За бортом

Темные окна поместья Малфоев казались пустыми. Свежий ночной ветер чуть задевал верхушки аккуратно подстриженных кустарников, под светом бледной луны их благородная зелень превращалась в безжизненный серый. Драко вернулся домой слишком поздно, чтобы застать родителей бодрствующими. Около полуночи в поместье спали даже домашние эльфы. Он мог бы разбудить одного из них. Достаточно лишь позвать, и ужин будет готов в течение нескольких минут. Но Драко так устал, что не хотел видеть ни одной мерзкой подобострастной эльфийской рожи. Он сбросил пальто, прекрасно зная, что наутро оно будет вычищенным и отглаженным висеть на прежнем месте, и отправился на кухню. По дороге он вяло размышлял о Гарри Поттере, который оказался привязан к своей подруге не меньше, чем она к нему. «Хочешь, чтобы я молчал? — с усмешкой спросил Драко, поднимаясь на ноги посреди дуэльного зала. — Молчание имеет цену, Поттер. И однажды я назову свою». Больше Гарри ни о чем не спрашивал. Лорд Малфой улыбнулся, вспоминая выражение его лица. Всегда приятно иметь в запасе что-то, чем можно надавить на заместителя главы аврората. Предусмотрительно пригнувшись перед входом в кухню, Драко взмахнул палочкой, и несколько факелов зажглись на стенах помещения. Странный булькающий звук привлек его внимание, повернув голову в сторону разделочного стола, Драко замер. Скорпиус сидел там с кружкой чая, которым, очевидно, только что подавился. Ни один из них не ожидал увидеть другого на кухне в столь поздний час. Ну, конечно, когда-то же мальчик должен есть! И если Драко в детстве воровал еду с кухни только по большим праздникам, для Скорпиуса это была ежедневная необходимость, если он не хотел трижды в день встречаться со своей семьей. А он не хотел. Мальчик быстро запихнул в рот последний кусок хлеба с беконом и принялся с ожесточением его пережевывать. Он все еще щурился от света факелов, сам он не зажигал их из опасения быть обнаруженным, а к темноте легко привыкнуть, если за долгие месяцы подрывной деятельности хорошо запомнил, где лежит еда. — Кхм, — Драко прочистил горло. — Как жизнь? Скорпиус перестал жевать и поднял на него свои темно-синие глаза. Глаза Астории. Были и другие чистокровные волшебницы, на которых Драко мог остановить свой выбор десять лет назад, включая старшую сестру Астории, Дафну Гринграсс. Но каждый раз, когда эта девушка, разговаривая с ним, томно вздыхала и отводила взгляд, Драко хотелось отвернуться и зевнуть, пока она не видит. Прием в доме Гринграсс был ее звёздным часом. Дафна прекрасно об этом знала и делала все, чтобы обратить на себя внимание. Что делала в этот момент Астория? Развлекала гостей в саду своим потрясающим умением метать ножи по соломенным мишеням. Лорд и леди Гринграсс делали вид, что ничего особенного не происходит, но это удавалось им с трудом. Каждый раз, когда Астория попадала точно в цель с десяти ярдов и победоносно вскрикивала, оповещая об этом всех собравшихся, на лицах ее родителей отражался весь спектр эмоций от раздражения до паники. Многие в тот вечер решили, что она сумасшедшая. Драко решил, что она прекрасна. Он женился на Ларе Крофт и следующие десять лет беспрестанно удивлялся, почему это она не сидит в поместье, вышивая крестиком. Астория бредила путешествиями с самого начала, ее прекрасные синие глаза горели жаждой открытий. Невозможно было не слушать, когда она рассказывала о чужих землях и затерянных континентах. Она мечтала увидеть Африку, Бразилию, Индонезию и лично познакомиться с неповторимой магией этих стран, но ее собственные родители были слишком консервативны, чтобы позволить ей подобное времяпрепровождение. Едва обосновавшись в поместье Малфоев, она перевернула вверх дном библиотеку в поисках старых географических атласов и книг, изданных до принятия Статута о Секретности, навсегда разделившего этот мир надвое. Если бы Драко только слушал ее с самого начала, он бы понял, что Астория никогда не станет сидеть в четырех стенах, но ему даже в голову не приходило, что ее представления о счастливой жизни могут резко отличаться от его собственных. Жажда открытий была чем-то таким, за что он полюбил ее, но позже стала тем, за что он ее возненавидел. Работа в дипломатическом корпусе Министерства Магии позволяла им много путешествовать вместе, но между тем, что под словом «путешествия» подразумевал Драко, и тем, что под ним подразумевала Астория, зияла пропасть от коктейлей и шезлонгов до костров, циновок и москитных сеток. Со временем оба пришли к выводу, что гораздо лучше проведут время по отдельности. Драко любил свою жену, он верил, что это пройдет. И когда на свет появился Скорпиус, так и случилось. Молодая леди Малфой надолго осела в поместье, рядом со своим мужем и сыном, но каждую ночь Драко приходилось уносить ее на руках из библиотеки, где она засыпала над картами среди переломанных перьев и набросков будущего маршрута. Астория ни на минуту не забывала о том, чего на самом деле хочет, и как только Скорпиус более или менее стал обходиться без матери, она уехала в свое первое путешествие одна. Нарцисса была в ярости, она рассчитывала на то, что невестка займет место по правую руку от нее, приветствуя гостей в поместье Малфоев, что она станет украшением этого дома. Драко только посмеивался, он не придавал этому значения. По большому счету ему было все равно, чем занимается его жена, до тех пор, пока она возвращается к нему. Но со временем она стала делать это все реже. Астория возвращалась из очередной поездки счастливой, полной надежд и, по меркам семейства Малфой, прямо-таки неприлично загорелой. Она умоляла Драко отправиться с ней хоть раз, но уже тогда он отчетливо понимал, что такая жизнь не для него, и отказывался снова, снова и снова. Тогда она стала брать с собой Скорпиуса, потому что во время своих долгих отлучек скучала по нему так же, как и по мужу. Карьера Драко в Министерстве шла в гору, он видел красоту в словах, взглядах и туманных намеках, которые, при удачном стечение обстоятельств, останавливали конфликты между странами или же, напротив, разжигали их. Лорд Малфой был рожден и воспитан для этого, игры со властью стали его стихией. Он мог заставить кого угодно сделать что угодно, но не мог заставить свою жену вернуться домой. Пару лет назад, когда Астория и Скорпиус вернулись из очередной поездки, Малфои с ужасом обнаружили, что их семилетний наследник говорит по-английски с акцентом. Скорпиус не знал этикета, не понимал разницы между магглорожденными и чистокровными, не умел говорить вполголоса, сидеть на месте дольше пяти минут и, в общем-то, был обыкновенным ребенком. Слишком обыкновенным для семьи Малфой. Кружка громко стукнула по столу, Скорпиус поднялся и вышел из кухни, стараясь не встречаться взглядом со своим отцом. Он знал, что подобное обращение сойдет ему с рук. В отличие от Люциуса, Драко никогда не выдумывал изощренных наказаний, вроде переписывания от руки справочника чистокровных семейств магической Британии. Шаги быстро стихли в длинных коридорах поместья, Скорпиус отлично ориентировался в темноте. Оставшись в одиночестве, Драко прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Почему Скорпиус не вел себя как Хьюго Уизли? Потому что Рон Уизли никогда не вырывал сына из рук матери, игнорируя просьбы и слезы ребенка. Рон Уизли никогда не наставлял палочку на свою жену, угрожая проклясть ее, если она еще раз заберет сына с собой, и даже если она просто сдвинется с места, чтобы на прощание обнять его. В тот момент Драко был уверен, что поступает правильно. Наследник семьи Малфой должен быть Малфоем — образованным, опрятным, вежливым и умным ребенком, а не маленьким дикарем с коллекцией гусениц в пенале. Но сейчас мир двоился перед его глазами: в одном дети были предметом гордости и престижа, в другом — просто детьми. Правда состояла в том, что Драко забыл о своем сыне еще до того, как забыл о себе. И в этом уж точно не была виновата ни Гермиона Грейнджер, ни Астория урожденная Гринграсс, ни Нарцисса и Люциус Малфой вместе взятые. Когда, после грандиозного скандала, Астория покинула поместье в одиночестве, Драко тоже стал бывать дома реже, оставив своих родителей самостоятельно вести партизанскую войну с его сыном. Драко купил лодку, чтобы под благовидным предлогом не проводить дома уикэнд, обзавелся несколькими подружками, которых навещал в зависимости от настроения. И, несмотря на огромное разочарование в семейной жизни, сумел убедить себя в том, что все сделал правильно. И так продолжалось бы еще очень долго, если бы в один прекрасный день Гермиона Грейнджер не вышвырнула его за борт собственной жизни.

***

Все попытки Драко заговорить с сыном заканчивались в точности как первая. Через неделю Скорпиус попросту начал обходить отца по еще более широкой дуге, чем прежде. Единственным человеком, которого мальчик регулярно удостаивал своим вниманием, был его дед, но игнорировать Люциуса было чревато весьма неприятными последствиями, так что у него просто не было выбора. Пасмурным осенним утром, спеша на службу в министерство, Драко увидел их у огромного камина в гостиной. Практически седой, но все еще статный Люциус возвышался над своим внуком, опираясь на трость, точно изваяние старого короля. — В пятницу вечером, — в голосе лорда Малфоя слышались стальные нотки, — ты отмоешь руки, наденешь чистую одежду и будешь вести себя очень вежливо с нашими гостями. Скорпиус сложил руки на груди и взирал на деда исподлобья. Как и его мать, мальчик терпеть не мог приемов, они казались ему скучными, но это была неотъемлемая часть жизни в поместье. — И, разумеется, — продолжал Люциус, — ты не станешь брать с собой каких бы то ни было животных, насекомых, рептилий или птиц. Ты понял меня? Скорпиус сосредоточенно кивнул. Драко остановился в дверном проеме, озадаченный происходящим. Обычно Скорпиус отказывался до тех пор, пока старший лорд Малфой не переходил к угрозам запереть его в комнате на пару дней, и соглашался только после того, как угрозы приводились в исполнение, и не оставалось ни малейшей надежды на то, что рука Люциуса дрогнет, закрывая замок. — Повтори, — потребовал Люциус, такая покладистость и его удивила. — В пятницу вечером, — отчетливо проговорил мальчик. — Чистая одежда и примерное поведение. Никаких животных, насекомых, рептилий или птиц. — Прекрасно, — улыбнулся Люциус, — я рад, что мы в кои-то веки поняли друг друга. Улыбка, которой осветилось лицо Скорпиуса после того, как хозяин поместья отвернулся и размеренным шагом направился в свой кабинет, заставила Драко нахмуриться. Он все еще помнил, как его сын улыбался, когда бывал счастлив — его глаза блестели, а на щеках появлялись ямочки. Но сейчас Скорпиус улыбался не потому, что ему весело, он предчувствовал какое-то мстительное торжество, и в этом напряженном ожидании как никогда напоминал своего деда. Драко отправился на работу с дурным предчувствием. При всем желании, он не мог найти в этом соглашении изъяна — если Скорпиус пообещал, что будет вести себя хорошо и не станет эпатировать публику очередным мерзким питомцем, значит, так он и сделает. Но эта улыбка не оставляла сомнений — что-то здесь не так. Драко не мог избавиться от ощущения, что ежегодный августовский прием находится под угрозой полного провала. «Скорпиус — всего лишь девятилетний ребенок, — про себя рассуждал он, — у него даже волшебной палочки нет! Ну что он может натворить, находясь среди десятков взрослых волшебников в течение одного вечера?» Драко Малфой катастрофически недооценивал своего сына.