***
— Этот идиот помял мне блузу! — писклявым голосом восклицал омега, притащивший в спа Тэхена, который понимал ровным счетом ничего, но то, что ему сейчас прилетит с нихера, было ясно как день. — А это ещё кто? — послышалось из ванны, находившейся чуть левее от центральной. — Выглядит милым. — Кому-то сейчас прилетит. — Что сделал этот парень? — Кажется, кто-то не в настроении. Тэхена обсуждали, совершенно не смущаясь его присутствия, он же со страхом оглядывался по сторонам, ища хоть какую-ту защиту, но со всех сторон на него слетелись стервятники, которые были совершенно не прочь полакомиться свежим мясом. На фоне забавляющейся толпы резко выбивались две фигуры, имен которых Ким не знал. Тот, к кому обратился парень с писклявым голосом, был статный омега, что осматривал его оценивающим взглядом, Тэ от этого ежился, желая исчезнуть из этой клоаки. Второй фигурой был самым дорогим омегой данного заведения, он один из немногих, с кем любил коротать время Намджун. Альфа вообще редко пользовался услугами местных омег, предпочитая снимать стресс кулаками. Но Кристофер удивил его своей прытью. Его легко можно было подвесить за крюки и выпороть, независимо от того заслужил он или нет. Ему это нравилось. Крис вообще был довольно странным, от того и приглянулся многим запредельно богатым клиентам. — Ты новенький? — спросил Фабио, не изменив своего положения, с того момента, как Ким зашёл. — Я? — тыча себе в грудь пальцем, переспрашивал Тэ. — Нет, я, — в открытую смеялся Крис, которого чертовски забавляла вся эта ситуация. Ему нравятся такие новенькие, которые дрожат, боятся, не знают, что им и ожидать. Они все похожи друг на друга, но, может, этот отличается, стоит проверить. Бланко, лениво потягиваясь, стал вылезать из ванны. — У тебя миленькая мордашка, но, видать, ты туповат, — говоря это, Крис неспешно направлялся к перепуганному омеге. — Это не так, — возражал Тэхен. — Разве? — встрял в их «интеллектуальный» диалог Фабио. — Значит ты осознанно портишь чужую одежду? Видимо ты не знаешь ей цену. — размышлял Моретти. — Что ж, тогда тебе стоит ее снять, — Тэхен на этом предложении побледнел. — Не хочешь? — выгнув бровь, спрашивал Фабио. — Разденьте этого идиота, — приказывает тот. Если он не может дотянуться до омеги «клубничный ликер», то этот послужит прекрасной заменой. Моретти был вторым после Уля, кому подчинялись все омеги: и гарема, и клиентские. Был, пока не появился ебаный Крис и не испортил всю малину. Бланко довольно быстро смог забраться на вершину, заставив потеснится Фабио. В отличие от Моретти, Кристофер был из простой семьи, не знавший роскоши, много не требовал, не капризничал и очень быстро принял свою судьбу. Бланко невзлюбил Фабио с первого дня, он считал его заносчивой блядью, которую вовремя не поставили на место, но именно эта сука строила здесь порядки, поэтому пришлось выпустить когти и показать, на что он способен. Подобные представления были не редки в подобном месте, и, чаще всего, зачинщиком выступал именно Крис, выросший по понятиям района и привыкший своего добиваться силой. В отличие от прямолинейного Бланко, Фабио предпочитал в лицо улыбаться и действовать исподтишка. Видимо, Моретти достиг апогея своей злости и решил спустить весь свой яд на ни в чём не повинного мальчишку. Тэхен пытался сопротивляться, кусался, кричал, но куда ему против толпы? В конечном итоге, его раздели до трусов и поставили на колени. Он прикрывал лицо руками, не желая, чтобы эти змеи видели его слезы. Ким не привык к такому, обычно рядом с ним всегда есть сильный Чимин, который его защищал от любого дерьма, с которым сталкивался Тэ. И неважно что это было: издевки одноклассников или слишком назойливый парень. Ким слабый, незакаленный, словно тепличный цветок. Над ним глумятся, издеваются опять, а он просто хочет к Чимину, чтобы тот его обнял и сказал, что «все хорошо, я рядом». Ему пытаются оторвать руки от лица, тянут за волосы, кто-то пинает его по ребрам. Перед ним присаживается Крис и, больно сжав за волосы, заставляет смотреть ему в глаза. — Какой милый птенчик. Кто хочет опробовать этот сладкий клювик? — Бланко проводит большим пальцем по чужим губам, которые шепчут «не надо», но Крис на это лишь усмехается и притягивает мальчишку к себе, смыкая их губы. — Убери от него свои кривые руки, — грозно произносит Фабио, перетягивая одеяло внимания на себя, тем самым зля раззадоренного Бланко. — Когда это ты стал местным королем? Кажется, я пропустил коронацию, — обращается ко всем Крис. Никто из пешек говорить не осмеливается, все ждут ответной реакции. — Если я не ошибаюсь, кого-то понизили в должности, — поднимаясь на ноги, говорил Бланко. — Я все еще в гареме, а ты по-прежнему общественная шлюха, — вылезая из воды, шипел Фабио. — Гаремные по-прежнему занимают вершину в местной пищевой цепочке. Или у тебя на этот счет другое мнение? Тогда вперед, восточное крыло всегда открыто, — на это Крису возразить особо нечего, не он устанавливал данное правило. Гаремные неприкосновенны, и это закон для всех, включая омег. — Что ж, тогда прошу, — Крис отходит в сторону, уступая место Фабио. Сейчас он уступит, потому что вылез не вовремя. Потому что как бы они ни цапались, прилюдно припереть к стенке Моретти ему не позволят, но позже, когда они останутся наедине, Бланко покажет кто в доме «хозяин». — Ну что, крошка, тебя уже научили работать ртом? — гладя Тэхена по щеке, с напускной нежностью спрашивал Фабио. Он присаживается подле Тэхена, желая поближе рассмотреть новое лицо. Оказавшись совсем близко к Киму, Моретти уловил знакомый запах исходящий от мальчишки. Он пах баронами. — Ты что, гаремный? — сказал Фабио так тихо, чтобы слышно было только Тэхену. — Нет, — в ответ шепчет Ким. Пожалуй, это была одна из самых больших глупостей его жизни. Сказав он обратное, его бы не толкнули. — Тогда он весь ваш, мальчики, — после сказанного Фабио поднялся и снова вернулся в воду. Моретти никогда не был дураком, он чувствует, что здесь что-то не чисто и лучше не лезть. Он потерял покровительство Мина и, если он сейчас проебётся, его могут выгнать из гарема, а это было нечто пострашней потери авторитета. Крис не особо удивился, когда Моретти отказался от свежего мяса, Фабио никогда особо на омег не засматривался, предпочитая толстый альфий хер. Но именно сейчас что-то не так, эта вобла явно что-то задумала. Бланко расположился около Фабио и тихо шепнул: — Струсил, киска. — Я предпочитаю быть зрителем, — откидываясь на бортик, расслабленно произнес Моретти. Послышался хлопок, кто-то залепил Тэхену пощёчину, потому что тот еще противился, просил не делать этого, но все попытки вразумить омег, были проигнорированы. Его не слушали, выкручивали руки, называли последними словами и били. Ким не мог поверить, что омеги могут быть такими, это ломает его шаблоны и веру в людей. Его потащили в одну из ванн, стащив с него последний элемент одежды, но через мгновение руки исчезли. — Что здесь происходит? — голос Хосока звучал как гром среди ясного неба. В один момент всё замерло, альфам вход сюда запрещен, исключением были бароны и глава, но и они были крайне редкими гостями в омежей обители. Собственно, и Чон не собирался приходить, у него дел по горло, на кофе времени нет, еще по злосчастным местам ходить. Вся верхушка прекрасно знала, как иногда развлекаются омеги, но никогда не лезла в их разборки, всем иногда нужно спускать пар. И Хосок бы не полез — не в правилах это было, но Джин попросил перевести Тэхена в другую комнату, того самого Тэхена, который сейчас сидел в ванной голый и зареванный. Кто бы мог подумать, что отсутствие Уля будет так заметно. Ему срочно нужно навести порядок в гадюшнике. — Кто позволил? — он смотрит на Фабио, который успел вылезти из воды, покорно склонив голову. — Позже с вами разберусь. Принесите полотенце, — командует Хосок, вытаскивая притихшего Тэхена. — Вот, держите, — миловидный паренек, который не участвовал в данном действе, подает полотенце, альфа заматывает Кима в него, и, взяв того на руки, направляется на выход, но его одергивают. — Господин Чон, позвольте пойти с вами, я помогу его утешить, — Хосок осматривает паренька, что был в отличие от остальных полностью одетым, и кивает в ответ. Они поднимаются в бывшую спальню Чимина, альфа усаживает завернутого в полотенце Тэхена на кровать. — Тэхен, — зовет омегу Чон, тот поднимает на него заплаканные глаза — Тебе Чимин браслет дал? — в ответ альфе кивают. — Как пользоваться показал? — опять кивок. — И? — Господин, — окликает Хосока парень, вызвавшийся стать успокоительным для Кима. — У него все еще шок, зачем вы так с ним? — Ладно, у меня еще дела, оставляю его на тебя, — произносит Хосок и выходит из комнаты. Омега присаживается рядом и начинает обтирать Кима. — Тебя ведь Тэхен зовут? — уточняет паренек. — Да, — хриплым голосом отвечает он. — А тебя? — Зефир.***
На омежьей половине стояла несвойственная этому месту тишина. Обычно здесь всегда суета, кто-то куда-то спешит, кто-то кричит, кто-то просто разговаривает, а сегодня пустота, как цинга покосила. Единственным живым существом был Джин, спускающийся по лестнице. Он не спеша просматривал историю болезни, делая пометки, — кажется, сегодня ему придется сидеть минимум до двух, чтобы разобраться с анализами. Ему осталась всего пара ступенек до первого этажа, как низ живота пронизывает резкая боль, от которой у врача подкашиваются ноги, и он издает жалобный писк. Джин поначалу не понимает, что происходит, почему его так скрутило, но в мыслях уже вертится простой ответ. Это течка. Омега старается прийти в себя, ждет, когда спазм пройдет, ему жизненно необходимо быстро попасть в свой кабинет, иначе его запах распространится по всему помещению, и тогда ему точно несдобровать. Однако ноги совсем не слушаются, он элементарно не может встать, не то что идти. Как он мог забыть про такое важное событие, знает же, что из-за подавляющих препаратов, течки нерегулярные, цикл никак не мог встать в норму, скакал, как у подростка. — Джин? — кто-то сверху его окликает, но из-за боли он не может разобрать, кто это говорит. — Что с тобой? — это был Намджун, который безуспешно пытался найти Чонгука, но тот, как сквозь землю провалился. Барон спускался по лестнице, как почувствовал едва уловимый запах течного омеги. Этот аромат ему был не знаком — всех местных он уже заучил, как, собственно, и их циклы. Завернув за угол, Намджун заметил Джина, что сидел на ступеньках, схватившись за живот. Подходя ближе он почувствовал, что запах стал более отчётливым; пахло чем-то знакомым, родным. Пахло кардамоном. Альфа подходит к Джину, помогает ему встать, тот цепляется за барона, как за спасательный круг, что-то говорит про свой кабинет и таблетки. Видимо, врач только что был у течного омеги, поэтому полностью пропитался чужим запахом — это единственное объяснение, которое всплывает в голове у Намджуна, ведь Джин — бета. Только запах усиливался, сводя альфу с ума и заставляя принюхиваться. Барон сажает врача на кушетку, осматривает бледное лицо и спрашивает: — Где таблетки? Джина крючит, он уже почти не соображает, но вопрос всё еще в состоянии разобрать. — В ящике над столом, — сквозь сжатые зубы отвечает он. — Синий бутылек. Порывшись в указанном месте, Намджун находит нужное лекарство и мельком читает название. Ким не первый день живет, знает, что это за таблетки, они останавливают течку, вот только зачем они врачу, не ясно. — Эти? — уточняет альфа, демонстрируя пузырек. — Да, — хрипит Джин и протягивает руку, чтобы получить нужное ему лекарство. — Зачем тебе омежьи таблетки? — Просто дай мне этот чертов бутылек, — почти плача, просит врач. Намджун ведь не дурак, уже складывает пазл в своей голове — буквально пару частичек, и он все поймет. Джин собирался до конца своих дней прожить в качестве беты, как и обещал Юнги, но, видимо, свое слово ему придётся нарушить потому, что сглупил, забыл, теперь остается отвечать за свое бездействие. — Ты омега, — не спрашивает, утверждает барон, смотрит как из глаз напротив льются слезы и понимает, что прав. Не просто так его тянуло к этому бете. — Намджун, я… — Заткнись, — грубо обрубает его слова альфа. Он чувствует, как злость на этого горе-омегу берет не потому, что скрывал, а потому, что пичкал себя таблетками, травил свой организм. Намджун ставит на стол пузырек и ближе подходит к врачу, присаживаясь перед ним на корточки. — Ты мой, — безапелляционно заявляет альфа. — И эту течку и все последующие мы проведем вместе, — барон закидывает омегу на плечо и вместе с ним направляется в свою квартиру. — Намджун, я не мешок с картошкой, — скулил Джин от грубого к нему отношения. — Потерпишь, — поправляя омегу на своем плече, говорил Джун. Врач всё знал: он знал, что барон его альфа, знал и молчал. Притворялся бетой, пока Намджун сходил с ума рядом с ним, даже не подозревая, что его судьба находился в одном с ним здании, что он видел его почти каждый день, что дышал одним с ним воздухом. Джин мог сказать, мог ему довериться, но он предпочел одиноко хранить свою тайну, мучаясь от болезненных течек. Но нужно отдать должное его силе и выдержке, барон бы так не смог, потому что уже не сдержался, а ведь не прошло и пятнадцати минут, как он знает правду о враче. Они проходят мимо обомлевшего секретаря, который от удивления забыл поприветствовать барона. Поднимаются на лифте и наконец достигают цели, только переступив порог квартиры Намджун ставит на ноги Джина, целуя того рвано, жадно исследуя чужие губы. — Как ты мог скрывать? — спрашивает между поцелуями. — Это сейчас так важно? — скидывая медицинский халат, вопросом на вопрос отвечал омега. — Нет, — альфа подхватывает врача под бедра, не размыкая поцелуя, слишком долго он жаждал эти губы, чтобы отвлекаться сейчас от них. Они направляются в спальню, не замечая изножья кровати за своей страстью, и падают на мягкую перину. Намджун покрывает метками бархатную омежью кожу, рычит от нетерпения, стягивая чужие брюки с бельем. Оглядывает идеальное тело, смотрит в глаза, затянутые возбужденной поволокой и, кажется, снова влюбляется. Прикусывает напряженный сосок и слышит, как скулит Джин, прикусывая губы. Омега сжимает в руках покрывало и просит не мучить его. Барон слушается, разводит стройные ноги и оглаживает пальцем раскрывшийся вход, проверяет растяжку, — не доверяет словам о готовности сошедшего с ума от возбуждения Джина. И оказывается прав, врач узкий даже в течку, без должной подготовки альфа его просто порвет, поэтому барон спускается вниз поцелуями к пульсирующему входу, не взирая на все протесты пробует на вкус свою омегу и дуреет. Джин от таких действий смущается, как мальчишка, давненько он не был с альфой, не считая того раза с Юнги. Это совершенно другое, врач никак не ожидал столько нежности от карателя «Un Sogno». Омега, как сливочное масло под солнечными лучами, плавится, выгибается, ноги шире раздвигает, альфу за волосы тянет, поцелуй требует и получает его. Плавным толчком барон проникает в жаркое нутро, сцеловывая стоны, дает время привыкнуть к заполненности и начинает двигаться. Джин вцепляется в чужие плечи, закатывает глаза и понимает каким идиотом он был, как он мог отказывать себе в таком удовольствии? Как можно таблетками заменить толстый альфий член, который с каждым толчком попадает по простате, заставляя кричать от переизбытка чувств? Альфа переворачивает омегу на живот и, вжимая его в постель, снова входит. — Больше никаких таблеток, — рычит Намджун. — Да… — соглашается с ним Джин, изливаясь на постель. — Это только начало, — слышит шепот омега и чувствует, как внутри него завязывается узел.***
На часах был час ночи, за окном светила полная луна, а на постели, скинув одеяло на пол, лежал омега, мучаясь от бессонницы. Юнги ушел, как два часа назад, и все это время Чимин тщетно пытался уснуть, хотя казалось, он вырубится, как только дотронется до подушки, но, как мы выяснили, везение — это вообще не по части Пака. Он решает пройтись до Тэхена, как в старые добрые. Ким по своей натуре сова, редко спит в такое время, и Чимин надеется застать его еще бодрствующим. Он спускается вниз на лифте, проходит мимо задремавшего секретаря, направляясь на омежью половину. По пути к комнате Тэхена Пак не заметил ни души, хотя это странно, ведь основная деятельность борделя начинается именно ночью, но омега не придает этому особого значения, продолжая свой путь. Приложив к двери ключ-карту и открыв её, Чимин никак не ожидал увидеть Тэхена в чужих объятьях. — Я помешал? — попытался, как-то обозначить свое присутствие Чимин. — Чимин! — воскликнул Тэхен и, сорвавшись с кровати, нырнул в теплые объятья друга. — Ты пришел, — радостно проговорил Ким. — Что-то случилось? — непонимающе спрашивал Пак, не зная, как реагировать на такую бурную реакцию Тэ. — Довольно неприятный инцидент, — донесся ответ со стороны кровати. — Что? — Чимин отодвинул от себя Кима, чтобы заглянуть ему в лицо, и заметил рассечённую губу. — Господи, Тэхён, что случилось? — с ужасом в голосе вопрошал Пак, он осмотрел друга на наличие других следов, и, к несчастью, находит их. Тэхена не хило так потрепали за время отсутствия Чимина. — Кто это сделал? — Ким молчал, отводил взгляд и поджимал губы. — Это у нас такой местный обряд инициации, — отвечал за Тэхена Зефир. — А ты ещё кто такой? — Чимин перевел свой взгляд на говорившего непонятного парня, хоть и на вид он был миленьким, но отчего-то не вызывал доверия у Пака. Возможно, это мимолетная ревность, что о Тэхене может позаботится кто-то кроме него, а, может, это реакция была вызвана из-за того, что парень был не знаком омеге. Но реальность такова, Зефир не понравился Чимину. — Это Зефир, он помог мне, не стоит об этом беспокоится, — всё-таки подал голос Ким. Чимин зол, чертовски зол, но не на Техена, который ввязался в очередную историю, не на того парня по имени Зефир, и даже не на себя, он зол на Юнги. Того самого альфу, который обещал полную защиту его другу, а по итогу Ким весь в синяках, глаза зареванные, губа разбита и вид весь такой напуганный. Пак возвращает друга на кровать. — Я вернусь, но утром, и мы разберемся с этим, а пока мне нужно отлучится. Хорошо? — в ответ Тэхен кивает, он знает, что Пак слово свое держит. Он разберется. — Позаботься о нем, — в приказном тоне, обращенном к Зефиру, говорит Пак и, чмокнув Тэхена в нос, выходит за дверь. Когда Чимин подошел максимально близко к кровати, Зефир уловил до боли знакомые нотки, и был чертовски удивлен, почувствовав отчетливый запах Юнги. Так отчетливо от омеги пахнет альфой только в том случае, если омега меченный. А это может означать только одно — теперь бордель в его руках, но осознает ли этот парень какую власть он теперь имеет? Вряд ли Пак мог полностью узнать местные порядки, из-за закрытой двери это сложно сделать, но одно он знал точно — место расположения кабинета Главы. Он не обращает внимание на личного секретаря Мина, который пытался остановить разъярённого Чимина, омега просто шел к своей цели, что находилась в темном кабинете с температурой отличной от остальных помещений «Casa delle farfalle». Он не стучит, не спрашивает разрешения, просто открывает дверь и заходит. За столом сидел Юнги всё так же над бумагами и в том же положении, что и ранее, разве что по правую руку появился стакан с излюбленным виски альфы. Он обращает свое внимание на вошедшего и его брови поползли вверх от удивления — кого, а вот Чимина он увидеть никак не ожидал. Омега за несколько широких шагов преодолел расстояние от двери до стола и, оперевшись руками на него, чуть ли не скалясь, произнес: — Какого черта ты не держишь свое гребанное слово? — Пак был вторым омегой после Джина, который позволил себе подобное поведение в этом кабинете. Его грудь тяжело вздымалась от возмущения, в глазах пылала ярость потому, что произошло непозволительное. Чимин был послушным, не перечил, так какого черта Тэхен подвергся издевательствам? — О чем ты? — пытается понять Юнги. А Чимину хочется съездить по этой спокойной физиономии, чтобы вызвать хоть какие-то эмоции на этом каменном лице. — Тэхена избили, — шипит Пак. — Видимо, он внёс предоплату, — спокойно проговаривает Мин, возвращаясь к работе. Чимин не успевает подумать, как его рука тянется к стакану и выплескивает его содержимое на альфу. — Ублюдок! — что ж, пожалуй, Пак своего добился, теперь всё внимание Мина сконцентрировано на нем. — Никакой оригинальности, — вытирая лицо и вставая из-за стола, говорил Юнги. — Тогда будем действовать по старому сценарию, — он подходит в плотную к Чимину, заглядывая ему в глаза. — Сам разденешься или помочь? — Юнги ловит руку омеги, которую он замахнул для пощечины и притягивает его ближе к себе. — А я смотрю, ты совсем от рук отбился? По-хорошему не понимаешь? — Если кто-то, что здесь и не понимает, то это ты. Высокомерный уебан, который не в состоянии контролировать своих людей, — у Чимина явно слетают все тормоза, эмоции кипят, требуют выход, а тут еще и повод подвернулся. — Не умеешь ты вовремя заткнуться. Если бы ты сейчас ушел, я бы закрыл глаза на твою выходку, но ты испортил важные документы, и, раз Тэхен уже получил свою порцию, то отрываться я буду именно на тебе, — последние слова альфа буквально прорычал в чужие губы. Щеку омеги обжигает пощечина, Юнги силу в нее вложил, чтобы след остался, чтобы щека огнем горела, и слезы невольные из глаз стекли. Мин опрокидывает Чимина на диван, вышибая враз весь воздух из легких, давненько альфа так грубо не обращался с Паком, но, видит небо, мальчишка его взбесил, зверя разбудил, а тот цепь натягивает, требует, чтобы с поводка спустили, омега своими словами ошейник с него снимает по молодости, по глупости, не ведает чего творит. Чимин ногтями в лицо альфы, нависшего над ним, вцепляется, полосы на острых скулах оставляет, только еще больше пожар в чужих глазах разжигает. Альфа шею омежью прокусывает, на языке вкус металла чувствует, футболку с Чимина стягивает, грудь отметками покрывает, на сопротивление внимание не обращает. А Пак волосы Мина пытается выдрать, ребра своими бедрами сжимает, кажется вот-вот послышится хруст, но его на живот переворачивают, в обивку дивана лицом утыкают. Юнги не планировал так проводит эту ночь, но этот мальчишка в очередной раз переворачивает весь его привычный ритм, заставляя привыкать к американским горкам. Мафиози спускает пижамные штаны с Чимина, шлепает упругую ягодицу и, пригнувшись, шепчет омеге: — Ты же сегодня растягивался, не так ли? Будем надеется, что тебя не придется зашивать. — договаривает альфа и стягивает боксеры с Пака. — Ты себя переоцениваешь, — язвит Чимин и тут же жалеет о сказанном, Юнги входит в него рвано, вечерней растяжки на скорую руку явно было недостаточно. У омеги искры из глаз от боли. — Сука, — сквозь зубы шипит, потому что привыкнуть ему не дают. Двигаться в омеге сложно, он совсем сухой, но пара неосторожных движений меняют эту ситуацию. Это второй раз, когда Мин использует кровь Чимина вместо смазки, тот скулит под альфой, но не просит пощады, губу закусывает и лишь на особо жестких толчках вскрик сквозь губы пропускает. Юнги его к себе лицом переворачивает, к себе на бедра сажает, сам на спинку дивана откидывается. Сжимает тонкую омежью шею, чужими слезами любуются, но даже они не тушат пожар ненависти в глазах. Чимин в плечи альфы ногтями впивается, только вот Мин за кайфом боли не чувствует, в губы мальчишки впивается, язык в рот проталкивает, и ему отвечают. В знак поощрения альфа угол проникновения меняет и по простате проезжается, заставляет Пака удовольствие получать. Чимин себя не понимает, очевидного признать не хочет, что кайф с Мином делит, что ему это вставляет. Омегу током прошибает, когда он чувствует руку альфы на своем члене, он двигает ею в такт толчкам, и Чимин в его руках выгибается и в открытую стонет, попутно шипя проклятья. Юнги свою метку обновляет и место укуса зализывает, Пак же в долгу не остается, как только получает доступ к шее тут же зубы на ней сжимает, кровь пускает, на вкус альфу пробует. Кабинет пропитался их смешанным запахом, только вдохнув его, можно стояк словить, у Мина в голове не укладывается, как он сейчас к работе вернется. Мысль проскальзывает, что стоит бросить дела и ночь своему омеге посветить, но с оргазмом дурная затея исчезает и взгляд проясняется. Чимин изливается секундой позже альфы, и на плечо голову опускает, отдышаться пытается. — Я тебя ненавижу, — куда-то в ключицы бурчит омега. — Мне твоя любовь и даром не нужна, — с этими словами альфа с себя омегу снимает, брюки свои на место возвращает и за стол обратно садится. — Свободен. Цвет потолка Чимину кажется слишком светлым для этого кабинета, а слова Юнги равнодушными, и вроде это обычный его тон, но отчего же больно где-то под ребрами? Руки дрожат, не слушаются, Пак еле натягивает свою одежду обратно, на ноги встает, пошатываясь, к выходу направляется, на альфу не оборачивается, молча выходит и останавливается. Таким ничтожным он чувствует себя впервые, и, какая ирония, что тот, кто сил придавать должен, сам в грязь втаптывает. Чимин делает шаг, за ним второй и не замечает, как переходит на бег и прочь от кабинета, прочь из этого здания, прочь от чертога альфы. Легкие дерет свежий прохладный воздух, Пак и не заметил, как оказался в саду. Чимин идет вглубь по каменной дорожке, совершенно босой, потрепанный и опустошённый. Он присаживается подле ветвистого дерева, чья листва доставала до земли, скрывая чужую боль от внешнего мира. В горле стоит ком, который душит, будто Юнги так свою руку и не убрал, а только сильнее сдавливает. Слезы застилают глаза, и Чимин кричит, отпуская себя, давая волю чувствам, не жалея голосовых связок, ему нет дела до других, которые могли проснутся от шума, он свою агонию в ночное небо выпускает, он дышать хочет, а кроме запаха альфы больше ничего не чувствует. Упускает момент, когда кто-то в свои объятья его окольцовывает и по волосам поглаживает. — Тише, теперь все хорошо, — слышится знакомый голос. Зефир привык к ночному образу жизни, сегодня ему дали выходной по милости Хосока, чтобы тот за Тэхеном присмотрел. Как только Ким уснул, Бюжо от него ушел, решив прогуляться по саду, и он никак не ожидал найти здесь разбитого Чимина. По рассказам Тэхена, Пак совершенно не был похож на того, кто сейчас, сидя на траве, убивался. Зефир всегда был слаб к чужому горю, а когда его можно кожей почувствовать, слезы сами по себе наворачиваются. Он притянул к себе несопротивляющегося Пака чисто на рефлексе. Чимин в его объятья тянется, сладкий запах вдыхает и успокаивается, его слегка отодвигают, слезы с щек стирают и тихим голосом спрашивают: — Ты почему плачешь? — А ты почему? — повторяет его вопрос Пак. — Не знаю, — сквозь всхлип бурчит Зефир и слёз на его щеках становится больше. — Эй, ну ты чего? — Чимин слегка теряется от такой реакции парня на него, снова притягивая его в объятья. — Прости, это я должен был тебя успокаивать, а сам болото тут устроил. — Пак на это только улыбается и треплет того по пушистым волосам. — Тебя вроде Зефир зовут? — Да, — потирая глаза, отвечал Бюжо. — Как Тэхен? — интересуется Чимин, чтобы завязать беседу. — Уснул. Я его успокоил. Но, кажется, завтра он опять расстроится. — С чего ты это взял? — Ты свою шею видел? Она вся синяя. — Чимин машинально тянет к ней руку, кажется, Юнги перестарался. — Это ведь Господин Мин? — у Пака при упоминании чужого имени в глазах снова ненависть вспыхивает, Зефир почему-то это на свой счет принимает, оттого вид испуганный делает, Чимина этим озадачивает. — У тебя взгляд страшный. Будто убить можешь, — поясняет он. — Да, ты прав, могу, но явно не тебя, — смягчается Чимин, возвращая улыбку на лицо. Пак смотрит на Зефира и мнение о нем меняет — уж больно искренен этот мальчик. Бюжо настроение чужое зеркалит, тоже губы в улыбке растягивает, смотрит так по-детски открыто, теплом своим обволакивает. Кажется, у Чимина появился новый друг, по крайней мере, он хочет в это верить.***
Стены будто сдвигаются, желая поглотить альфу, Чимин ушел, и кабинет опустел, слишком много места для одного Юнги. Глупо было полагать, что после случившегося Мин сможет вернуться к работе, все его мысли о мальчишке, которого он ранее на диване «освежевал», на обивке все еще виднеются следы их слияния. Юнги закрывает лицо руками, пытается восстановится, но не получается, его чертовски корежит от того, что он сделал с Чимином, и внятного объяснения у него нет. Ему нужно, чтобы кто-нибудь ткнул его в дерьмо и разъяснил, как делать нельзя. В борделе есть один такой человек, который делает это почти профессионально, тот, кто парой слов убить может. Ноги сами несут в сторону омежьей половины и останавливаются у знакомой комнаты. Юнги входит без стука, по запаху определяет, что хозяин на месте, сидит на полу, прислонившись спиной к кровати, и смотрит куда-то, сквозь панорамное окно. Мин присаживается рядом, повторяя чужую позу. — Чимин? — начинает диалог Уль. — Хосок? — подхватывает его настрой Юнги. — Пришел поплакаться? — А если и так? — Ты не заслужил, чтобы тебя жалели. Единственный, кто во всем виноват — это ты, — Уль всегда рубил с плеча, этого альфу он никогда не жалел, в подобных ситуациях он его холодом окатывал, чтобы Мин мозги свои включал. Какой смысл плакаться, когда сам же чинишь себе преграды, Юнги идиотом не был, но для Уля являлся им. И Мин знал, какое отношение у этого омеги к нему, но все равно за утешением шел именно сюда, потому что здесь его понимали. Может по головке и не гладили, слов успокаивающих не говорили, так и не это нужно было мафиози. Нужно, чтобы его отругали. — Тебе надо вернуться и навести порядок. — Для этого есть Хосок, — безэмоционально произносит Уль. Ему доступно объяснили и показали его место, поэтому он не рыпается, сидит себе в комнатке, смотрит в окошко и ждет, когда его услуги кому-нибудь понадобятся. — Он не справляется, — у омеги губы искусаны, на руках виднеются синяки, Юнги, возможно, не математик, но два и два сложить он в состоянии. Хосок взял его силой. Мин предпочитает не лезть в чужие взаимоотношения, но, если они ему как-то мешают, он меняет свои принципы. — Похоже, ты совсем не интересуешься новостями. — Произошло какое-то событие. — Думаю ты в курсе, что Чимин пытался сбежать, и, чтобы приструнить его, я приказал Чонгука привезти сюда его горячо любимого друга, — приобщает Юнги к делу Уля. — Дай угадаю, это история про изнасилование? — прерывает Ё Мина. — Да. Но это не самое главное. Важно то, что после этого мы с Чимином договорились, что если он будет паинькой, то его друга не тронут. — И слово свое не сдержал. Как мило, — вновь перебивает его Уль. — И по какой это причине после твоего рассказа я должен вернуться к делам? — Потому что я не всемогущ и физически не могу за всем уследить. И ты прекрасно знаешь негласное правило борделя: если омеги послушно выполняют свою работу, мы к вам не лезем. — Погоди, то есть ты хочешь сказать, что этого мальчишку, как там его зовут? — Тэхен. — Тэхена омеги изнасиловали? — уточняет для полноты картины Ё. — Нет, они его избили, — поправляет его Юнги. — Поэтому ты должен вернуться и навести порядок в вашем гадюшнике. — Я хочу официальную должность, — заявляет Уль, глядя в глаза Главе. — Что? — переспрашивает для галочки Мин. — Я здесь просто гаремный омега, меня этот статус не устраивает, я хочу… нет, я требую твою личную протекцию, как твой работник, — Улю надоело, что им помыкают, смотрят с высока, он больше не мальчишка, он весь бордель построил в конце концов, а его все ещё берут силой, руки выкручивая и в землю втаптывают. Ё устал от этого, свое омега давно отстрадал, из него достаточно соков выкачали. Довольно, он больше не хочет склонять голову. — Хорошо, — соглашается Юнги и не понимает почему сам не додумался дать ему назначение, ведь омега в управлении мастер, его слушаются и уважают. — Я дам тебе официальное назначение, но тогда тебе придется войти в мафию. — Нашел чем напугать. — усмехается Уль. — Тогда выбирай место под татуировку, будет тебе должность.