Последний феникс

757 год от основания Алавинора. Шел 235 год его раздробленности.

      После обеда король Селнар II Эландорский направлялся в свой кабинет, где его уже ждал командующий Стелдрод. Несмотря на немолодой возраст, монарх был силен и телом, и умом и считался достойным правителем. В неспокойное для всего разделившегося Алавинора время быть достойным королем означало либо приумножить, либо сохранить могущество доставшегося по наследству государства.       Эландор долгое время крепко стоял на ногах и одним из самых сильных государств раздробленного Алавинора с самой многочисленной и могучей армией и плодородными землями.       Но все преимущества, все превосходство постепенно обратились против Эландора, когда пять лет назад трон Диомера унаследовал Вердерт II, о чьей жестокости и жадности знал весь Алавинор. Селнар собирался править мирно и спокойно до конца своих дней, но его планы нарушились. Селнару удалось оградить Эландор от военных баталий и диомерских разбойников. Эландор продолжал жить мирно, за исключением лишь солдат, чьим долгом было защищать свое королевство. Для этого они отправлялись в Митор - земля на севере Алавинора. Более ста лет назад Митор был центром военных действий. Жители покинули его тогда и так и не вернулись на родину, освоившись в других королевствах. Из-за отсутствия хозяев дома там разрушились, поля оскудели — жизнь пропала, оставив после себя только зверей. Поэтому Митор был идеальным вариантом: людей, далеких от войны, сражения не заденут. Эта непривлекательная территория никому не принадлежала, а добираться эландорским солдатам можно было через Намирон по безопасным путям. Не успел Вердерт и помечтать о покорении Алавинора, как Селнар преградил путь открытой войне и сосредоточил все войска в Миторе, где время от времени происходили локальные сражения.       У дверей кабинета уже стоял командующий Стелдрод, седовласый мужчина лет пятидесяти. Увесистые доспехи были как нельзя кстати, потому что под ними можно было скрыть худого старика, постепенно теряющего свою сноровку.       — Все готово для поездки в Ридвер? — спросил король, открыв дверь и сев за стол, как всегда заваленный бумагами.       — Ваше величество, я должен сообщить важные новости… — бодрым голосом ответил командующий, стоя в нескольких шагах от короля. — Недавно во всех трех королевствах Ридверского союза произошли набеги диомерцев. Король Анегер Ридверский бежал в Митор — нейтральную территорию для всех нас —, чтобы переждать набеги.       Селнара эти новости застали врасплох. Он сел за стол, снизу вверх глядя на Стелдрода, который проявил завидное спокойствие, когда докладывал неутешительные вести.       Ты же знаешь, как я дорожу Ридвером, — промолвил Селнар, пристально глядя на главнокомандующего.— Мирный договор с королем Анегером - это залог нашего спокойствия. Если Ридвер будет не на нашей стороне, а на диомерской - нам конец. Диомерцы окажутся в Эландоре.       Потому что Ридвер для нас, как ворота, - кивнул Стелдрод. - Я понимаю, ваше величество. Поэтому я вижу только один выход: пока мы не потеряли нашего ценного союзника и пока Вердерт не успел переманить его на свою сторону, нам нужно успеть продлить мирный договор. Вам нужно отправиться в Митор. К тому же сегодня вам пришло письмо. Здесь печать Ридвера.       Селнар осторожно взял письмо. Действительно, оно было запечатано и на печати прослеживались очертания боевого коня - символа Ридвера. Король быстро раскрыл письмо и в первую очередь взглянул в самый низ, где Анегер начеркал свою маленькую нервную подпись. И только затем, удостоверившись в подлинности письма, Селнар принялся за чтение.        — Похоже, ваши с Анегером мысли совпадают, - задумчиво протянул король, не отрывая глаз от бумаги. - Он тоже считает, что нам нужно встретиться в Миторе. Но разве там сейчас безопасно? Стелдрод позволил себе без позволения присесть напротив короля.       — Уверен, что да, ваше величество, - ответил главнокомандующий. - В Миторе войска Вердерта уже второй год терпят поражение. А пять месяцев назад, как вы знаете, наши солдаты вместе с намиронцами разгромили врагов, после чего Вердерт не высовывается в Митор. Затишье Диомера пришлось на нужное время, так как срок мирного соглашения с Ридвером истекает с каждым днем. К тому же думаю, что интересы Анегера совпадают с нашими. Он молод и неопытен, так что вражда ему ни к чему.       Селнар, точно от головной боли, закрыл глаза и погрузился в раздумья. Если отправляться на север, то путь туда и обратно увеличивается на пять дней. Он так надеялся без препятствий приехать в Ридвер или пригласить его короля в Элмир, столицу Эландора, но треклятые диомерцы снова нарушили все планы.       Стелдрод заметил смятение господина и, уверенный в своем решении, сдаваться в намерении уговорить короля ехать предложенным им путем не собирался.       — Ваше величество, надо воспользоваться тем, что в Миторе нет диомерцев и заключить уже этот договор.       — Думаю, вы правы, Стелдрод, — закопошился король, разговаривая уже не с военачальником, а больше с самим собой. — Терять Ридвер я не намерен. Слишком много усилий мой отец приложил для заключения этого мирного договора. Но мне нужно обдумать этот план получше, вечером и встретимся. Сейчас вы свободны. Спасибо.       Пока Селнар занимался важнейшими государственными делами, его дочь, переодевшись одежду для езды отправилась в конюшню, куда она протопала путь со всех сторон, чтобы отец не заметил ее выходок.       Многие кони еще дремали то ли из-за разморившей жары, то ли за ненадобностью. Лишь один скакун не спал и знал, что его хозяйка вот-вот придет. Рейна нашла уже ждавшего ее Алмаза и погладила светлую, словно лунный свет, гриву. Маленький белый скакун, подаренный ей десять лет назад, вырос в красивого и быстрого коня, с которым никто не мог поравняться скоростью.       Почти каждый день Рейна отправлялась со своим верным другом на ближайшую опушку леса, располагающуюся недалеко от замка. В чертогах уже давно было тесно, а за их пределы не всегда выходил даже король. Только в день своего рождения, чтобы по традиции принять дары жителей столицы, или чтобы совершить путь в другой город или другое государство. Без надобности — никогда. Изучив все закоулки, каждый угол и каждый поворот замка, душа Рейны стремилась куда-то дальше, за пределы дома. Отец не одобрял такого стремления дочери, особенно после нападения на нее разбойника, даже не подозревавшего, что перед ним принцесса. Ни внешний вид, ни навыки не выдавали ее происхождения. В лес она всегда отправлялась в простой и удобной для езды одежде, а владела мечом лучше некоторых солдат — еще один повод для негодования переживающего отца. Однако разбойник оставил на Рейне пару царапин, которые не ускользнули в тот день от внимания короля. С того дня Рейне было запрещено покидать замок без разрешения Селнара и сопровождения солдат.       Она понимала переживания отца, но слушать его не собиралась. Смысл ездить в лес со стражей, если Рейна отправлялась туда за единственной целью: побыть одной и почувствовать себя свободной? Особенно сейчас, когда она была помолвлена с принцем королевства Тапприн, которое простиралось за горами Эландора. Особо Рейна не противилась: ее всю жизнь готовили к тому, что рано или поздно придется выйти за представителя другого королевства и покинуть дом.       С каждым разом все больше и больше солдат отправлялись в Митор, и Селнару нужно было восстанавливать численность войск для защиты Эландора. У Тапприна была самая большая армия за пределами Алавинора. Даже если они отправят малую часть военной силы в Эландор, будет более чем достаточно. Королю союз его дочери и наследника короля Тапприна — принца Гарала — казался исключительной удачей.       Рейну радовала перспектива помочь ее королевству, ее дому, к тому же наследный принц не вызывал у нее ни капли отвращения. Темноволосый, кареглазый и хорошо сложенный жених при встрече отличился учтивостью и вежливостью к будущей жене. Свадьба должна была состояться уже скоро, поэтому Рейна собиралась насладиться последними днями в родном Эландоре.       Алмаз громко заржал в приветствие своей хозяйке, чем привлек внимание стоявшего неподалеку Лама Хорфли. Рейна обычно пыталась уехать без разрешения своего бывшего учителя верховой езды, чтобы старику не приходилось ее прикрывать. В этот раз не удалось. Хорфли, ныне смотритель конюшен, прибежал и увидел подопечную, прижавшую указательный палец к губам, чтобы конюх не причитал.       — Ваше высочество, ваш батюшка мне голову оторвет! — сетовал Лам, размахивая руками.       — Мой батюшка ничего не узнает, — улыбнувшись, сказала Рейна, села на Алмаза и отправилась навстречу ветру.       Ей месяц назад стукнуло девятнадцать лет. Она, как и все эландорцы, давно уже забыла, что такое смех и радость без привкуса боли и страданий. Два года назад от тяжелой болезни быстро и стремительно умерла ее мать, королева Лира. Рейна видела всю тяжесть, которую нес на себе отец после смерти жены.Пока все предавались грусти, семнадцатилетняя Рейна будила, преодолевая собственную боль, родных от ужасного сна и буквально заставляла их и себя жить дальше. С тех времен она и полюбила ездить на свою любимую опушку недалеко от замка.       Вновь каштановая коса скакала навстречу свободе. Рейна чувствовала, как теплый ветер гладил ее лицо, будто приветствуя старую знакомую. Ощущать скорость, до которой разгонялся Алмаз, с какой легкостью он перескакивал все низкие заборы, большие ямы и речушки, видеть мелькающие деревья, своей богатой кроной закрывающие лучи солнца, — все это заставляло бешено биться сердце свободолюбивой Рейны.       Было у нее любимое место на этой опушке: большой старый дуб на берегу узкой реки. Стоило только наезднице направить коня, как он все понял и по привычке поскакал к этому месту. Через несколько мгновений дуб уже был виден, а Алмаз бежал рядом с водой, и Рейна могла лицезреть на ее поверхности играющие блики солнца.       Доставив хозяйку к дубу, конь резко остановил свой стремительный бег.       — Отдохни, дружок, — спешившись, сказала Рейна, но выносливому Алмазу отдых был вовсе не нужен.       Она присела под дуб и прислонилась к нему спиной, обратив взгляд на богатую крону. Сквозь нее проглядывались голубое небо и яркие лучи солнца, от которых время от времени Рейна жмурилась. Она закрыла глаза и прислонила макушку к дереву — так все чувства в разы обострялись. Слышались звонкое пение птиц, тихое журчание реки, довольное ржание наслаждавшегося водой коня. Все это волей-неволей вызывало у Рейны умиротворение и расслабленную улыбку. Ее лицо иногда щекотали выбившиеся из косы волосы, а трава ласкала нежные руки, которые уже нашли упавший листик и вертели его, пока не отпустили на волю.       Только два человека знали об этом месте: Риднар, однажды проследивший за вечно пропадавшей сестрой, и Алден, принц Намиронский, гостивший несколько недель в Эландоре три месяца назад.       Каждый день они проводили друг с другом, разговаривая обо всем на свете, и даже вместе тренировались на мечах. Рейна боялась, что своими увлечениями спугнет Алдена, но тот, напротив, оценил все ее умения и был приятно удивлен бойкости принцессы, которой нравилось, что перед гостем не было необходимости притворяться.       Поэтому в один день она и показала ему это волшебное место. Одевшись так же, как и теперь, Рейна постучалась утром к принцу, одним взглядом показала следовать за ней, и они оба отправились на опушку, которая тогда, в последний месяц весны, расцвела во всей красе. «Это потрясающе!» — восклицал Алден. Рейна, словно маленький ребенок, радовалась, что ему понравился ее живописный мирок, в который она впервые рискнула кого-то пустить.       И успела тысячу раз об этом пожалеть. После отъезда Алдена Селнар позвал ее и рассказал, чем он занимался долгое время. Король уже год искал подходящую кандидатуру для дочери, его сокровища, которую он никак не мог отдать недостойному. Селнар не собирался отправлять ее ни в одно из королевств Алавинора и искал сильное, могущественное государство, которое в случае войны сможет защитить его дитя. Когда его взор обратился к Тапприну, король хотел лишь одного: пусть наследный принц, как раз тогда искавший невесту, будет таким же достойным, как и его королевство. Селнар предупредил Рейну о предстоящем приезде делегации из Тапприна и возможной помолвке и спросил, готова ли она к таким изменениям. В тот момент Рейна впервые пожалела о том, что дала волю чувствам, ведь ей пришлось ответить «да». Тяжелое, но такое нужное «да».       Помочь родному дому, даже если придется его покидать, — к этому она давно была готова, встреча с Алденом лишь отяготила принятое решение, но изменить его она уже не могла. Незачем зарождаться новым чувствам, когда нужно их ростки вырубить на корню, пока не поздно, или не видать ей счастья в браке, все еще возможного, если сердце невесты свободно.       «Я вернусь, обещаю», — сказал на прощание Алден, но Рейна всей душой надеялась, что принц не из тех людей, кто держит свое слово. Через месяц она встретилась с Гаралом, и реальность заставила ее позабыть о глупых и несбыточных мечтах. Оставить Алдена где-то в далеких глубинах сердца и надеяться на нескорую встречу — мудрое решение.       Не успела Рейна погрузиться в легкую дрему, чтобы на время забыться, как резкий хруст веток заставил ее рефлекторно освободить меч из ножен, который за пределами замка всегда был с ней. Алмаз резко оторвался от воды и сладкой травы и навострил уши. Конь подошел к хозяйке и напряг ноги от чувства приближавшейся опасности. Незнакомец определенно направлялся в их сторону — оставалось лишь ждать, когда он выйдет из чащи на опушку. Хруст веток продолжался, что Рейну насторожило еще больше: этот человек не собирался скрываться и не следил за осторожностью. А может, это был вовсе не человек, а крупный зверь?       Как только хруст стал совсем близок, Рейна встала в боевую позицию, готовая вмиг отразить любой удар. Она подошла ближе к деревьям, чтобы вовремя разглядеть потенциального соперника. Тень все больше выходила на свет. Тень на коне. Как только наездник вышел из чащи, Рейна опустила меч, а конь, презрительно фыркнув на нарушителя покоя, снова направился к воде.       — Будешь в следующий раз так подкрадываться — точно нарвешься, — сказала она брату, убирая оружие в ножны.       — Не сомневаюсь, — засмеялся он, слезая с коня.       — Зачем приехал? Отец злится? — на мгновение испугалась Рейна, но увидев спокойное лицо Риднара, отбросила напрасные волнения.       — Он вплотную занят поездкой в Ридвер и заключением договора. Отцу пока не до нас, поэтому можем спокойно гулять.       — И ты не будешь как всегда читать нотации, уговаривать вернуться быстрее в замок? — хитро спросила Рейна, вскинув одну бровь.       — Не знаю, сможешь ли ты поверить в это, но не буду, — так же хитро ответил Риднар, приобняв ее за плечи. — Позволишь нарушить твое одиночество?       — Что случилось с моим правильным братом? — наигранно воскликнула Рейна.       — Случилось то, что неправильная сестра через месяц выйдет замуж и правильный брат будет очень скучать.       Рейна сбросила маску наигранности, улыбнулась светлой улыбкой, озарившей все вокруг ярче летнего солнца. Риднар улыбнулся в ответ и крепко обнял младшую сестру. Он частенько читал нотации Рейне, ругался за ее проделки, злился, когда она не слушалась старших. Риднар же и подарил ей именной меч, упражнялся с Рейной в фехтовании уже не первый год, зная, что она будет достойным противником, и прикрывал перед отцом, когда тот обнаруживал, что дочери нет в замке.       Рейна была очень похожа на отца и брата: такие же каштановые волосы, ровные губы, белая бархатная кожа, черные и длинные ресницы, обрамляющие выразительные лазурные глаза — единственное, что внешне отличало ее от Селнара и Риднара, обладателей зеленых глаз цвета летней листвы.       Риднар вырос более покладистым и спокойным, нежели Рейна. Принца всегда воспитывали как будущего короля. Волею судьбы у Селнара и Лиры родились двое детей, поэтому Риднар был единственным сыном и наследником. Благо он отличался крепким здоровьем, и ни у кого не оставалось сомнений, что когда-нибудь принц станет Риднаром IV.       Высокий рост, прямая королевская осанка, темно-каштановые и немного вьющиеся волосы, зеленые глаза, породистые черты лица и благородная кровь — все девушки Эландора считали его завидным женихом, однако Селнар настаивал только на выгодном альянсе, а принцесс с богатым приданым в виде армии или золота пока не находилось.       — Ты готова, лучик? — спросил он и присел рядом с ней под крону дуба. — Ведь всего месяц остался. Не страшно?       — Гарал видный, вежливый, обходительный — настоящий принц, — ответила Рейна, задержав дыхание, будто что-то еще собиралась сказать. — Думаю, мне нечего бояться.       — Но он не Алден, верно? — договорил Риднар то, что она никогда бы не сказала.       — Он и не должен им быть. К тому же принц Намиронский лишь хороший друг, вот и все.       — Рейна, Рейна. Обманывай кого хочешь, но не меня, человека, который знает тебя лучше, чем кто бы то ни было. Я же видел, как ты смотрела на него.       — Как я смотрела? — спросила Рейна, переметнув взгляд с реки на брата.       — Не знаю, как точно объяснить, — с грустью промолвил Риднар и опустил глаза на медленно колышимую ветром траву. — Но я так же посмотрел на Латеит, когда впервые увидел ее.       Рейна видела, что произносить имя возлюбленной брату было словно пройтись ножом по сердцу. Она взяла его ладонь и крепко сжала в своей, отчего Риднар поднял глаза и посмотрел взглядом, будто говорившим, что все в порядке.       Рейна помнила, как сердце ее брата настрадалось, когда принцессу Латеит Сиклимендскую, в которую Риднар влюбился еще подростком, выдали замуж за принца Бертена из Канагерта. Любовь эта была взаимна. Сколько Риднар ни ругался, ни скандалил с отцом, который мог предложить королю Сиклименда, Панарейту, его кандидатуру в мужья Латеит, ничего уже нельзя было изменить. Панарейт был неприступен в своем решении, как скала, и собирался отправить дочь за Алавинор, чтобы та жила в спокойствии за свою жизнь, не зная жестоких распрей. К тому же и Селнар не видел смысла в союзе между принцем и принцессой и без того союзнических государств. Он понимал желание Панарейта выдать дочь замуж за горами, тем самым обезопасив существование дорогого чада. Ведь через некоторое время Селнар так же поступил с Рейной, устроив помолвку с принцем королевства, находившегося за пределами Алавинора. Поэтому он поддержал альянс Латеит и Бартерда и не стал выдвигать кандидатуру Риднара, думая, что сын вскоре успокоится и забудет об этой юношеской влюбленности.       Король оказался не прав. В день свадьбы принцессы Сиклименда, а затем и Канагерта Рейна нашла в комнате брата, сидевшего на коленях в окружении разбросанных книг и порванных бумаг. Он сметал все, что попадалось ему под руку, и никого не желал видеть. Тогда именно Рейна смогла разделить с ним горе. Она зашла в комнату и, несмотря на возгласы брата уходить, села рядом на колени и молча, без лишних слов, не имевших тогда никакого смысла, сжала Риднара в объятиях и просидела так, пока он не заснул. Рейна вслед за братом погрузилась в сон, прижавшись спиной к стене. Посреди ночи она почувствовала, будто летит над полом комнаты, после чего резко стало так мягко и тепло, что у Рейны не нашлось сил пробудиться. Очнувшись, она поняла причину такого странного чувства: посреди ночи Риднар с пола перенес ее на свою кровать и накрыл мягким одеялом, а сам ушел в коридор и до утра сидел на софе, пока сон снова не настиг его.       Тоска по неосуществленным мечтам и свежие раны не позволяли рассматривать Риднару еще каких-либо претенденток на роль будущей королевы Эландора, которая, по представлению Селнара, обязательно должна была быть из государства за пределами Алавинора, не менее сильного, чем Эландор. Статная, красивая и женственная. Смиренная и терпеливая девушка, в чьих силах было вынести бремя жены будущего короля. Для Селнара идеалом была его любимая Лира, после смерти которой он сломился, и даже государственные дела так и не смогли вернуть в нем прежнего, бодрого, сильного монарха.       Те события двухлетней давности еще больше сблизили королевских детей, и даже безукоризненный до жути Риднар старался идти на уступки и не читать правила морали Рейне, когда ее поведение не соответствовало его идеалам. Дошло до того, что Риднар не только не возмущался возмутительной вылазкой сестры, а еще и сидел рядом с ней.       — Уже не важно, — отмахнулась Рейна. — Важнее то, что я смогу помочь своему дому — в этом мое предназначение с самого детства, разве нет? В отличие от тебя я могу это сделать только с помощью альянса. А вот ты, мой дорогой брат, станешь королем и будешь навещать свою счастливую в браке сестру.       Риднар видел, что Рейна уходит от его вопросов, направляя разговор в другое русло. Он не стал больше мучить ее.       — Я горжусь тобой, Рейна, — улыбнувшись, сказал Риднар, вглядываясь в родные черты сестры, которая появилась в его жизни, когда ему было всего три года, и с того момента они росли бок о бок. — И как был удивлен, узнав, что ты даже не пыталась изменить решение отца. И ты поступила правильно, что не стала спорить. Эти бесполезные словесные баталии все равно бы ни к чему не привели — уж поверь мне.       — Да, не пыталась. Чем скорее я выйду замуж, тем лучше. Пока мое сердце никому не принадлежит. Я не питала надежд по поводу брака по любви. После… После истории с Латеит я уяснила, что все в руках отца. Прости, но твой пример тому доказательство. Если бы ты не влюбился в Латеит… будь твое сердце свободно, то без сомнений женился бы на какой-нибудь принцессе и был бы счастлив.       — Ты так думаешь? — спросил Риднар, нахмурив лоб.       — Мама же была. Ее тоже выдали замуж ради выгодного союза, но тем не менее они с отцом полюбили друг друга. Их совместная жизнь позволяет мне верить в то, что я смогу по-настоящему полюбить Гарала. Со временем, конечно, но полюбить.       — Мне бы хоть каплю твоей веры в лучшее, — выдохнул Риднар и приобнял сестру, которая положила голову ему на плечо. — Может, я последую твоему примеру и все же найду себе принцессу. Даже не важно какую — главное, чтобы по лесам не бегала. Только с сестрой отмучился — жену отлавливать на различных опушках не собираюсь.       Рейна толкнула локтем брата в бок, отчего тот сначала застонал, а затем расхохотался, заразившись звонким смехом сестры. Она воспользовалась моментом и повалила брата на траву, а сама устроилась обратно под кроной дуба. Риднар не торопился вставать. Его взгляд застыл на плывущих облаках, которые будто тянулись к лучам солнца, и лишь иногда эту идеальную картину дополняли птицы, кружившие по голубому небу, пока не находили подходящую для отдыха ветку.       — Теперь я понимаю, что ты нашла в этом месте, — сказал Риднар, подложив руки под голову. — Куда ни глянь — спокойно, размеренно, словно мы в другом мире. Но все же я бы не советовал здесь задерживаться, потому что отец в любой момент хватится нас.       — Ты неисправим, — ухмыльнулась Рейна, вставая на ноги. — Ну что ж, ваше высочество, тогда побережем нашего отца и поскачем домой?       Она свистнула, подзывая Алмаза и Рубина. Риднар лениво встал, отряхнулся, брезгливо смахнув пару букашек с ноги, и следом за Рейной сел на коня.       — Только не думай, что я дам тебе фору, — язвительно сказала она и галопом направилась в сторону замка.       В чем точно Рейна не могла себе отказать — соревнования, которые же по обыкновению сама и затевала. Глупый человек ввязывается в состязания ради победы, а мыслящий — ради самоиспытания. Рейна глупой не была. Из любого падения она делала выводы и выносила полезные уроки, с каждым разом совершенствуя свои навыки и превосходя учителей, гордых королевской подопечной. Поэтому со временем даже не каждый солдат мог победить в тренировочных боях ее высочество и не каждый верхом на коне мог обогнать молниеносного Алмаза с его искусной наездницей-хозяйкой.       Вот и сейчас Риднар повелся на провокацию и пытался сравняться с сестрой, и как только его цель была близка, Рейна, словно играя, сразу же отрывалась. Если кто-то хотел узнать этих титулованных молодых людей поближе, ему просто нужно было посадить их на коней. Во время скачек весь характер наездников вырывался наружу. Осторожный и предусмотрительный Риднар, тормозящий Рубина перед каждой ямой, лужей или мелкой речкой. Стремительная, эмоциональная, не знающая страха Рейна, не позволяющая таким мелочам вставать на ее пути, готовая на все ради достижения желаемой цели.       Стремглав наездники добрались до замка, и Риднар, потерпевший в гонке поражение, дернул Рейну за руку.       — Не отходи далеко от меня: гнев отца нам сейчас ни к чему, — сказал он и пошел впереди нее.       — Главное — проведи меня до спальни, а там уже Плейона сделает свое дело, — засмеялась Рейна.       Риднар то и дело оглядывался по сторонам, опасаясь увидеть идущего по коридору короля, поэтому повел ее по пустым заброшенным закоулкам, где даже охрану не всегда можно было встретить, которой, впрочем, неважно было, что вытворяли королевские отпрыски, лишь бы вытворяли живыми и невредимыми. Будто чувствуя, что дети с утра успели что-то натворить, Селнар шел прямо им навстречу. Бежать было чревато, потому что король бы сразу заметил ослушавшихся чад, поэтому Риднар поторопился спрятать Рейну в первый увиденный закоулок, а сам как ни в чем не бывало приветствовал отца.       — Добрый день! — воскликнул Риднар и поклонился королю, все это время прижимаясь к стене, чтобы тень беглянки не попала в поле зрения отца.       — Не добрый он, сын, совсем не добрый, — с поникшим взглядом сказал Селнар.       — Что-то случилось? — спросил Риднар и чуть не забыл, что сейчас важнее не расспросить задумчивого отца, а прикрыть Рейну.       — За ужином обсудим новости, а сейчас мне нужно идти, — пробормотал себе под нос Селнар, полностью затянутый хлопотами, и в угрюмом состоянии ушел в сторону тронного зала.       Когда король отошел на безопасное для ослушавшихся детей расстояние, Рейна толкнула брата и возмущенно на него посмотрела.       — Серьезно? — негодовала она. — Ты правда посчитал, что сейчас лучшее время для обсуждения каких-то вопросов, когда я стою и боюсь выдохнуть лишний раз?       — Ну, прости, прости! — раздраженно сказал Риднар и с Рейной под руку продолжил путь в ее покои. — Пошли уже.       Наконец они добрались до заветной двери, и Риднар поторопился завести туда хозяйку спальни. От этого она раздражилась еще больше, потому что и без толчков Риднара могла бы зайти в свою же комнату, которая с легкой руки служанки Плейоны сверкала чистотой. В воздухе пахло стоящими на подоконнике маргаритками. Это были любимые цветы Рейны.       — Надеюсь увидеть тебя на ужине… желательно в платье, потому что отец нам еще нужен живым, — ухмыльнулся Риднар и вышел из комнаты.       Плейона, как и он, принадлежала сообществу прикрывателей Рейны и потому прекрасно знала, где по утрам пропадает ее госпожа. Благодаря трепетному брату она вернулась с прогулки раньше обычного, и служанка в ближайший час не намеревалась появляться в покоях хозяйки. Нарушительница покоя решила никого не ждать и взялась распускать косу. Это оказалось непросто, потому что из-за ветра и быстрой гонки она спуталась. Корни тянуло так, что Рейна ругала все на свете, а в особенности свои волосы.       В комнату летящей походкой зашла белокурая девушка невысокого роста. Если бы в это время по просьбе Риднара, волновавшегося, что сестра опоздает к ужину, не появилась Плейона, Эландор постигла бы ужасная кара, потому что не было ничего страшнее разозленной Рейны, осыпавшей проклятиями даже птицу, пролетевшую перед ее окном.       — Как прогулка, ваше высочество? — поинтересовалась служанка.       Она очень любила поговорить с госпожой, да и сама Рейна находила удовольствие в беседах с Плейоной.       — Потрясающе, Плея! — ответила она, наконец распустив косу. — Похоже, Алмаз сегодня в хорошем настроении: так рьяно он скакал галопом, что Риднар верхом на Рубине не смог нас обогнать.       По комнате разлился звонкий смех Плеи. Она была намного легче и воздушнее Рейны, очень много говорила о нарядах, балах, цветах — обо всем, что должно волновать молодую девушку. Романтичная и ранимая Плея, к восемнадцати годам распустившаяся, словно белый тюльпан, мечтала на одном из таких приемов познакомиться с бравым солдатом и влюбиться в него до конца жизни. А ее высочество эти вещи интересовали гораздо меньше ратного дела и историй о поражавших умы победах армий давних времен. Впрочем, Плея ничего в этом не понимала.       Рейна никогда не относилась к Плейоне как к простой служанке. С самого детства они были настоящими подругами. Кроме почти одинакового возраста их сближали трагические страницы в жизни: Плея рано потеряла родителей. Намного раньше, чем Рейна свою маму.       Несмотря на то что служанка часто получала подарки от своей подруги, постоянно она носила только один — серебряное колечко с маленькими топазами — и хранила его как зеницу ока. Самый первый подарок от Рейны, дорогой не как красивая побрякушка, а как теплая и светлая память об их детской дружбе. Маленьким и тоненьким пальчикам Плеи кольцо с самого первого дня было великовато, поэтому Плея повесила его на цепочку. Рейна, заметив это, принесла другое кольцо, но Плейона отказалась обменять сразу ставший дорогим ей подарок.       Несмотря на то что она никогда не командовала подругой, а только вежливо просила и всегда была рядом в тяжкие для Плейоны времена, служанка все равно называла ее «ваше высочество» или «госпожа», как Рейна ни просила прекратить это делать.       Как только Плея помогла Рейне переодеться , прихватила грязную одежду и убежала отдать ее прачкам, Рейна неторопливо отправилась в ту часть замка, где кипела жизнь. Прежде чем явиться на ужин, перед которым у нее был запас времени, она решила навестить более интересное место.       В это время в одном из залов замка тренировалась королевская армия. В ней служили сыновья из знатных семей, отличившиеся хорошим сложением, силой и знанием военной стратегии. Их главной обязанностью было защищать цитадель. Солдаты выполняли трюки мечами, сражались друг с другом, упражнялись и маршировали. Затем выходили на улицу и набивали руку на луках, арбалетах и булавах.       Рейна часто приходила взглянуть на захватывающее зрелище. Она внимательно наблюдала за соперниками и в уме разбирала каждый удар, каждое парирование, искала причину поражения поверженного в тренировке солдата. Такое рассмотрение и своих, и чужих слабых сторон помогало улучшать боевые таланты и не совершать тех же ошибок.       Иногда Рейна присоединялась к гвардейцам, которые поначалу поддавались ей, но, почувствовав, что ее высочество сражается ничуть не хуже любого солдата, прекратили это делать. Со временем Рейна стала в этой компании своей, и солдаты уже ничуть не смущались ее присутствия, а наоборот, с радостью приветствовали, как старого боевого товарища.       — Желаете присоединиться, ваше высочество? — язвительно спросил глава этой армии, капитан гвардии Орион Мирд.       Рейне он не нравился. Не сходящая с лица ехидная улыбка, напыщенный взгляд и чувство собственного превосходства. Орион восхищался сам собой и любил напоминать о своих победах, будь то успехи в военной службе или на любовном поприще.       Рейна не оспаривала способности капитана, но любила поставить самовлюбленных нарциссов на место, дабы показать, чем может обернуться чрезмерная самоуверенность. Конечно, будет ужасно обидно, если такой прелестный наряд испортит взмах меча, но увидеть, как с Ориона спадает маска высокомерия, — что ж, пусть лучше порвется платье, нежели пропадет такая великая возможность. Рейна, которой, в отличие от Риднара, больше нравились мечи, нежели скучные уроки, прекрасно знала, что Мирд был не самым способным бойцом. В отличии от других командующих он стал капитаном во многом из-за знатного происхождения, а не благодаря выдающимся военным талантам. Потому Рейна не выносила, когда этот молодой человек задирал нос.       Она подошла к одному из солдат и протянула руку, этим жестом попросив у него меч. Юноша расторопно поклонился и отдал свое оружие Рейне.       — Только если вы лично станете моим соперником, — так же с ехидной улыбкой ответила она, подойдя к Ориону.       — Почту за честь, — сказал молодой командующий и для блезиру поклонился ее высочеству.       Рейна взяла оружие и со словами «и не смотрите, что я в платье» вступила в игру. Меч мгновенно стал продолжением ее руки. Она словно исполняла танец — так ловко и изящно парировала оружием и отражала каждый удар. Когда рядом с тобой не вояка, а воин, рассчитывать на силу было, по крайней мере, недальновидно. Капитан, поведясь на пол своего соперника, не думал, что подобный расчет не оправдается. Солдаты, задержав дыхание, наблюдали за схваткой. Два маэстро страстно соревновались и начали пускать в ход свои коронные приемы. Орион в битве был агрессивен и зол, точно волк. Рейна же исполняла роль ловкой, быстрой, хитрой рыси и главной задачей считала не показать свои преимущества, а разглядеть слабые стороны противника. Невзирая на вес меча, она умело им управляла и казалась неуловимой. Как только командующий хотел нанести очередной удар, Рейна уже меняла позицию и поражала тело противника там, где он даже не ожидал. Без того агрессивный Орион рассердился еще больше, понимая, что начинает проигрывать. Рейна заметила это раздражение. Воздух накалялся, а между соперниками будто проносились молнии. Для обоих победа стала делом принципа, и эта стычка превратилась в уже нечто большее, чем просто тренировку.       Рейна знала свои сильные стороны. Внимание помогало уворачиваться от очередного замаха, реакция — отражать удар, а скорость — наносить ответный. Как только она из защиты перешла в нападение, сопернику стало еще тяжелее. Орион никак не мог успеть за ее движениями, за ее ходом мыслей, не мог предугадать ее следующий шаг. Рейна ускорилась, и соперник еле успевал укрываться от молниеносного меча. Из изящной рыси, выследившей свою добычу, она превратилась в настоящую хищницу. С каждым парированием Ориону становилось все труднее. Он собирался в очередной раз нанести, возможно, решающий удар, когда Рейна выбила меч из рук противника.       Было слышно, как все выдохнули. После недолгого молчания солдаты зааплодировали победителю. — Браво, ваше высочество! — сказал капитан, поднимая меч. — Не будь вы принцессой, я бы пригласил вас вступить в нашу гвардию, в сердце желая услышать отказ. Совсем не хочется, чтобы такое милое создание пострадало в бою.       «Или победило вас», — подумала она. Рейна прекрасно слышала, как Орион еле сдерживался, чтобы не говорить сквозь зубы. Самодовольная, но искренняя улыбка сменилась на ее жалкое натянутое подобие.       — Почему вы так уверены, что я непременно пострадаю? — ядовито спросила Рейна, отдавая оружие обратно в руки хозяину.       — Недаром же нежных барышень не берут на поле битвы, — с противной вежливостью ответил Орион.       — Но вас мы бы с удовольствием приняли в свои ряды! — воодушевленно воскликнул один из бойцов. — Однако с вашим титулом вам полагалось бы стать главнокомандующей.       Орион метнул недовольный взгляд в сторону солдата, отчего тот сразу пожалел о вырвавшихся словах и потупил голову. Рейна подошла к совсем молодому пареньку, возможно, ее ровеснику. Боец робко поднял глаза и с облегчением увидел, что она ему улыбается, и не ироничной, как Ориону, а искренней и доброй улыбкой.       — Мне приятны твои слова, — вежливо сказала Рейна, убрав яд из голоса.       Паренек тут же ожил и заулыбался в ответ. Он не только поднял голову, но и распрямился, и гордо встал в стойку солдата, довольный вниманием ее высочества.       Рейна потеряла счет времени, что означало очередное ее опоздание на семейный ужин. Дети редко могли полноценно поговорить со своим отцом, поэтому именно за трапезой Селнар обычно рассказывал последние новости и делал важные объявления своим чадам, так что опаздывать Рейне совсем не хотелось.       Она направилась к выходу, но остановилась рядом с Орионом.       — Я не нежная барышня, господин Мирд, — низким голосом сказала Рейна и вышла из зала.       Слуги подали на стол, а королевский повар спокойно выдохнул, когда опоздавшая вошла в столовую. Селнар и Риднар уже взяли вилки и приготовились есть, но увидев Рейну подождали, пока та сядет за стол.       — Приятного аппетита, — сдержанно сказала она и принялась за свою курицу.       Риднар заговорщически улыбался. Его веселил примерный вид Рейны, словно она весь день не по опушкам бегала, а шила себе свадебное платье.       Через какое-то время Селнар собрался с мыслями и, оставив в покое столовые приборы, обратился к детям.       — Риднар, Рейна, завтра я отъезжаю в Митор, где меня будет ждать Анегер Ридверский, — официальным тоном сказал король. — Планы поменялись, и мирный договор будет заключен на севере.       Риднар резко отложил вилку и непонимающе посмотрел на отца, а Рейна настороженно начала наблюдать за реакцией брата.       — Как в Митор?! — громко спросил он. — Мы же собирались в Ридвер! Ты знаешь, сколько туда дней пути?       — Не дерзи! — повелительно сказал Селнар. — Я прекрасно осведомлен о том, сколько ехать до Митора! В Ридвере снова начались набеги, и я не рискну туда соваться! Поэтому ты остаешься здесь исполнять мои обязанности!       — Я остаюсь? При всем уважении, отец, но ты и так перестал меня подпускать к государственным делам! Со временем я вообще перестану понимать, какое королевство мне предстоит принять! К тому же наследники всегда присутствуют при важных событиях! Слышишь? Всегда!       — А эти наследники должны слушаться своего короля! Слышишь? Всегда! — вспылил Селнар.       Риднар от разочарования начал яростно разделывать бедное животное на своей тарелке, а Рейна застыла и опешила от только что произошедшей ситуации. Обычно она являлась причиной гнева своего отца, поэтому сейчас чувствовала себя неловко. Селнару было необычно видеть, как дети словно поменялись местами. Чаще всего спокойный и серьезный Риднар теперь вел себя, как его сестра, которая, в свою очередь, сидела в изумлении. Такой накал между отцом и братом она наблюдала крайне редко.       — Папа, если Риднар очень хочет, я же могу одна… — начала Рейна, но отец ее перебил.       — Нет, дочь, на тебя одну я королевство не оставлю, — тихо, но все так же строго сказал король. — Если пять дней Эландор смог бы побыть без короля, то десять дней, а то и больше — уже многовато.       Рейна тоскливо вздохнула. За восемнадцать лет она никуда не уезжала за пределы Эландорского союза. Сколько приходилось слышать и читать о северных ветрах Митора, о реках Ридвера. Лишь в Диомер ей не хотелось. По слухам, все живое там умерло, а на троне из костей сидел Вердерт. Хотя Рейне слабо в это верилось, потому что людям свойственно выдумывать небылицы о тех, кто им не нравится. Она же считала, что живое там никак не могло погибнуть, иначе люди умерли бы с голода, а у Вердерта был самый обычный трон, как и во всех других государствах.       Междоусобица не позволяла уезжать за пределы дома. Дав согласие на брак, Рейна надеялась до свадьбы посетить Тапприн, которому суждено было стать ее новым домом, но даже это отец не разрешил: так пекся о дочери.       Начало ужина прошло в полной тишине. Риднар и Рейна чувствовали себя подавленными по своим причинам, а король не стал доставать детей расспросами. Он уже привык к вспыльчивому и порывистому характеру своих чад и всегда давал им время остыть.       Прием пищи, как и прогулки, был некой обязательной традицией для каждого члена королевской семьи. Каждый раз, собираясь за столом, они шутили и смеялись, пытаясь отвлечься от плохих новостей. Раньше, когда была жива королева, во время таких встреч Селнар не любил разговаривать о политике. Он ничего не скрывал от жены и детей, а просто боялся спугнуть свет и уют, которые дарила ему семья. Со временем пришлось нарушить это внутреннее правило, потому что с годами проблем только прибавилось, и лишь на ужинах монарх мог поделиться с сыном и дочерью, чем считал нужным. Король и королева всегда ограждали детей от войны.       Смерть Лиры еще больше сблизила Селнара с ними. Однако спокойному, терпеливому, но принципиальному и не всегда умеющему идти на уступки Селнару было сложно совладать с вспыльчивым и порывистым характером своих детей. Когда не стало Лиры и он остался с ними один на один, без помощи жены, проводившей времени с сыном и дочерью гораздо больше него, король не знал, что делать в моменты их вспышек. Со временем положение дел прояснилось. В минуты разногласий Селнар не трогал детей, зная, что это непонимание ненадолго. Они были так же отходчивы, как и вспыльчивы.       К концу ужина Селнар попытался разговорить детей, но диалог клеился только с Рейной: Риднар обронил лишь пару скупых фраз. Король хотел исправить испорченное настроение сына. Он искренне смеялся и не мог насмотреться на детей. Несмотря на все разногласия, Селнар гордился ими, очень гордился и видел, что из Риднара получилось воспитать достойного, хоть и не во всем согласного с отцом наследника, отличающегося поразительной рассудительностью, а из Рейны — ответственную и храбрую девушку — настоящее львиное сердце.       За бурным разговором, к которому Риднар так и не присоединился, никто не заметил, как завершился ужин, и семья решила пройтись по внутреннему двору, пока погода радовала теплым солнцем, мягким ветром и запахом распустившихся цветов. С дерева на дерево перелетали птицы, напевая свою летнюю песнь.       Рейна шла рядом с отцом, а Риднар позади них, размышляя о чем-то своем.       — Почему ты не носишь подарок Гарала? — спросил Селнар у дочери, нарушив тишину.       Король говорил про кулон в виде пшеничного колоса, красующегося на гербе Тапприна. Принц вместе с отцом, Мауралом Таппринским, преподнес этот подарок во время помолвки как знак принятия в свою семью.       — Надену на свадьбу, обещаю — отрезала Рейна, которая не была в восторге от начатого отцом разговора.       — Ты же понимаешь, что ты почти уже член их семьи, дочка? — спокойно, но довольно строго спросил Селнар. — Их одеяния, обычаи, правила, законы — ко всему этому ты должна уже привыкать.       Это пугало Рейну больше, чем сам факт замужества. Эландор был не просто местом, где она родилась и выросла. Эландор был ее домом. Домом, за который она переживала и болела. Домом, который она любила всем сердцем. Осознавать то, что придется навсегда покинуть его, довольствуясь в лучшем случае поездками раз в год, было настоящим испытанием. Когда подобные мысли посещали Рейну, она мгновенно вспоминала вежливого и обходительного Гарала, не вызвавшего у нее отторжения и своим поведением подарившего ей надежду на удачный брак. Как назло, следом Рейна понимала: каким бы хорошим ни был принц, тоска по Эландору навсегда поселится в ее сердце, и оставалось только верить, что Тапприн окажется дружелюбным местом и сгладит эту тоску.       — Я знаю, что тебе нелегко, — продолжал Селнар. — И мне не легче, поверь. Однако я должен подготовить тебя к новой жизни. Я вижу, как ты стараешься, и безгранично тобой горжусь! Моя Рейна с годами стала смиреннее, спокойнее, нежнее. Счастье видеть тебя такой… взрослой. Я бесконечно тебе благодарен за твою ответственность. Но доведи это дело до конца. Король, королева и принц Тапприна уже приняли тебя. И ты прими их.       Селнар протянул дочери подаренный кулон. Внутри серебряного круга был заключен такой же серебряный колосок, украшенный желтыми цитринами. При знакомстве Рейна из вежливости спросила у Гарала, почему именно это растение является символом их государства, на что принц ответил: «Тапприну повезло с плодородными землями. Мои предки изображали колос пшеницы на знаменах и тем самым выражали признательность благодатным полям».       — Я знал, что он так и пролежит у тебя в шкатулке, и попросил Плейону отдать кулон мне, - пояснил Селнар, заметив смятение Рейны. - Считай это напоминанием. Сделай шаг — надень.       Рейна смотрела на протянутую руку отца, и золотой феникс с расправленными крыльями на ее груди словно начал обжигать кожу при виде соперника. Она взяла подарок, но надевать пока не собиралась: всему свое время. Рейна просто сжала его в кулаке и продолжила путь по саду.       — Я все еще под крылом феникса и не предам его, — сказала она. — Как только я уеду в Тапприн, колос будет на моей шее. Обещаю. Ты знаешь, что я всегда держу свое слово.       Не успел Селнар промолвить и слова в ответ, как к нему подбежал стражник и о чем-то его оповестил. Риднар и Рейна ушли вперед и не смогли расслышать, о чем именно.       — Должен вас оставить, дети, — сказал король, — время с вами летит так быстро. Меня уже ждет главнокомандующий Стелдрод — обсудить отъезд. Подумай над моими словами, Рейна.       Он улыбнулся детям и отправился в свой кабинет. Риднар и Рейна продолжили прогулку.       — Я уже говорил, что горжусь тобой? — с улыбкой спросил он.       — Говорил, но я не прочь услышать это еще раз, — бодро ответила Рейна, но все же нотка грусти в ее голосе осталась после неприятного разговора.       — Я горжусь тобой, — наигранно официальным голосом сказал Риднар, будто не подбадривал ее, а вручал награду за доблесть.       Рейна звонко засмеялась, и яркая улыбка озарила ее лицо. Риднар залился в ответ и искренне обрадовался, что смог хоть на мгновение поднять ей настроение.       — Спасибо, — сказала Рейна, вернув в голос легкую тоску. — Спасибо, что стараешься приободрить.       — Я тебе еще много всего скажу перед отъездом, но послушай: кто бы ни сидел на троне — отец или я, — сколько бы тебя здесь не было — день или целую вечность, — Эландор примет тебя. Выходя замуж, ты не перестаешь быть той, кем была с самого рождения, — его принцессой. До конца своей жизни ты будешь под крылом феникса. Знай это и помни, что тебе здесь всегда рады. Ты и Эландор связаны невидимой нитью.       — Знаю, — кивнула Рейна и еще раз посмотрела на подарок Гарала. — И все же через месяц я спущусь с небес на землю. Заменю порхающего в облаках феникса на растущий в полях колосок пшеницы.       — Можно и не спускаться, — завертел головой Риднар. — Можно просто летать над пшеничными полями. Чем не выход?       Уставшая улыбка медленно расплылась по лицу Рейны. Она всегда удивлялась, как Риднар мудро умел оставаться на обеих сторонах. Прикрывать непоседу-сестру перед отцом во время лесных прогулок, но в то же время напоминать о небезопасности этих вылазок. Не спорить с Селнаром, когда тот пытался подготовить дочь к отбытию в Тапприн, а наедине с Рейной сказать то, что она так хотела услышать.       Неконфликтный, безмятежный Риднар. В глубине души Рейна тревожилась за него, зная, как часто королям приходится идти на распри. Но также она видела, как брату тяжело спорить, вступать с кем-то в противоречие. Иногда Риднар делал выбор в сторону молчания и смирения, лишь бы избежать столкновения. С ним редко случались вспышки гнева, если не считать капризов в детском возрасте. Так редко, что и пальцев одной руки хватит, чтобы их перечислить. Сегодня во время ужина Рейна загнула, пожалуй, второй палец. Первый — замужество Латеит, когда Риднар чуть не разгромил свою комнату.       До сегодняшнего дня она больше пальцев рук не загибала. Даже когда через год, вернувшись из Сиклименда, куда Селнар послал сына с поручением, Риднар рассказал Рейне, что встретил Латеит, навещавшую отца уже в титуле принцессы Канагерта, Риднар не был в бешенстве. Внешне он находился в спокойствии, но печальные глаза выдавали его чувства. «Она несчастлива», — твердил он и чувствовал себя виноватым перед возлюбленной за то, что не смог ничего изменить.       Поэтому сегодня Рейна на ужине изумилась несдержанному поведению Риднара, но поняла его, как никто другой. В последнее время Селнар не посвящал детей в свои планы и редко делился новостями. Когда они сами начинали подобные разговоры, король отмахивался наскучившими фразами «вам не о чем волноваться» или «ничего важного». Риднар и вовсе перестал спрашивать последние известия у отца, привыкнув к тому, что это уже ни к чему не приводит. Только к очередному до крайности надоевшему «вам не о чем волноваться». О поездке короля в Ридвер он услышал от первого советника Лемента. После замужества Латеит Риднару пришлось приложить громадные усилия, чтобы вернуть прежние отношения с отцом.       — Не огорчайся, — сказала Рейна. — Поговори по душам с отцом.       — Я говорил, лучик, и не раз, — потупил голову Риднар. — Он считает, что советников Лемента, Кринга, главнокомандующего Стелдрода ему хватает. Зачем беспокоить ни к чему не годного наследника?       — Зачем ты так говоришь? — остановилась Рейна и встала перед ним, преградив путь. — Отец так не думает.       — Не думай он так, в первую очередь советовался бы со мной! — от огорчения повысил голос Риднар. — Отец видит, что я иначе смотрю на его политику, и не считает нужным интересоваться моим мнением о многих вещах.       Он дошел до ближайшей скамейки и устало откинулся на спинку, обреченно слушая сверчков, которые с закатом солнца начинали играть на своих скрипках. Рейна тяжело выдохнула, пытаясь не выплеснуть гнев на брата, даже не пытающегося еще раз пойти на примирение с отцом.       — На твоем месте я бы пользовалась правами наследника и каждый раз приходила в королевский кабинет, чтобы слушать все обсуждения отца с советниками и командующими, — сказала она, невольно показав рукой в направлении королевского кабинета. — Плевать, кто что подумает, если ты имеешь на то законное право по рождению!       — Легко тебе говорить, — бросил Рейне Риднар и схватился за голову, вконец сгорбившись от навалившихся переживаний.       — А тебе опускать руки! Почему тебе легче сдаться перед лицом препятствий, а не бороться до конца, пока не добьешься своего?! — уже почти кричала Рейна, понимая, что гнев из нее лезет, словно яд из змеи, отравляя чувства брата.       Риднар медленно отнял руки от головы и посмотрел на нее как на предательницу. Рейна почувствовала, что третий загиб пальца не заставит себя ждать, если вовремя не исправить положение дел.       — Потому что это не всегда представляется возможным — добиться своего! — Риднар разговаривал с сестрой, будто она была маленькой девочкой, а он пытался донести до наивного ребенка взрослую истину.       — Ты не прав, — твердо сказала Рейна. — Просто ты боишься идти на крайности. Боишься всполошить то, что и так идет своим чередом. Иногда нужно набраться храбрости и нарушить естественный ход событий. Если бы отец когда-то этого не сделал, если бы он не перенес военную арену в Митор, голодать и бедствовать бы всему Эландору.       Риднар снова схватился за голову, зажмурив глаза, будто от боли.       — Да, я боюсь, да, я не умею идти на крайности, даже когда это необходимо, — вполголоса промолвил он. — И поэтому больше всего я страшусь того дня, когда мне придется сесть на этот треклятый трон. Судьба пошутила над нашими родителями, подарив меня в качестве первенца. Поменяйся мы с тобой местами, тогда бы все встало на круги своя. Мне иногда кажется, что ты ничего не боишься на всем белом свете, что все тебе подвластно. Раненые солдаты, умиравшая на наших глазах мама — ты стойко смотрела в лицо смерти, когда я несмело заходил в комнату, не желая запоминать ее такой. Отъезд из Эландора, замужество — и снова ты проявляешь поразительную силу духа! Видишь: ты ничего не боишься, в отличие от меня.       Рейна широко открытыми глазами смотрела на отчаявшегося брата. У них всегда были теплые и доверительные отношения, но так откровенен Риднар давно не был. Или никогда. Он закрыл лицо, жалея о сказанных речах, которые всегда опасался произносить вслух. Вылетевшие слова означают признание верности мыслей.       Рейна в глубокой тишине, бессовестно нарушаемой мелодичными сверчками, села рядом с обездвиженным Риднаром. Она тоскливо смотрела на замок, где постепенно начинали зажигать свечи, а после опустила глаза на посаженную напротив цветочную аллейку. И так душный воздух из-за распустившихся детей природы стал еще душнее. Стояла невыносимая жара — видимо, скоро должна была случиться гроза. Или это из-за бешено бьющегося серда Рейне уже не хватало воздуха. Она собиралась с тяжелыми мыслями. Чувствовать себя причиной душевного упадка Риднара, внезапно высказавшего все свои переживания, было паршиво, однако она радовалась, что брат наконец выплеснул то, что так долго копилось и лежало тяжким камнем на сердце. Рейна тоже должна была признать чувства, в которых боялась признаться сама себе, в ответ на откровения Риднара.       — Я плакала по ночам, — начала она. — Весь день проводила с мамой: улыбалась, рассказывала истории, разговаривала. А ночью уходила к себе и беспробудно плакала в подушку, боясь, что кто-то услышит. Я не могла видеть, как она увядает буквально у нас на глазах. Не верила, что это наша мама. Но мы были нужны ей. После ее смерти я так же плакала, прижимала мамин медальон к груди, как будто это могло вернуть ее. Днем я была с вами и пыталась и себя, и тебя, и папу вернуть к прежним заботам, делам, чтобы снова войти в привычное русло, из которого мы все после похорон на время выпали. Да, хотелось просто убежать и плакать. Затем спать. Потом снова плакать. Но вы мне были нужны, и я вам была нужна.       — Рейна, я не знал, я… — замешкался Риднар.       — Не перебивай, я еще не все сказала. Сегодня ты меня спросил, готова ли я уехать из Эландора, стать принцессой Таппринской. Я ушла от ответа, потому что на самом деле не знаю. Разумом понимаю, что готова и должна это сделать. А сердце смотрит на этот замок и разрывается от одной только мысли об отъезде. Примет ли меня Гарал такой? Понравлюсь ли я его семье в качестве жены наследника? Не знаю. Приходится цепляться за положительные эмоции от единственной встречи с принцем Тапприна и верой в лучшее будущее. А на самом деле боюсь неизвестности. Но этот альянс значительно восполнит армию и обеспечит Эландор постоянным союзником. Так нужно.       Рейна повернулась лицом к Риднару. Он совсем не моргал, пристально глядя на раскрывающую свои душевные тайны сестру и теперь чувствовал себя ребенком, который прислушивался к не по годам мудрому человеку.       — Есть вещи сильнее страха, дорогой брат. Нуждавшаяся в нас мама. Солдаты, отдавшие жизнь и заслуживавшие, чтобы в последний час их кто-то держал за руку. Эландор, которому я должна крепкий союз. Ты не прав, считая, что я ничего боюсь. Только дурак ничего не боится. Если ты не дурак и осознаешь всю ответственность, взваленную на плечи, то будешь бояться, обязательно будешь. Если этот страх не преодолевать, он так и останется слабостью, тянущей на самое дно. Но если ты, преодолевая его, делаешь то, что считаешь нужным, страх станет твоей силой, каждый раз делая тебя храбрее.       Риднар задумался над ее словами. На сердце становилось спокойнее: Рейна достучалась до него. Теперь отчаявшийся Риднар не чувствовал себя одиноким в своей неуверенности и был благодарен Рейне за откровенный разговор, для которого пришлось насиловать душу, чтобы вытянуть из себя непростые для обоих слова.       — Пересиль себя, — закончила она. — В следующий раз, когда придется добиваться своего, иди на крайности, если это будет необходимо. Сделай шаг навстречу страху.       Риднар робко кивнул, осознавая справедливость сказанного. Ему предстояла огромная работа над собой, чтобы в нужный день, когда Селнара не станет, смело идти по ступеням тронного зала к креслу, определившему его судьбу.       — Как только отец приедет из Митора, я серьезно поговорю с ним, — сказал Риднар, в чьем голосе прибавилось уверенности. — Буду говорить до тех пор, пока не пойму, что слова уже бессильны. Тогда воспользуюсь твоим советом и пойду на крайние меры. Плевать, что скажет отец, ведь он не прав. В конце концов, мне принимать после него Эландор. Я не собираюсь это делать, не зная всей ситуации в королевстве. Спасибо, что накричала на меня. Как оказалось, это принесло свои плоды.       Рейна одобрительно кивнула, и ее лицо озарила милая улыбка. Они расслабленно сидели и друг за другом закрыли глаза от приятного чувства облегчения: сердце перестало бешено стучать, в висках больше не пульсировала горячая кровь, а уши наконец-то прислушались к успокаивающей колыбельной сверчков.       — Почему всегда не может быть так спокойно? — спросил Риднар с закрытыми глазами.       — Потому что мы все время что-то храним в себе, — негромко ответила Рейна. — И, когда мы освобождаемся хотя бы от капли этого груза, чувствуем облегчение, которое почти сродни счастью.       Ни Риднару, ни Рейне не хотелось покидать вечерний сад и возвращаться в душный замок, но приближающаяся ночь все решила за них. Они разошлись по своим покоям, пожелав друг другу спокойных снов, но для обоих этот день еще не был закончен.       Рейна совсем и забыла, что все это время держала чужеземный колосок у себя в руке. Придя в спальню, она раздраженно убрала его в деревянную шкатулку вместе с другими наиболее ценными для нее украшениями. Ценными не потому, что за них можно было отдать много золотых. Ценой их наделяли воспоминания и люди, связанные с той или иной вещью. Рейна подумала, что, положи она подарок Гарала в эту особенную коробочку, он станет драгоценнее, но ошиблась. Ничто не стояло за этим колоском, кроме напрасных переживаний. Она поторопилась убрать кулон из этой сокровищницы, но его цепочка задела другую, на которой висел мамин медальон. Рейне даже стало смешно, что она пыталась придать какую-то значимость бездушному подарку, когда в том же месте лежала вещь, скрывающая в себе тоску и боль.       Может быть, когда-нибудь колосок и будет в этой шкатулке, но не сегодня и не сейчас. Рейна аккуратно распутала цепочку с медальоном Лиры, положила его обратно в шкатулку и бережно убрала коробочку в деревянный расписанный узорами комод. Подарок она просто оставила на столе. Пусть будет все время на глазах и напоминает о предстоящих переменах.       Рейна подошла к окну и в тысячный раз порадовалась тому, что в Эландоре почти не бывало холодной погоды, как, впрочем, и во всем раздробленном Алавиноре. Даже северные Митор и Диомер редко знали суровые ветра и снег и славились лишь промозглыми дождями. В особо жаркие месяцы Рейна могла перед сном вдыхать свежий воздух, который к позднему вечеру успевал остыть.       В дверь постучались, и в спальню с улыбкой зашла Плейона.       — Устали, ваше высочество, — сказала служанка, заметив томный взгляд Рейны. — Сложный день?       — Да, не из простых, — ответила она и сняла тиару, которая уже начинала ее раздражать. — Как твой день прошел, Плея?       — Хорошо, — звонким голосом начала рассказывать служанка, развязывая сложные шнуровки платья Рейны. — Получила письмо от своей тетушки из Сиклименда! Пишет, что скучает и хочет, чтобы я приехала. Давеча три года не виделись. Еще слышала, как люди обсуждают, будет ли праздник в честь Дня Благоденствия. Десять-то лет назад сомнений не было в этом: война-то вроде подутихла, а сейчас кто знает из-за этого Диомера. Не слышали ни о чем таком? Было бы прекрасно устроить хотя бы скромный бал: солдаты же там будут, и я себе новое платье бы сшила — загляденье! Взяла бы ткань лилового цвета: обожаю этот цвет, ну вы знаете, а еще у меня потрясающие ниточки золотого цвета есть, ахнешь от красоты! Ой, или вы бы тоже хотели лиловое платье? Тогда я бы другую ткань использовала!       Рейна не удержалась и залилась заразительным смехом. Ее забавляло, как в голове подруги проскакивал ворох мыслей, и в конце концов не совсем было понятно, о чем именно она хочет поговорить: то ли о тетушке из Сиклименда, то ли о Дне Благоденствия, то ли о платьях. Рейна уже привыкла к такой манере и даже умилялась ей, поэтому всегда отвечала в том же духе.       — Плея, если ты захочешь навестить тетушку, я с удовольствием договорюсь, чтобы тебя отвезли в Сиклименд. Отец о празднике ничего не говорил, и не думаю, что в нашем нынешнем положении он состоится, и лиловое платье я могла бы уступить тебе.       — Ой, я что, опять сразу кучу вопросов задала? — спросила Плейона, и кроткий хохот проскользнул в ее голосе.       — Все в порядке, Плея, я успеваю за всеми твоими вопросами, — отсмеявшись, сказала Рейна. — Но думаю, что беспокойства о празднике и платье излишни. Не время Дню Благоденствия.       — Но он празднуется всего раз в десять лет, ваше высочество! — воскликнула Плея от досады. — Неужели вам не очень интересно? Вашему высочеству ведь тогда было всего восемь лет.       — Нет, не очень интересно, — безразлично ответила Рейна. — Потому что не время.       Она переоделась в белое атласное ночное платье и поверх надела такой же халат, подол которого развевался от постепенно усиливающегося ветра. Определенно, в ближайшие дни погода собиралась подпортиться, о чем и толковала удушливая жара.       Краем уха Рейна услышала, как стража отдает честь и поняла, что к ней, как и обещал, идет отец. Плея заторопилась убрать всю одежду, чтобы не задерживаться в покоях хозяйки. Король постучал в дверь и спросил, можно ли зайти.       — Заходи, папа! — крикнула Рейна.       Селнар зашел в спальню, Плейона поклонилась ему и быстро вышла из комнаты.       — До завтра, Плея! — крикнула вдогонку ей Рейна.       — До завтра, ваше высочество! — в дверях поклонилась госпоже служанка и ушла к себе.       Король мягко засмеялся над торопыжкой Плеей.       — Смешная она, — сказал Селнар и посмотрел на дочь, которая слабо улыбалась.       Она была обижена на отца, несправедливо отнесшегося к своему сыну. Хоть Риднар и обещал поговорить с королем после его приезда из Митора, но Рейна решила заложить почву уже сейчас и собиралась всем своим видом показывать, что не одобряет такое отношение отца. Она демонстративно стояла около окна и смотрела вдаль, игнорируя присутствие короля.       Он закатил глаза, догадавшись, что за пантомиму играет дочь.       — Ты подумала над моими словами насчет подарка? — начал Селнар, надеясь разговорить Рейну.       — Подумала, — сдержанно кивнула она и взглядом указала на колосок, одиноко лежавший на столе.       — Упрямая же ты, дочка, — обреченно сказал отец. — Можешь больше не дуться из-за Риднара. Я уже поговорил с ним. Извинился и дал много поручений государственной важности, пока меня не будет.       Селнар встал рядом с дочерью и следил за ее реакцией на такую новость. Рейна оставила демонстративную деловитость, и довольная улыбка появилась на ее лице.       — И как к этому отнесся Риднар? — спросила она.       — О, Риднар счастлив, — расхохотался король, вспомнив воодушевленное лицо сына. — Я объяснил ему, что произошло, почему пришлось поменять планы, и он понял меня.       Рейна была счастлива за брата не меньше, чем он сам. Она представила, как Риднар радовался просьбе помочь своему отцу и королю, и сердце Рейны успокоилось еще больше.       — Ты правильно поступил, — кивнула она. — Не отталкивай его. Риднар рассудителен и осторожен. Мне кажется, когда мы уже который год идем по лезвию, осторожность — самое нужное качество для будущего правящего короля. Пойми его чувства и позволь быть полноценным наследником своего отца.       — Я постараюсь, хотя найти полное понимание у нас вряд ли получится, потому что Риднар абсолютно по-другому видит будущее Эландора, но прислушиваться к его советам, думаю, стоит, — король будто самому себе объяснял только что понятую истину. — Все-таки он уже не маленький мальчик.       — Постарайся, — сказала Рейна и устремила взгляд в окно. — Я не хочу находиться меж двух огней.       — Не будешь, обещаю, — Селнар ободряюще приобнял дочь за плечи и поцеловал в голову.       Любимая дочь. Радость и боль короля. Сколько бы он на нее ни гневался, сколько бы они ни спорили, Рейна была все тем же лучиком для него. Было невообразимо тяжко отдавать свою принцессу в чужую страну чужим людям. Как она там будет? Будет ли счастлива? Полюбит ли ее муж? Селнар просил саму судьбу, чтобы последней болью, которую испытала в своей жизни дочь, была бы смерть матери. Чтобы там, в Тапприне, ее любили так же, как и здесь. Чтобы годы, проведенные в Эландоре, Рейна не вспоминала как самые лучшие. Чтобы там ей жилось намного счастливее, чем дома.       Селнар должен был отдать свое главное сокровище. Не только для армии — для ее безопасности. Он надеялся, что дочь, выйдя замуж за Гарала и став принцессой Таппринской, будет далека от нескончаемых распрей Алавинора. Какую тяжесть убрали с сердца любящего отца, когда Рейна без споров согласилась на брак! Какой камень упал с души, когда он увидел статного и вежливого принца, с которым дочь общалась без всякого навязывания! Тогда Селнар понял: велик шанс, что его дочь полюбят, и она полюбит и будет в безопасности.       От воспоминаний у короля пробежала скупая слеза.       — Какая же ты стала взрослая, моя непоседа, — прошептал он и погладил дочь по голове. — Вернуть бы время хотя бы на десять лет назад. Нет никакой войны, Лира жива, и мы танцуем на празднике Дня Благоденствия, а вы с Риднаром такие маленькие.       — Ты не был в восторге от моих проказ, — ухмыльнулась Рейна. — Так что для тебя же лучше, чтобы я оставалась взрослой.       — Возможно, — Селнар рассмеялся. — Но тот день я помню как вчера. Я помню последний праздник. Ты была такая веселая, такая маленькая, но уже очень храбрая. Не побоялась подойти к королевской гвардии и попросить меч, который был тебе не по руке. Не боялась оправившихся от ран солдат — мы тогда пригласили бойцов в благодарность за службу. Я помню, как ты гладила их только что зажившие раны и приговаривала, что все пройдет. Я все это помню как вчера. И самое главное — что ты совсем не изменилась.       Повзрослев, Рейна не раз навещала раненых бойцов, часто помогала в лазарете и дарила надежду на выздоровление. Многих солдат она держала за руку в их последний час, поэтому уже давно перестала бояться смерти.       Казалось, у Селнара глаза были на мокром месте.       — Полно тебе, папа, — сказала Рейна, у которой глаза тоже вот-вот собирались намокнуть от слез. — Что это на тебя нашло?       — Я зашел попрощаться, дочка, мы завтра отъезжаем до рассвета, чтобы к вечеру успеть к границе с Намироном. Будем скакать как можно быстрее, может, получится сократить время пути.       Рейна понимающе кивнула и крепко обняла отца. Пусть по жизни она не во всем была согласна с ним, пусть время от времени они вздорили, но Рейна всегда знала, что отец заботился о своих детях и безумно их любил. Просто редко говорил об этом вслух, как и она. Рейна тоже не умела говорить слова любви, но всегда доказывала ее на деле, заботясь о своих родных и оберегая их, насколько это было возможно.       — Возвращайся скорее, — улыбнулась Рейна самой светлой улыбкой.       — До встречи? — так же засияв, спросил Селнар.       — До встречи, — снова кивнула Рейна и во второй раз обняла отца еще крепче.       Они пожелали друг другу добрых снов, и Рейна со спокойной душой легла в мягкую постель. Однако кошмары приснились ей в ту ночь.