***
В это время в одном из купе поезда Париж-Кале между Эриком и Кристин текла неспешная беседа. — Если бы не один человек, который, к счастью, мне немного обязан и который, к тому же, здорово рискует, то мы так и не узнали бы о грозящей нам опасности, — с этими словами Призрак показал девушке записку, которую ему принес один из парижских сорванцов. Прочтя письмо, Кристин вздохнула и, кивая каким-то своим мыслям, задумчиво взглянула в окно. — Спасибо тебе, что спас тогда от Рауля, и снова продолжаешь возиться со мной… — не оборачиваясь к своему попутчику произнесла молодая женщина. — Кристин, ты же знаешь, что я… — мужчина запнулся, словно в ожидании, что она поймет все сама. — Я знаю, — тихо, почти неслышно шепнула Кристин. Наступила та самая неловкая пауза, после которой происходит всё или ничего. Таких моментов между маэстро и его подопечной становилось все больше, происходили они все чаще. В эти мгновения нервы обоих были словно натянутые до предела струны. Меж тем поезд подошел к одной из промежуточных станций, и в их купе первого класса заглянул проводник. — Господа желают обед? — казенным голосом осведомился служащий. — Кристин? Ты голодна? — спросил Эрик. — Да, пожалуй, — улыбаясь одними глазами, ответила ему девушка. — Сию минуту! — заверил проводник и исчез. — Ты будешь? — спросила девушка, кивая на надкусанный бутерброд с гусиным паштетом в тарелке Эрика. — Нет. Кристин взяла бутерброд и начала с жадностью есть. — Кристин, я еще закажу… Зачем ты ешь то, что я уже кусал? — растерянно спросил Эрик. — М… С некоторых пор я не могу выбрасывать еду, — запаздало ответила девушка. — Это я уже заметил. Но после меня… Ты что, совсем не брезгуешь? — все еще недоумевая, допытывался Эрик. — Нет. А что, должна? — проглотив последний кусочек, в свою очередь задала вопрос Кристин. — Но я думал, что ты… — Эрик замялся, не зная, как продолжить. — После всего, что произошло со мной за последнее время… Я тоже изменилась, — тон, с каким Кристин произнесла последнюю фразу, был холодным и совсем безжизненным. «Боюсь даже представить, что ты пережила, моя девочка…» — подумал Призрак, невольно вздрагивая.На двоих
18 июля 2017 г. в 23:08
Пьер Барнье, один из лучших детективов парижской полиции, ерзая на стуле, слушал пламенную речь капитана.
— Итак, господа, пока мы не поймаем похитителя мадам де Шаньи, никто домой не идет. Это дело чести, господа!
«Чести епископа Д’Обиньи!» — язвительно подумал Пьер.
Он хорошо помнил, как пять лет назад на его дочь, семнадцатилетнюю девушку, напали какие-то проходимцы. Чем бы дело закончилось, страшно представить, не вмешайся тогда проходящий мимо месье в маске.
Спаситель оказался чрезвычайно скромен: доставив испуганную девушку под родительское крыло, он откланялся и исчез. Чтобы найти таинственного месье, Барнье понадобилось почти полгода. Но и эта встреча случилась не просто так.
Всех парижских детективов тогда в очередной раз бросили на поимку банды Апаши. Поздним зимним вечером Пьер преследовал трех головорезов пресловутой группировки и уже почти настиг, когда шальная пуля впилась ему в правый бок. Жгучая боль обожгла внутренности и, орошая снег вокруг себя красными брызгами, детектив упал около маленькой калитки на улице Скриба.
Очнулся он в незнакомой комнате, где над ним хлопотал человек. Пьер пришел в себя лишь на какое-то мгновение, но успел заметить белую полумаску на лице мужчины.
— Так это Вы?.. — то ли как вопрос, то ли как утверждение одними губами прошелестел раненый.
В следующее свое возвращение в реальный мир, Барнье смог более детально рассмотреть своего спасителя. Высокий, хорошо сложенный мужчина, явно обладающий недюжинной силой; хищные, расчетливые движения и пластика танцора. Не скрытая маской половина лица была идеальна. Умные, даже слишком, глаза, от которых ничто невозможно укрыть.
— Вы меня изучаете уже десять минут. Что-то новое открыли в человеческой природе? — красивый баритон, словно темный бархат, окутывал все живое и не живое в окружающем пространстве.
Так началась эта странная дружба.
Когда произошли трагические события в Опера Популер, именно к Пьеру направился Эрик Дестлер. Именно маленький парижский детектив помогал бывшему Призраку с легальной жизнью добропорядочного буржуа, владельца акций в нескольких судоходных компаниях и просто приличного человека, месье Эрика Германа Дестлера. По легенде, сочиненной у камина серого особняка на улице Сен-Луи, мать Эрика была француженкой, отец — бельгийцем с немецкими корнями. Затем оказались выдуманы подробности, которые нужны были больше для досужих сплетников, без которых никак не обойтись при простой жизни приличного человека со средним достатком. Например, версия о происхождении шрамов на лице: она неотрывно была связана с появлением денег у месье Дестлера. Охота в индийских джунглях не только прибыльное, но и сопряженное с опасностями занятие. Например, знаменитая сушь. Пожар начался прямо во время охоты.
— Чем несуразней и глупее вымысел, тем быстрее в него поверят! — внушал Пьер Эрику. — Уж поверь моему опыту. А то, что во время пожара обожгло лицо, так это нормальный ход событий. Так бывает.
И самое главное, что верили. И уже не воспринимали как урода или ошибку создателя, а относились как к герою и храбрецу. И Эрику это нравилось. Нравилось чувствовать себя обычным, нормальным. С каждым новым знакомством он чувствовал себя уверенней.
Но если первое время приходилось себя буквально ломать, чтобы с каждым посторонним, любопытным взглядом не закрываться рукой, то последние пару месяцев он вообще порой забывал о шрамах. Ненадолго, но забывал.
Вот и теперь, слушая капитана, Пьер в очередной раз порадовался своей прозорливости — он вовремя отправил с одним уличным мальчишкой записку на улицу Сен-Луи и знал, что Эрик правильно расшифрует ее. Он умен, этот дьявол. Но, как и всех гениев, его губят женщины. Точнее, одна. Та, из-за которой сейчас стоит на ушах вся парижская полиция. Та, из-за которой Призрак чуть не свернул шею самому Пьеру.
Они никогда не говорили о Кристин. До того момента, как в дверь маленького дома Барнье постучал мокрый и замерзший Эрик, не укрытый маской. Тогда-то, впервые, Пьер услышал имя женщины, что держала в своих маленьких пальчиках кровоточащее сердце самого Призрака Оперы.
— Об одном прошу: если с ней что-нибудь случится, дай знать… — сидя на полу в прихожей, сорванным голосом сквозь рыдания хрипел Эрик.
— Сделаю всё, что смогу, — пообещал Пьер.
Он тогда не знал, что выполнить это обещание будет сложно. Почти невозможно — подпись под злополучным «не разглашать» жгла кровавым тавром инквизиции, что поставили капитан парижской полиции и странный епископ Д’Обиньи.