***
Сибил отыскала в толпе Клайда. Сегодня она решила, что он не так уж дурён, как при первой встрече. Напротив, ему был очень к лицу его костюм, а в его манере сидеть и держать поводья ощущалась грация и врождённая страсть к лошадям. Только ли к ним?.. Оказалось, что он тоже высматривал Сибил. Она сразу заметила, каким огнём загорелись его глаза при встрече, и доверчиво подъехала ближе. К несчастью, рядом находились какие-то люди, и Клайд изъявил радость по поводу нового свидания весьма сдержанно и даже благородно. - Вы прочли мою записку? - спросил Клайд таким тоном, каким всегда спрашивают, заранее зная ответ. Сибил могла быть смелой и умной в политике, но для любовной игры в ней жило ещё слишком много простодушия, и она не понимала логики Клайда. - Да, - последовал её размеренный ответ. Клайд оказался очень изобретательным и хитрым - под его покровительством Сибил затерялась среди столпотворения. Совсем скоро они скакали к лесистой зоне. Клайд и его конь были здесь впервые, но по какому-то наитию наездник различал юг и север, чувствовал каждый камешек и увлекал Сибил всё дальше. Когда они спрятались так, что до них не долетали даже звуки охотников, Клайд ласково заговорил: - Как всё же хорошо, что вы были такой доброй и согласились убежать со мной. Я терпеть не могу охоту. Вы как думаете, это гуманно - стрелять бедных птиц и лисиц? - Стрелять вовсе не гуманно, - тихо ответила ему Сибил. - Хотя есть случаи крайней необходимости. Она говорила о своём, но Клайд не понял её и с досадой замолчал. Он лихорадочно пытался завязать разговор, но ничего не шло ему в голову, затуманенную близостью хорошенькой девушки. Наконец он выдумал незатейливый ход: перевесился в седле и невинным, просящим тоном воскликнул: - Позвольте мне поцеловать вас? Он ожидал, что такие простые слова тронут Сибил. Она же осталась равнодушна, хоть и не отказала. - Зачем-то же вы меня выкрали, - сказала она, пожав плечами и радуясь тому, что сердце её оставалось холодным. Сибил не боялась: она знала, что одно её слово может оборвать всё. Это было совсем не то что с Томом, где каждая их минута была велением лишь сердца и судьбы. К списку её чувств на тот момент можно было прибавить какое-то жалостливое, насмешливое умиление. Клайд потерся о её губы своими с уверенностью: он думал, что это её первый поцелуй и она придёт в восторг. Так вот оно как, когда на твоих губах - губы чужого человека! Сибил попыталась представить Тома и то, что произошло вчера в гараже - но нет, это было совсем не то. Слава богу, умница-лошадь вовремя переступила с ноги на ногу, разрывая поцелуй. Сибил внезапно почувствовала усталость. - Я думаю, не стоит торопиться, Клайд. - Но ведь я вам нравлюсь? Знаю, что нравлюсь. Он знает! Он правда думает, что знает! Сибил хотела презрительно рассмеяться, но вовремя опомнилась и прикусила губу. На Клайда это произвело неизгладимое впечатление: теперь его влекло к Сибил ещё больше. Пустышка, наглец, вертопрах, кричало всё внутри неё. - Вы чудесный молодой человек, но я не могу, - сказала она, смутно вспомнив наставления матери перед её первым выездом в столицу. Клайд прикусил губу тоже, невольно копируя мимику своей собеседницы. Он был раздосадован этой холодностью, но эта же самая холодность и подогревала его интерес - Тут, конечно, какой-то другой человек, которого вы любите, или воображаете, что любите. - Я не буду обсуждать это с вами. Тут Клайд, распалённый гневом, совершил ошибку, которой Сибил впоследствии долго не могла ему простить. - Что же ваш возлюбленный не предложил вам руку и сердце? - резонно спросил О'Коннор. - Что же вы не предложили? - резко парировала Сибил. О, этот мальчишка не знал, с кем пытался затеять игру! Сибил слишком многому научил пыл дебатов и грубость митингов. Она молчала, наслаждаясь замешательством Клайда, потом слегка высокомерно улыбнулась и сказала: - Прощайте, мистер О'Коннор! - Сибил с облегчением вздохнула и, повернув лошадь, пустила её в ту сторону, откуда доносились первые выстрелы.***
Мэри вполне могла бы гордиться собой: охота так увлекла её, что она с утра почти не думала о Мэттью. Леди Кроули ухитрилась не столкнуться лицом к лицу с предметом своих беспокойств на поляне для охотничьих сборов. Она старалась представлять только чарующую прохладу девственного леса, как будто сошедшего с картинок книги о Робине Гуде, которую Карсон читал ей, когда он была маленькой. Стоило одной из гончих унюхать след, как охотники пустили вскачь своих лошадей, устремляясь вглубь леса. Кровь закипала в жилах Мэри; она ринулась за остальными. Но Мэттью ждал её на мосту. Его лошадь кинулась наперерез к её, и образовалась неминуемая пробка. Остальные охотники, досадуя на потерянные минуты, двинули в объезд. Мэри и Мэттью отстали от всех. - Мэри, выслушай меня, - заговорил он, перехватывая желанную руку в перчатке. - Всё, что я сказал тогда, было правдой. Мэри покачала головой, вскинув на него большие усталые глаза цвета сорокалетнего вина. На мгновение её фигура в светло-серой ладной амазонке утратила царственную осанку, а головка в шляпе с пером склонилась на грудь. - Я не сомневалась в этом, Мэттью. Но здесь ничего не может быть. Если я хоть попытаюсь что-то тебе объяснить, то ты возненавидишь меня. - Ты не можешь этого знать, - только и сказал он. - Я знаю себя, Мэттью. Мэри развернула лошадь и поскакала прочь. Куда угодно, лишь бы как можно скорей, лишь бы не видеть больше любящего взгляда его голубых глаз, не слышать этих слов. Столько раз Мэри представляла себе, как она покорит его, заставит просить о частичке внимания, и вот сама испытала непревозмогаемую боль, которую хотела причинить ему. Мэттью не знает, какая она внутри, а когда узнает, то лишь разочаруется. Уж лучше обрубить это на корне. Сама не понимая, что делает, Мэри стукнула каблуками лакированых сапожек по бокам лошади. Она мчалась быстро, локоны вытрепались, глаза горели. Она задыхалась, а перед глазами кружил весь мир. Из взмокревших ладоней выскользнули поводья, Мэри ухватилась за шею лошади, но поздно. Она уже пошатнулась в седле, и через мгновения мир сузился до темноты. Крик: "Мэри!" (кажется, это голос Мэттью; хорошо, что перед смертью она услышит именно его).Сквозь кромешную тьму и тишину она еще чувствовала, как он подхватил ее с земли, а дальше была лишь пустота и он: его руки, успокаивающе-теплые нежные пальцы, трущие ее виски, и его родные слова, уже неразличимые.