Близко-далеко

      Эрику было так хорошо, так легко и удобно, что просыпаться не хотелось. Его подбородка, покрытого недельной щетиной, касалось нечто нежно-шелковистое и ароматное. Глубоко вдохнув этот дивный запах, он вдруг… чихнул. То, что пахло столь приятно, неожиданно зашевелилось, закопошилось у него на груди, а потом потерлось о его плечо чем-то холодным и издало странный мяукающий звук. Призрак приоткрыл глаза, и первое, что он увидел, было розовое ото сна личико Кристин. Сонно хлопая слипшимися ресницами, девушка радостно заулыбалась Эрику. — Доброе утро… — обратилась она немного хриплым ото сна голоском, утренняя нега еще не отпустила ее. — Я люблю тебя, мое доброе утро, — шепнул Призрак, потянувшись к ней.       Этот день начался с поцелуя.       Глубокого.       Жадного.       Сладкого.       От этого поцелуя у Кристин звенело в ушах, а руки сами собой обвились вокруг крепкой мужской шеи. Его рукам так же нашлось применение — снять прекрасное платье с девушки нелегкая задача. Немного повозившись с застежками и истратив на них все свое терпение, эти же руки одним мощным рывком разорвали платье на изящной девичьей спинке. — Эрик! — возмущенный шепот Кристин сопровождался звуком сыплющихся, как горох, оторванных пуговок.       Мужчина только фыркнул — через мгновение та же участь постигла и корсет.       В утреннем свете, что пробивался сквозь неплотно задернутые шторы, кожа Кристин выглядела невообразимо прекрасной. Она так и манила губы Эрика коснуться. Коснуться и вверить ей всю нежность, бьющуюся через край его окрыленной любовью души. Этому соблазну невозможно было противостоять, и он сдался.       Призрак был опьянен, одурманен ее сияющей кожей, теплым дыханием и терпко-сладким ароматом молока и спелых яблок. В это волшебное утро она будто вся была соткана из этого пленительного запаха. Он щекотал его обоняние, дразня фантазию жаркими, невероятными образами. — Родной мой… Любимый, как мне было плохо без… Ох! — сорвалось с ее уст, и от этого блаженного стона Призрак совсем потерял голову.       Сбросив одним быстрым, но мягким движением с себя податливое тело возлюбленной, Эрик огромной массой вдруг навис над нею, алчно всматриваясь в её охваченное желанием лицо, запоминая каждый ее робкий вздох, каждое едва уловимое движение стройных рук, каждый жаждущий взгляд ее чудесных, темных, словно омуты, глаз. Желание обоих было настолько сильным, что, начнись тогда ураган или любая другая катастрофа, они бы и не заметили, не обратили малейшего внимания, сосредоточенные лишь друг на друге и страсти, обуявшей их этим прекрасным утром.       Их сплетенные тела двигались в каком-то удивительном танце, а стоны сладострастно аккомпанировали, разносясь по комнате и отражаясь звонким эхом от стен.       Мэг проснулась от звука сладкого стона из-за стены. Поначалу она даже не поняла, где находится и что вообще происходит. Но, повернув голову, она наткнулась на пытливый взгляд синих глаз Женевьевы. Девушка бессознательно хихикнула, глядя на искренне недоумевающую мадемуазель Жири. В этот момент стон раздался вновь, причем дополнился низким мужским. — О Боже… Кристин! Ей что, снова плохо?! — воскликнула Мэг и начала выбираться из постели. — Стой, глупая! — с трудом подавляя хохот, сказала Жени, хватая в последний момент Мэг за ткань сорочки и не давая ей слезть с кровати. — Кристин сейчас очень хорошо. И не только Кристин! — Но эти стенания… Вдруг ей снова снится кошмар?.. — растерянно залепетала блондинка. — Да-да, конечно, кошмар! — уже в полный голос смеясь, увещевала Жени. — Такой высокий, широкоплечий «кошмар» с зелеными глазами и раньше ещё носил маску. Ой! Не могу! — покатывалась с собственного остроумия дочь Пьера Барнье. — Хочешь сказать, что там с Кристин Призрак Оперы?! — завопила Мэг чересчур громко. — Тише, не ори, глупая! Нет, конечно. Там друг моего отца и, кстати, спаситель моей жизни. — А откуда его может знать Кристин? — окончательно запуталась Жири, когда из-за стены донесся протяжный мужской рык, и ему вторил такой же тягучий женский стон. — Вставай уж! — все еще хихикая, Женевьева отпустила сорочку блондинки.

***

      Когда Кристин вошла в кухню, то сразу столкнулась с Мэг. Девушка сидела за столом и сверлила вошедшую Дае недобрым взглядом. У Кристин вопросительно вскинулись брови, и она застыла в ожидании. — С кем это ты была в спальне утром? А?! Я все слышала! — Мэг повысила тон. — И Жени тоже слышала! — голос мадемуазель Жири начинал срываться на визг. — У тебя муж погиб, а ты!.. — копия Антуанетты почти захлебнулась своим воплем. — Вот что, детка! Ну-ка, прекрати повышать голос, ты не у себя в доме! Это дело Кристин — с кем, где и когда проводить свое время. И тебя, моя дорогая, это никак не касается, — в дверях оказалась мадам, облаченная в плотное домашнее платье всё того же траурного цвета. Женщину «украшала» та же прическа — пучок.       От слов матери Мэг как-то вся сдулась и потупила взгляд, при этом отчаянно краснея. — Кристин, ты за завтраком? — спросила мадам Жири, ласково улыбаясь, а потом, спохватившись, добавила: — Как ты себя чувствуешь? И Эрик… Как? — О, благодарю, превосходно. Эрик просил передать, что ему необходимо с Вами переговорить с глазу на глаз. Я сейчас нам соберу завтрак и потом дам Вам знать.       Кристин выглядела очаровательно в этой домашней обстановке. Она была одета в простое, но изящное платье из вельвета, а ее волосы были вычесаны и заплетены в замысловатую косу (у Эрика воистину ангельское терпение — победить эти кудри!). Легкое смущение только добавляло девушке шарма. О произошедшем с утра говорили лишь сумасшедшие, блестящие глаза. Их фантастическое сияние, когда она произносила его имя, — завораживало. Мэг еще никогда не видела подругу такой. Даже когда она стала невестой Рауля… Но тогда все омрачал Призрак Оперы… Стоп! Память вместе с природной сообразительностью наконец-то вернулась к юной Жири. «Так все-таки в той спальне и вправду был Призрак Оперы?! А это его дом?! Я вчера убиралась в жилище этого преступника?!»  — возмущение Мэг было столь сильным, что даже кончик её носа раскраснелся. «Ну, погодите! Вот приедет господин Барнье, я уж ему расскажу, с кем Кристин спуталась!» — от этой мысли стало немного легче.       А пока нужно держаться непринужденно, как ни в чем не бывало… — Мэг, о чем задумалась? — Женевьева сидела напротив и неотрывно смотрела на девушку. — Если ты о владельце дома, в котором спала последние пару ночей, то советую при мне и моем отце даже думать о нем хорошо, — в голосе Жени звучала плохо скрываемая угроза. — Ах! Ты ничего не знаешь и не понимаешь! Этот человек преступник и должен сидеть в тюрьме, а то и вовсе его нужно казнить! — вскричала Мэг. — Поверь мне, я знаю все о Призраке Оперы! — с акцентом на «все» резко произнесла мадемуазель Барнье. — Как это?.. Все-все? — Мэг не верила своим ушам. — Да, мадемуазель Жири. Эта юная особа — истинная дочь своего отца, — она и впрямь знает обо мне все!       Медленно повернув голову, Мэг уставилась на стоящего в дверях Призрака. Он стоял в непринужденной позе, опершись плечом на дверной косяк и скрестив руки на груди. И… он был без маски.