов вообще можно посчитать по пальцам. Но почему-то именно сейчас это воспринимается всё болезненнее. Возможно, потому, что именно этот альфа, который сейчас жёстко втрахивает его в кровать, именно он относился к нему по-другому. Доселе он никогда не позволял называть Уля шлюхой, как бы Чон ни злился. Но именно сейчас Ё действительно понимает, что не прав. Потому что он и правда просто шлюха. Поэтому расплавляется в руках Хосока и тихонечко плачет, ожидая конца этого ада. Хрупкое тело под альфой не шевелится, не сопротивляется и даже больше не издаёт звуков. Это Хосок замечает только после того, как изливается глубоко в омегу. Он замирает на несколько секунд с осознанием того, что только что сделал. И тихо произнеся «бля», переворачивает омегу на спину, хотя лучше бы он просто ушёл и не видел этого. Уль плакал, не стесняясь ничего, откровенно ревел, закрывая рот ладошкой. Сейчас он был весь такой маленький, сбросивший все свои колючки, таким, каким он только вошёл в бордель. — Уль? — Хосок в ужасе от себя. Он сделал больно тому, на кого дышать страшно. Да, омега весь из себя такой раскрепощённый, дерзкий для всех, но для альфы он был всегда маленьким мальчиком, которого насильно привезли на остров и заставили делать ужасные вещи. — Да... — захлебываясь слезами шептал Уль. — Ты прав... Я просто шлюха, — лучше бы он просто молчал, по крайней мере, Хосоку бы очень этого хотелось. Не слышать этого всего. Эти губы не должны говорить что-то подобное. Нет, Чон не прав. Совсем не прав, но он не опровергает слова омеги. Альфа слезает с него и, поправляя брюки, направляется на выход из комнаты, в которой у него нет сил находиться. — Я позову Джина, — единственное, что говорит альфа прежде, чем покинуть свою спальню. Ещё никогда альфа так не ошибался.***
За окнами бушевал ураган, что являлось обычным явлением для тропической местности. Волны бились о скалы, и каждая следующая подбиралась к зданию всё ближе, силясь поглотить это зловещее место. Окна нараспашку, на полу кавардак. Постельное бельё было содрано с кровати и выкинуто на балкон, в углу валялись раскрытые книги, у некоторых не хватало страниц. Одежда была разбросана по всему периметру комнаты, и можно было бы предположить, что это следствия жаркой ночи, но нет. Чимин спускал пар. Он кричал в закрытую дверь, чтобы альфа вернулся и разобрался с ним лично, чтобы не вклинивал третьих лиц. Чтобы не трогал Тэхёна. Пак метался по комнате, будто бы ураган, зеркаля погоду. Кажется, он разрушил в своей спальне всё, что мог, поэтому он перешёл в ванную и там же застыл. Там его встретило огромное зеркало, которое поглотило Чимина. Метка — единственное место, куда смотрел омега. Она, как клеймо, оседала на его ключицах, сообщая другим, что теперь он чья-то собственность. Чимин больше не кричал, не плакал, не грозился разнести здесь все к чертям. Он просто смотрел в зеркало и умирал. Ему всегда говорили, что метку ставят по обоюдному согласию после того, как произнесут клятву верности и обменяются кольцами, но это же его жизнь, а значит, всё не может идти гладко. Особенно теперь, когда он делит её с Юнги. А Мин тот ещё дурак, хотя, казалось, вполне состоятельный мужчина и непроходимый идиот. Который считает, что любить можно заставить силою и манипуляциями. Ему сообщили, что Тэхёна доставили на остров, и Юнги уже ощущает свой триумф. Он уже видит, как Чимин покорно встаёт на колени и исполняет свой долг. Мин оправдывает свою жестокость неповиновением омеги, это он довёл его до крайних мер. Чрезвычайно редко, когда истинные не принимают друг друга, таких случаев можно пересчитать по пальцам, и у каждого была своя причина. Все свои переживания он изложил тем, кто прошёл с ним огонь и воду. На предложение Юнги Намджун согласился быстро, в отличие от Хосока, что было странно. Нет, Чон не противился, просто отвечал с неохотой и как-то совсем серо. Мин коротко изложил, по какой причине они должны это сделать, как и когда. Никто не был удивлён, что Юнги оставит свою омегу в живых и, очевидно, что за свой проступок он ответит иначе. Но никто не предполагал, что настолько иначе. Чонгук никогда особо не горел желанием кого-то насиловать, а после случая с Чимином, оно вообще отпало. Поэтому, когда Юнги спросил об участии в процессе, Чон сразу же отказался, аргументируя сильной занятостью, скрывая настоящие причины. Внутренняя сущность альфы очень странно отреагировала на Тэхёна. Не было ещё такого омеги в жизни Чонгука, которого хотелось бы отгородить от всего этого чёртового дерьма и сказать, что всё будет хорошо, ему не о чем беспокоиться. Чону по должности не положено такого чувствовать к кому-либо, он один из баронов и должен держать марку. Но как только он представляет Тэхёна, распятого на кровати, все убеждения хочется послать далеко и надолго и пойти против приказа. Но Чонгук не может, поэтому он передаёт омегу в руки Хосоку и уходит восвояси. Всё готово к представлению для одного единственного зрителя. Постель — это сцена, а Тэхён на ней — это главный герой, которому предстоит сыграть непростую роль. Его не привязывали — незачем сковывать его движения, пусть вырывается, пусть в его глазах медленно умрёт надежда на спасение, когда альфа над ним сделает первый толчок. Беты его хорошо подготовили: вымыли, вытерли, накрасили и в постель уложили так и не пришедшего в себя Тэхёна. Лицо Кима было красиво и без косметики, но какое будет зрелище, когда потечёт подводка, а нервы Чимина сдадут окончательно. Около постели, возвышаясь над хрупким тельцем, стоят двое альф, третий сидит на кресле, ожидая, когда же очнётся омега. Действие препарата должно закончиться с минуты на минуту, и пьесу можно начинать. Конечности Тэхёна неприятно ломит, голова ещё мутная, а веки будто свинцовые, с большим усилием он их всё же открывает и первое, что видит — это потолок. Он морщится от света и вновь прикрывает глаза. Ему хочется пить, но пошевелиться не может, разве что головой вертеть, что омега и делает. Тэхён видит какого-то мужчину, лицо которого ему не знакомо, и вроде порывался что-то сказать, но его опередили. — Наша принцесса проснулась, — констатировал факт Юнги. Он собой полностью доволен, и с предвкушением ждёт, когда же всё начнётся. А вот Тэхён всё ещё в непонятках, что происходит. Ему почему-то зябко, и только спустя какое-то время он понимает, что голый. Что он, совсем невинная омега, лежит перед незнакомцами совершенно нагой. Ким старается прикрыться хотя бы покрывалом, с трудом, но у него получается это. Он отползает к спинке кровати, с ужасом округляя глаза. — Кто вы? — шепчет омега. — А шкурка хороша. Даже жалко как-то портить такую красоту, — оценил мальчишку Джун. — Не будет рыпаться — не попортишь, — заключает Хосок и расстёгивает пуговки на рукавах. Смотря на друга, Намджун также решил, что пора бы избавиться от одежды. — Мы его подождём или можем начинать? — снимая пиджак, спрашивал Ким. — Его уже ведут, можно приступать. Все эти дни после того, как Юнги ушёл от него, Чимин провёл, как на иголках. За время, проведённое здесь, он понял, что альфа слова на ветер не бросает. А это может означать только одно: Юнги притащит в бордель Тэхёна. Страшно представить, что предстоит ему пережить, только потому что Чимин решил поиграть в смельчака. Он пытался сбежать, его простили, он не принял альфу, его не тронули, но за всё теперь будет отвечать ни в чём не повинный Тэхён. Пак не ест, не может, щёки впали, под глазами пролегли мешки от недосыпа. Еду ему теперь приносят только альфы, во избежание повторения побега. Кроме них к нему никто не заходит, не разговаривает и не даёт ответов. Чимин уже готов умолять Юнги на коленях, чтобы тот прекратил эту пытку и не воплощал свою угрозу в жизнь. Ожидание — ужасная пытка, особенно, когда ты не знаешь, чего именно ты ждёшь. На четвёртый день за ним пришли. В его комнату вошёл альфа, который обычно приносит ему еду, только сегодня в его руках не было подноса. Он вошёл со словами, что Чимину пора, от этих сухо сказанных слов в омеге всё сжалось. Но он не сопротивлялся, встал с кровати и пошёл за альфой, молясь всем богам, только бы сейчас не увидеть Тэхёна. Но, видать, боги глухи к его молитвам, ведь ещё в коридоре он чувствует до боли родной запах миндаля. На глазах наворачиваются слезы, а в памяти всплывают самые тёплые воспоминания, которые покрываются мраком от страха перед наказанием, в котором он впервые будет зрителем. Каждый шаг ему давался с трудом, и, если бы альфа его не поддерживал, Чимин бы попросту не дошёл. Дверь открывается, и его проталкивают внутрь. Пак много чего успел себе представить, но ни в одном из кошмаров не было того, что он сейчас видит. — Тэхён.... — Чимина ставят на колени подле кресла, на котором восседает тиран, которого по ошибке природа назвала «судьбой омеги». Юнги был невозмутим, как и всегда. Глаза не выражали особой заинтересованности в процессе, который развернулся перед ними. Можно сказать, что это был обычный Мин, в отличие от Чимина, который в очередной раз убеждается, какой он идиот, и что все вокруг были правы. Не всегда смерть — это страшно, как оказалось. — Нет, пожалуйста… — взывает он к своим мучителям, но они его не слышат. Всё их внимание сосредоточено на Тэхёне, который кричит, рвёт простыни и совершенно не понимает, что происходит. Почему он сейчас лежит на альфе, который кусает его шею и совершенно не оставляет шансов вырваться, сжимая в стальной хватке его руки. Намджун в это время занят растяжкой омеги и попутно понимает, что мальчишка — девственник и шанс его не порвать очень мал. Хосок лежит под омегой и наслаждается видом отчаянного ягнёнка, загнанного на бойню. Шея Тэхёна вся покрыта метками, которыми его так старательно покрывал Чон. Чимин отводит взгляд, только бы не видеть, тянет руки к ушам, чтобы и не слышать, но его голову за волосы поднимают, заставляют смотреть в глаза своему личному дьяволу. — Если ты не будешь смотреть, я прикажу подвесить его за крюки и высечь до кости, — шипит ему в лицо Мин, явно наслаждаясь отчаянием на лице омеге. — Юнги, молю... — через всхлипы пытается сказать омега, но его прерывают. — Я сказал, смотри, — как только Чимин вернул глаза к Тэхёну, тот смотрел на него. Смотрел прямо в душу и, кажется, шептал его имя, не веря, что его друг живой. И, возможно, он бы дал этой мысли развиться, если бы Намджун не ворвался одним резким толчком в его нутро. По комнате раздался душераздирающий крик. Тэхён не жалел глотку, от крика легче, но его заставляют заткнуться одной хлёсткой пощёчиной. Хосок явно вкладывал силу в удар, раз омега на несколько мгновений потерялся в пространстве. Чон смотрит на пухлые губы и хочет увидеть на них следы своего оргазма. Он просит Намджуна приподнять омегу, чтобы Хосок смог занять более выгодные позиции для исполнения задуманного. Чимин очень хочет ослепнуть и не видеть, как его друга насаживают с двух сторон, он хочет оглохнуть и не слышать отвратительных шлепков и рычания альф от удовольствия. Неужели это кому-то может быть приятным? И, видя довольную морду Юнги, смело можно сказать: «Да». Он и вправду получил то, что хотел. Покорность Чимина. Пак должен помочь Тэхёну хоть как-то и молит Юнги ещё раз. — Господин Мин... — смотря на альфу, впервые правильно обращался Пак. — Я сделаю всё, что угодно, для Вас, только молю, прекратите это всё... Тэхён ни в чём не виноват, — в глазах Чимина отчаяние, мольба и повиновение, всё, чего добивался Мин, он получил, а значит, шоу пора заканчивать, которое и так порядком затянулось. Он ждёт, когда альфы кончат, и отдаёт приказ остановиться. В этот самый момент Тэхён не в силах больше оставаться в сознании и проваливается в темноту, которая так заботливо ограждает его разум от этого ада, что произошёл с ним. — А сучка и впрямь хороша, — осматривая перепачканное лицо, сказал Хосок. — Конечно, молодняк же, — натягивая брюки, поддерживал его Намджун. — Оставьте нас, — услышав очередной приказ, альфы спешно оделись и покинули комнату. Чимин по-прежнему сидел на коленях и не сводил свой взгляд с Тэхёна, боялся ослушаться. — Вот видишь, что бывает, когда ты выёбываешься на меня, — Юнги встаёт с кресла и подходит вплотную к кровати. — Иди сюда, — и Чимин, собрав остатки своих сил, исполняет волю Мина. — Как тебе? — разглядывая Тэхёна, интересовался альфа, в ответ только всхлипы. — Надеюсь, понравилось, ведь я старался угодить. Чимин видит изуродованное тело друга и проклинает себя, Юнги, бордель и вообще жизнь в целом. Зачем она подарила ему такого замечательного друга и так отвратительно поступила с ним? Чем этот яркий мальчик заслужил всё это? — Ему нужен Джин, — шепчет Чимин, когда видит между ног Тэхёна кровь. — Не волнуйся, о нём позаботятся и больше не тронут, он будет свободно передвигаться по борделю, делать, что ему заблагорассудится. Но как только ты снова ослушаешься меня или кого-либо ещё из баронов, Тэхёну придётся пережить всё это вновь, — вкрадчиво объяснял новые порядки Юнги. — А теперь следуй за мной. Они выходят из комнаты, оставляя Тэхёна одного. Юнги кому-то отдаёт приказ, чтобы о мальчике позаботились, Чимин этого не видит, своих глаз больше не поднимает, идёт тихонечко за альфой. Пак очень сильно виноват перед Тэхёном, так сильно, что ни в одном языке мира не найдётся подходящих слов, чтобы извиниться. Если бы только Чимин знал, чем обернётся его побег, он бы, не задумываясь, перед альфой на колени встал. Но сделанного не вернёшь, остаётся только разгребать последствия. Его ведут в другую часть здания, в которой он ещё не был. Они поднимаются на последний этаж, Юнги кивает охране, и те удаляются из холла. Перед омегой открывают дверь в чужую обитель, в которую не каждый был вхож. Мин предпочитает трахать омег на их территории, его личная постель должна остаться чистой. Юнги заходит следом, закрывая дверь. Чимин не осматривает квартиру, желания совершенно нет, он здесь не больше, чем постельная игрушка, так и зачем проявлять хоть какой-то интерес к мебели, на которой его будут брать. — Теперь ты живёшь здесь, — поначалу Чимин не понимает, о чём говорит альфа. Это звучало как насмешка, не более. Но Юнги не шутит, ещё утром он отдал приказ приготовить всё для омеги. Истинные должны жить вместе, даже если один из них готов удушиться, только представив себе это. — Что ж... — Мин проходит вглубь квартиры и присаживается в кресло, — зрелище было достаточно возбуждающим, — альфа расставил ноги в приглашающем жесте присесть между них. — Думаю, тебе не нужно объяснять, что ты должен сделать. Действительно, объяснения Чимину не нужны, он не первый день на этом свете, но, пожалуй, это будет первый минет. Именно минет, а не когда его просто ебут в рот. На душе у Пака как-то пусто, все эмоции остались в комнате с Тэхёном, там же, где омега похоронил свою гордость и впервые произнёс это отвратительное «Господин». Искренности в его словах была толика, скорее отчаяние, чем повиновение, но альфа оценил, учитывая, с каким трудом ему пришлось добывать их. До этого момента Юнги и не предполагал, что сможет кончить только от вида покорного омеги, который слегка дрожащими руками расстёгивал ширинку. Он делал всё неаккуратно и как-то боязно, видно, что делал в первый раз. Юнги молчал, давая тем самым полную свободу действиям. А тем временем, пока один наслаждался, когда мягкий язычок касался головки, второй боролся с собой. Так тошно Чимину не было, даже когда он стонал под Намджуном. Каждый раз, когда омега думает, что его больше ничем не удивишь, Мин это опровергает. Омега, словно котёнок, облизывает напряжённую плоть и в один момент понимает, что Юнги чистый, от него не пахнет и, по сути, это просто кожа. От этих мыслей Чимину проще. Проще смириться с положением и, открыв пошире рот, прихватить головку и медленно спуститься по стволу. Но Пак по незнанию что-то задевает в своём рту и закашливается. — Не спеши и расслабь горло, — наставляет его старший. Чем вообще они занимались с Улем, если омега так ничему и не научился? Вероятнее всего, альфа был прав, Ё того просто жалел и максимально старался отгородить от этого младшего. Но не вышло. Минет оказался сложнее на деле, чем в теории: Чимин старался, но кроме как протолкнуть в себя больше, чем на пять сантиметров, у него не получалось, — к горлу сразу подступала тошнота, и омега выпускал член изо рта. Юнги чертовски нравилось наблюдать, как омега пересиливает себя и пытается что-то сделать, хоть это получается из рук вон плохо. — Просто двигай головой. Не пытайся заглотить его полностью, — от слов Мина и так розовые щёки Чимина, кажется, и вовсе загорелись. Его всегда чертовски смущали разговоры во время секса. Но, переборов себя, омега выполняет то, о чем его просят, и, вроде бы, дело налаживается. Юнги окончательно расслабляется и, откинув голову на спинку кресла, сжимает волосы на затылке Чимина и сам задаёт ритм. Пак не противится, полностью отдаётся в руки альфы, принимая условия игры. Альфа постанывает, а у омеги саднят губы, и в голове только одна мысль: «Быстрее бы кончил», но Юнги только наращивает темп и вновь требует расслабить глотку. От резких толчков у Чимина наворачиваются слёзы, которые скатываться по щекам и капают на брюки альфы. Ещё пара движений, и Мин без предупреждения спускает в рот, отчего Чимин закашливается и хотел уж было сплюнуть, но.. — Глотай, — слышит приказ и тут же исполняет его. Вкус спермы Паку не нравится, и он пытается справиться с рвотным позывом, ожидает дальнейших распоряжений. — На сегодня с тебя хватит. Сходи в душ, поспи, — смотря в глаза омеги, Юнги поправляет брюки. — Ты можешь свободно передвигаться по территории всего борделя, но как только я захочу тебя увидеть, ты должен явиться ко мне, — Мин наклоняется к лицу омеги и, подняв его лицо, целует, несмотря на то, что на них ещё осталась его сперма, он прикусывает чужую губу, слыша тихий скулёж в ответ. — Ты меня понял? Чимин открывает шокированные глаза и кивает.***
После того, как Чонгук отдал Тэхёна в чужие руки, его душа была не на месте. Все те часы в ожидании, когда всё это закончится, альфа провёл как на иголках. Он не мог есть, пить и хоть как-то касаться дел. Все его мысли возвращались к омеге, который так маняще пах миндалём. Пару раз Чон даже порывался в комнату к омеге, но нельзя было, он сам отказался от участия, а теперь жалеет. Там он бы хоть как-то контролировал процесс, а из-за закрытой двери этого не сделаешь. С альфой такое впервые, когда кто-то остаётся в его мыслях больше положенного, а Тэхён, видимо, собирается обосноваться там и вовсе. В один момент нервы не выдерживают, и он буквально бежит в спальню к омеге, наплевав на все свои обязанности. По пути он встречает Юнги и совсем поникшего Чимина. Но они его совсем не интересуют, а к Паку он позже придёт и даст время поплакаться в жилетку. Сейчас его больше волновал Тэхён и его состояние, он еле разбирает слова Мина о Джине, но пропускает мимо ушей и заходит в комнату. Кажется, именно в эту секунду, когда он открыл дверь, его жизнь разделилась на «до» и «после». «До» было обычно, пресно, никак, жизнь никогда ему мёдом не казалась, но именно сейчас он чувствует не только свою, но и чужую боль. Ему страшно предположить, что здесь было, хоть альфа в борделе не первый день, и видеть такое ему не в новинку. Перед его глазами лежит маленькое тельце, над которым жёстко надругались и бросили одного переносить последствия. Дальнейшие действия Чонгук не сможет объяснить, но он заворачивает омегу в плед и, бережно взяв того на руки, несёт его к Джину. К счастью, врач был у себя в кабинете, и его не пришлось искать. Чонгук аккуратно кладёт драгоценную ношу на кушетку и что-то невнятно говорит, от чего Джин хмурится и жестом требует того заткнуться. — Что ты тут мне паники навёл, будто бы у него огнестрел, — ворчал врач, которого отвлекли от проверки анализов. — Что случилось? — Выпутывая омегу из покрывала, интересовался Джин. — Ну там... его это... я ушёл, оставил Хосоку, а потом пришёл, и вот… — снова несвязно сказал Чонгук. — Информативно, — заключил Джин. — Помоги мне перевернуть его, — заметив кровь на ногах, просит старший. — Ну и что ты тут истерил? Его всего лишь слегка порвали, и то только снаружи, а ты тут паники навёл, будто он сейчас умрёт. — Но он же.... — хотел было что-то сказать Чонгук, но Джин вновь его перебил. — Всё, я сам здесь разберусь. Ты мне тут не нужен, завтра придёшь — заберёшь, — выпроваживал альфу врач, попутно приступая к работе. — Но… — Дверь закрой с другой стороны, — послышался щелчок замка, и альфа испарился из помещения. — Так-так-так, что это тут у нас. Новенький, значит. Странно это, вроде новой партии не было, — бормотал себе под нос Джин. — Чем же это ты его так зацепил? — задал вопрос в воздух и начал обрабатывать незначительные раны. А тем временем взвинченный Чонгук отправился прямиком к тому, кто точно решит эту ситуацию, к Юнги. Каким бы моральным уродом ни был Мин, для младшего он был и остаётся неоспоримым авторитетом и тем человеком, который показал ему другую жизнь, в которой нет голода, нет страха, есть хоть какая-то стабильность и те люди, которые тебя поймут и всегда тебе помогут. Чон знает, что именно Юнги отдал приказ, чтобы с Тэхёном сотворили все эти вещи, но он верит, что глава точно его выслушает и скажет, что делать, как когда-то давно, когда Гуку и шестнадцати-то не было, и он был совсем мальчишкой, Мин принял его в свою банду. Да, Юнги — откровенный мудак, но для своих он тот, на кого можно смело положиться и кому можно излить свою душу. Войдя в кабинет, Чонгук подмечает, что сам Юнги только пришёл, но он не лезет в раздумья по этому поводу, а слёту выдаёт своё желание. — Отдай мне Тэхёна.